«Плач кита, не плач потери, он плачет от тоски, не замечает, но лелеет ту боль и тот порыв». Плачет кит, от боли стонет, Жизнь отпела свой куплет. Он в воде кровавой тонет, Вскоре боль свою утопит.
***
«Отпусти ее», — говорил отец, — «люди умирают, это их судьба, это их неизбежность и мы ничего не можем сделать». Да, ничего, лишь уйти вслед за ними. Люди смертны, люди ничтожны. Смертна и я, моя сущность, мой разум и тело. Смогу ли я уйти следом за ней? Столь родным и близким человеком, не откажусь ли я от неминуемого конца, не полюблю ли я свою никчемную, жалкую жизнь? Мой кит живет, живет каждую секунду вместе со мной, каждую минуту и час за часом, он ждет продолжение, он его жаждет. Он нетерпелив, он жаден. Но жажду ли этого я? Не знаю, я уже ничего не знаю. Что еще он заставит меня сделать, что еще я должна буду вынести? Я причиняю вред не только себе, но и окружающим, все же, лучше ему избавиться от меня. Любая случайность, несчастный случай, что-нибудь… Один лишь шаг и над моим изуродованным, бездыханным телом соберутся толпы людей. Принесут свои соболезнования, кто-то искренние, а большинство за спиной улыбнется от радости. А что дальше? Дальше ничего, лишь пустота и тишина — спокойствие, к которому я так стремилась. Но оно мне противно, более нежеланно, я уже нашла свое утешение — недетскую игру, исход которой — смерть. Не важно, выиграю или проиграю, важно, что моя прогнившая душенька все же сгорит в адском пламени. «Что ты с собой делаешь?», — вопил отец. Его теплые, вспотевшие от напряжения руки перевязывают мои порезы, маленькие серые бриллиантики, заглядывающие внутрь меня, пытаются прочесть мои мысли. «Почему ты не можешь забыть и жить дальше?». Забыть? Смешно, это как минимум невозможно. Жить дальше? Разве можно собрать разбитый стакан по кусочкам и снова испить из него? Нет. «А почему ты не можешь заткнуться и оставить меня в покое?». Почему он не уходит? Молчит, продолжает перевязывать кровоточащую рану. Лучше бы он сгинул, я никогда не прощу его, его предательства. Невинное лицо и некая забота не сможет растопить и без того разбитое и заледеневшее сердце. Почему сердце? Это люди придумали, жалкие людишки, привыкшие все усложнять. «Уйди от меня». Новый день, такой бессмысленный, как моя жизнь. Единственное утешение, что я осталась дома, одна, без этого мерзкого предателя отца. Забиться в угол и ждать ночи. Не есть, не пить, киты не питаются этой противной едой. Для жизни нужна вода, она нужна и моему существованию. Часы летят, время не ждет и не щадит никого, оно жестоко. Я не вижу своего кита, я его не слышу. Может, несколько слоев бинта не позволяют расслышать его шепот? Я ненавижу его, но он же мне необходим. Зависимость, вот что это, и я понимаю. Некогда белые бинты окрасились в багровый оттенок, затейливый и невероятно красивый. Наверное, только ради этой красоты и стоит резать руки. Что еще мне сделать? Что еще ты попросишь, ненасытная тварь? Но я знаю, и ты знаешь, что каждое твое желание безотказно. Мне страшно осознавать, что покорилась какой-то наглой рыбешке, засевшей в моем разуме. Кит задает, а я выполняю. Он жаждет, жажду и я. Страху нет места, я должна была отказаться от него еще тогда. «Запомни, это не будет просто, ты подвергаешь не только себя этой жестокости, но и свое окружение». Придала ли я этому значение? Нет, конечно. Найти и оживить. Проще простого. Можно ли убить? Кого? Себя или кита? Странный вопрос, ведь он сидит в самом сердце, разуме, душе. Распрощаться с жизнью сложно, если что-то держит. Но у меня нет сил держаться на плаву, ведь я одна. Скорее выброситься на берег, на рвущие кожу скалы, киты улетают в небо. Затем падают, разбиваются и погибают. Их тела гниют под гадким ярким солнцем, а души слоняются из стороны в сторону от безысходности. Она поедает и меня. Закрытые веки, воспоминания. Глубокий сон и тихий звонок с вибрацией под подушкой. Время пришло. Что еще я должна сделать? Пережить 49 заданий, моя цель — конечная остановка. 4:20. Я уже привыкаю вставать столь рано, и ложиться на несколько часов раньше обычного. Мне противен день, я живу лишь ночью и с утра, раннего утра в 4:20. День пролетает, а утро плывет, как кит. «Кит». В ответ тишина. Он не говорит со мной. Придерживая плечом телефон, я разрываю бинт, дергаю и нервно пытаюсь содрать с запястья. Теперь ты свободен, поговори со мной, мне это необходимо. Слышать твой тихий голос, улавливать печальные нотки, упиваться твоей болью. Гробовая тишина, ни единого звука. Нет помех, хрипа или чего-то еще. Я забыла о спокойствии, но сейчас оно достигло меня, оно омерзительно прекрасно. Вызов прерывается. Мои глаза падают на порезы, обведенного кита, закрашенного синей гелевой ручкой. «Я буду подкрашивать тебя всякий раз, буду заботиться и любить». Так я говорила. Я забочусь, но люблю ли? Желанно ли мне твое существование? Не знаю, я запуталась в своих сетях, а разорвать путы не получается. Кто-нибудь, помогите мне избавиться от этих оков, заставляющих меня страдать. Играть дальше? Есть ли смысл идти к неизведанной неизбежности и провалиться в ней? Открываю переписку с куратором. Задания нет? Почему его нет, его не может не быть! Почему?! Это твоя месть мне, кит? Ты не можешь мстить мне! Мне, которая дала тебе жизнь! Ты не смеешь, жалкая тварь, поселившая во мне… аудиозапись. Пятьдесят три минуты и сорок семь секунд. Зачем это, кит? Что ты хочешь мне сказать? Возможно, это мое задание. Тихий, переходящий в плач шепот. Хриплое постукивание. Звуки учащаются с каждой минутой. Я слышу плач, четкий детский плач. Я уменьшаю громкость. Кит плачет… он плачет детским голоском. Могу ли я тебя ненавидеть, могу ли презирать? Что мне делать? «Играй дальше, найди себя и уничтожь». Ты снова говоришь со мной, издали смотришь своими темными, кровоточащими глазками, осматриваешь. «Ты зависишь от меня, ты это знаешь». Знаю, да. Плач переходит в крик, сначала сдавленный, затем безудержный. Ты плачешь от боли и тоски, от одиночества и никчемности. Ты знаешь мои чувства, знаешь каждую мою часть, меня всю. Но я ничего не знаю о тебе, мой истекающий кровью кит на правой руке. Готова ли я отдать свою жизнь и пойти ко дну камнем? Ком в горле мешает дышать. Как только последняя секунда злополучной записи отыграла, я забилась в истерике. Мое тело дрожит, оно боится. Но чего? Или кого. Проклятую тушу, живущую во мне. Я отвергаю саму себя, ведь мой внутренний кит — я сама.