Браво, теньент!

Ноймар встретил ее теплым южным ветром, достаточно редким в это время года. Георгия довольно улыбнулась и откинула капюшон плаща, радуясь весеннему теплу и мягким лучам солнца. Она дома! Утром к ней, как обычно, заглянула Леона: женщины обожали шадди и любили неторопливо смаковать ароматный напиток и беседовать о насущных делах. Они обе очень любили эти утренние часы и ценили общество друг друга. Невестка с улыбкой устроилась рядом с Георгией за маленьким столиком, сервированным фамильным серебром, привезенным из Олларии. Привычно отослав служанку, Георгия лично разлила темный напиток по чашечкам. — Я жду вашего рассказа, — молодая женщина вдохнула горьковатый аромат и поднесла напиток к губам. И Георгия принялась рассказывать об отце Георге и помощи горожан в строительстве приюта. Леона слушала внимательно, неторопливо делая глоток за глотком. Но чем больше Георгия рассказывала, тем более недоуменно смотрела на нее Леона. — Вас что-то очень сильно огорчило? — наконец вымолвила она. — Нет, что тебе пришло в голову? — с безмятежной улыбкой отозвалась Георгия и внутренне напряглась. Леона была очень проницательна. — Значит, мне показалось, — вернула ей улыбку невестка. — Лучше расскажи мне о домашних новостях, Лео. Внуков я еще не видела, как они? С легкой улыбкой очаровательная кэналлийка рассказывала о наследниках рода, в чьих жилах перемешалась южная и северная кровь, и пока никому не было ясно, какая же переборет. Слушая о проказах малышей, Георгия расслабилась. Все хорошо. Леона была когда-то чужой невестой, но подчинилась воле родителей, вышла замуж за Людвига и нашла свое счастье. И у Маркуса все сложится хорошо. Она постарается подольше придержать Берту, девушке ее сын явно по душе, значит, будет стараться завоевать его сердце. Даст Создатель, через год сыграют свадьбу. Отдавшись таким приятным мыслям, она не сразу расслышала, что говорила Леона. — Вы не будете возражать против ее отъезда? — в голосе невестки прозвучало недоумение. — Но граф может счесть это за оскорбление! Отправляя дочь сюда, он явно рассчитывал на иной исход. — Прости, милая, — извиняюще произнесла она. — О ком идет речь? — О графине Берте Вэртен, конечно, — Леона слегка обиженно посмотрела на свекровь. — О ком еще? — Но почему она должна уехать, что за глупости? — вырвалось у Георгии. — Разве ей не нравится здесь? — Нравится. Но она ехала сюда с определенной целью, рассчитывая на большее, чем просто дружеское расположение Маркуса! — Он не тот человек, кто сразу готов раскрыть свои чувства. Ей надо набраться терпения. Георгия нахмурилась. Берта не должна так просто покидать Ноймар! — Они объяснились, — грустно заметила Леона. — Девушка весь вечер просидела у себя, не вышла к ужину, и я сочла необходимым поговорить с ней. Маркус сказал, что ценит и уважает ее, желает ей встретить человека, достойного ее, но сам не может составить ее счастье, ибо он не может поступить подобно Эгмонту Окделлу — любить одну, а жениться на другой, даруя ей лишь имя. Георгия поставила на стол чашечку с шадди. — Далеко все зашло, — вырвалось у нее. — Но кто она? — в черных глазах вспыхнуло любопытство. — Это не наши девушки, не так ли? Я бы знала! Неужели кто-то из Лаутензее? Времени он провел там достаточно. Но я не знаю, к сожалению, местных семей. Она дочь барона или ординара? — Ее зовут Дейдри Олбрехт, она дочь торговца шерстью. Белоснежная ручка невестки дрогнула, и она едва не выронила молочник. — Но это невозможно! — уверенно заявила она. — Маркус никогда не был замечен даже в заигрывании со служанками или торговками! — Однако это так. Он заявил, что только эта девица станет его женой. — Она, наверное, колдунья или необыкновенная красавица, — мечтательно протянула Леона. — Хотела бы я на нее посмотреть! — В ней нет ничего необыкновенного, уверяю тебя. Ее с Бертой и сравнить нельзя! — резко бросила Георгия. Леона замерла, смотря на холодное, застывшее лицо свекрови. — К тому же она очень молода, ей рано под венец. Словом, блажь. Несколько минут в комнате царила тишина, затем Леона тихонько вздохнула: — Незнатная, не очень красивая, слишком юная для венца. Тогда это серьезно, матушка. — Это блажь! Не знаю, что нашло на моего сына, но рано или поздно наваждение пройдет и он осознает, насколько это чувство недостойно его. — Хотела бы я видеть девушку, затмившую Берту. Ею очарован весь двор! — Ничего особенного, я же сказала! Волосы чудесные, тут ничего не скажешь, глаза красивые, брови вразлет. Тоненькая, как стебелек, но женщины ее сословия быстро расплываются. — Так вы видели ее? Где? — В Вайзтанне, — неохотно ответила свекровь. — Семья переехала туда из Лаутензее. Леона выжидающе молчала и Георгия вынуждена была продолжить: — Я предложила ей блестящую партию. Но и она, и ее отец отказались и предпочли вновь вернуться на свою родину — Надор. — Вот как! Вы нашли подходящего жениха, но девица рассчитывала на большее? — Представь себе. Она пользуется успехом, эта крошка Олбрехт. В Лаутензее на ее прелести обратил внимание Штефан Номаль. Он написал мне отчаянное письмо, прося помощи. Ума не приложу, чем она их взяла! Но девица отвергла жениха. Видно, баронская корона блекнет, когда на кону родство с герцогской семьей! — Этого не может быть! — вырвалось у Леоны. — Штефан и дочь торговца! Он женится на кривой, хромой, юродивой, если она принесет ему деньги и возможность войти в знатный и известный род! С этой девушкой что-то не так, матушка. И Маркус, и Штефан слишком дорожат и своим именем, и честью, чтобы дать простой торговке свое имя. — Видно, родители с детства готовили дочь к другой жизни: она играет на музыкальных инструментах и знает языки. — Самоуверенно для торговцев! — усмехнулась Леона. — Если мечты не осуществятся, то вряд ли девушка будет счастлива. *** Рудольф тяжело поднялся с кресла и подошел к окну: спина болела все сильнее. Надо было еще вчера вызвать лекаря, чтобы растер своими мазями и сделал массаж. Ненадолго, но полегчало бы. Но на себя, как всегда, не хватало времени. Надо хотя бы сейчас ненадолго лечь и позвать мэтра Гонди. Но только он взялся на шнурок, раздался осторожный стук в дверь. Герцог поморщился: он просил не тревожить, и, если кто-то все же осмелился это сделать, значит, что-то срочное. — Войдите! — рявкнул он и потер ноющую спину. — Маркус? Что случилось? — невольно вырвалось у него, когда он увидел, кто переступает порог комнаты. Самый спокойный и выдержанный из его сыновей был явно не в своей тарелке. — Мне надо поговорить с вами, отец, — решительно произнес он. Рудольф с тревогой посмотрел на сына. Невозмутимость Маркуса вошла в семье в поговорку, и поэтому его взволнованный вид не мог не удивлять. — Слушаю, сын, — он оперся спиной о подоконник. — Садись. Но Маркус мотнул головой и так и остался стоять. Рудольф тоже застыл у окна, ожидая продолжения. — Мне необходимо, чтобы вы ответили мне на один вопрос, — выдавил Маркус. — Правдиво ответили. Рудольфу очень захотелось резко поинтересоваться, когда это он лгал сыну, но слова застряли в горле: в глазах Маркуса был страх. Чего он боялся? Что отец солжет? Скажет правду? Откажется отвечать? — Спрашивай. Я готов ответить за себя. К государственным и чужим тайнам это не относится. Маркус несколько секунд молчал, собираясь то ли с духом, то ли с мыслями, а затем выговорил незнакомым, хриплым голосом: — Вы отдали приказ о ликвидации семьи Эгмонта Окделла? Ведь детей убила не безумная герцогиня, не так ли? Их застрелили, верно? Рудольфу Ноймаринену показалось, что из легких выбили воздух. — Что?! Да как ты смеешь, щенок? Откуда ты это взял? Он шагнул вперед и замер в двух шагах от сына, с трудом удерживаясь от того, чтобы не схватить его за плечи и тряхнуть изо всех сил. — По какому праву вы, виконт Ноймар, смеете спрашивать меня об этом? — Ответьте мне отец, прошу вас! — Маркус смотрел на него, не отводя глаз, и в них плескались страх и надежда. Герцог Рудольф молчал долго, наблюдая, как сжимаются в жесткую линию губы и медленно, очень медленно гаснет надежда в глазах. Проклятье! Этот мерзавец Эгмонт ухитряется пакостить даже из могилы! Мало того, что загубил свою семью, так еще тянет руки к его! — Почему тебя заинтересовали эти события? — Пока я не могу этого сказать. Это… это касается не только меня. — Тогда откуда узнал? — Провинция не столица. В Надоре знают, как погибли Окделлы. Знаешь, что говорят? Скалы помнят. — Пафос в стиле Окделлов. — Они умерли. Отец, прошу… Рудольф молчал. — Я понял, простите, — Маркус очень медленно повернулся и взялся за ручку двери. — Стой! — рявкнул Рудольф. — Я не Повелитель, чтобы клясться кровью, поэтому могу тебе только дать слово, мое слово. Я настаивал на том, чтобы сына Эгмонта лишили титула и отправили в монастырь. Его сестер можно было со временем удачно выдать замуж и, возможно, передать титул мужу одной из них. Мальчишка был мал и не опасен, его мать и сестры — тем более. Лишняя кровь никому и никогда не нужна. Маркус вздохнул с облегчением и несмело улыбнулся. — Простите меня, отец. Спасибо. — Надеюсь, ты все же расскажешь мне, зачем потребовалось ворошить эту историю, сын! — Скажу, — казалось, Маркус только сейчас вспомнил, как дышать. — Дайте мне время, отец. Рудольф кивнул. — Я получил письмо от Одо. Он справляется, не собирается ли Берта домой. Неужели ты отпустишь такую красавицу? На лицо Маркуса набежала тень. — Графиня очаровательна и заслуживает любви и преданности. Это именно то, чего я не могу ей дать. Рудольф тяжело оперся на подоконник. Он, по правде, считал помолвку делом решенным, рассматривая этот брак как весьма выгодный для дома. К тому же Одо он весьма уважал и радовался предстоящему родству. И вот, пожалуйста. — Чем же она не хороша для тебя? — Я люблю другую, отец. Дети влюбляются и не всегда по воле родителей — общеизвестная и не столь уж редкая истина. Правда, от Маркуса он такого не ждал. Впрочем, кто ждал, что его самого очарует голубоглазая Георгия? — Кто же эта чаровница, что смогла затмить Берту Вэртен? — миролюбиво поинтересовался он. — Я что-то не заметил, чтобы ты уделял внимание кому-то из местных эрэа. — Она из Лаутензее. Вернее, из Надора. Они переехали туда несколько лет назад. — Надо-о-ор, тогда понятно. Как ее зовут? Что ты молчишь? — Дейдри… Олбрехт. Если Рудольф и был поражен, то не показал этого. Медленно провел рукой по волосам, поправил безупречный воротник и только после этого заговорил: — Гордые нынче селяне пошли. Или кто она у тебя? Требует, чтобы, значит, у родных руки не замараны были? С каких это пор Ноймаринены ищут невест среди поселян? — Ее отец — торговец. Но Манлий тоже не мог похвастаться благородным происхождением. — Ты про девочку в окошке забыл, — хмыкнул Рудольф. — Я не дам согласия, что делать будешь? — Ей надо еще подрасти, — серьезно ответил сын. — За это время, надеюсь, и вы, и она привыкнете к мысли о браке. — Так что, невеста пока не согласна? — Я постараюсь ее переубедить, — серьезно ответил Маркус. — Тебе следует показаться лекарю, — припечатал Рудольф. — Ступай.