Имена

Отабек надежный. Это Юра понял давным давно. Он как столетний дуб, который ни вырубить невозможно (топор сломается), ни распилить пополам (пила застрянет), ни выкорчевать (глубины раскопок не хватит) Только сжечь можно. Разлить бензин безразличия по остаткам вековой души, поджечь ярой ненавистью и сдуть пепел по ветру.ч Алтын крепкий, могучий, спокойный, собранный… Список сложно продолжать до бесконечности и Юра действительно готов этим заниматься. Готов прославлять эту могущественную силу, эту вековую гордость и властное спокойствие, которое, похоже, тянется еще от далеких предков казаха… — Ничего себе, родословная, — тянет Юра, рассматривая ветвистое генеалогическое древо Алтынов. — Раз, два, три… — считает он строчки с именами. — До шестнадцатого колена?! — удивленно восклицает Плисецкий. В его широко распахнутых глазах читается изумление и восторг. — Это же ахренеть как много, Бека! Отабек мягко улыбается. И Юра видит отражение этой улыбки в старых выцветших фотографиях на длинном пожелтевшем листе. Отец… Дед… Прадед… Дальше только сухие имена, но и в них Юра слышит нечто такое… Древнее? — В моей семье считается, ди и считалось, что история Рода очень важна, — пожимает Бек плечами. — Однако здесь показаны лишь мужские линии. Только те, с которыми передалась фамилия. Юра проводит по самому низу листка. — То есть, у тебя сейчас как минимум восемнадцать двоюродных и троюродных братьев? — Ага, — кивает Отабек, проводя рукой по золотистым волосам Юры. Тот усмехается как-то растерянно. — А у меня только дедушка и кот. Плисецкий смотрит в карие глаза Алтына и видит в них темную кору векового дуба, который нельзя ни вырубить (топор сломается), ни спилить (пила застрянет), ни выкорчевать (ни один экскаватор не справится с такой глубиной). Этот дуб можно только сжечь. Полить бензином безразличия вековую душу и поджечь ненавистью и презрением. Плисецкий тянется за поцелуем. У него совсем нет спичек и желания их искать.