****
you're the wildest wind the electric moon
На следующий день они встречаются у распахнутых дверей замка. На улице впервые за учебный год идёт снег, собираясь в причудливый ковёр, устилающий лестницу и округу. Удостаивая друг друга приветствующими кивками, студенты тащатся в кабинет к Филчу, где тот снова гундосит себе под нос ностальгирующие ругательства о временах более жёстких нравов. Он ведёт их в то же крыло, что и вчера, даже открывает ту же самую дверь. На его лице появляется мерзкая улыбка. Какое гадство. — Разобрать всё, мусор сложить, парты расставить! Флинт сжимает кулаки с такой силой, что слышно как хрустят суставы или его самообладание. Кабинет стирает к чёрту двадцать четыре часа своего существования. Всё так же, как было раньше — огарки свечей, разбросанные пергаменты, листы книг, детали искорёженных стульев. — Вы над нами издеваетесь? — устало спрашивает Оливер, поворачиваясь к сияющему завхозу. — Закройте рты, малявки, занимайтесь своим делом, — грубо бросает Филч и уходит, с громким хлопком закрывая за собой дверь. — Проклятый ублюдок! — в сердцах выпаливает Маркус, отпинывая от себя кусок деревяшки, о которую вчера спотыкается в полумраке. — Мы, наверное, из этого должны извлечь какой-то урок, — тихо говорит Оливер, сбрасывая с себя мантию и оставаясь в одной рубашке. Флинт внезапно думает, что он дурак, раз не понимает, что совсем скоро начнёт мерзнуть. — Когда допрёшь своими мозгишками нахера заставлять нас делать всё по кругу, сообщишь, ладно? Вуд неожиданно молчит и никак не отвечает на укол сарказма. Диалог гаснет без подкрепления сухих дров — ядовитых слов — и они начинают работать, как и в прошлый раз, в тишине, разделяя кабинет на две условные половины, бессловно говоря друг другу, мол, вот — межа, граница, рубеж владений. На твоей стороне полно огарков и пожелтевших листов, исписанных мелкими витиеватым почерком — сам разбирайся с ними. Маркус начинает мёрзнуть уже через полчаса бессмысленной уборки. Подземелья не отличаются повышенными температурами, а когда Хогвартс сковывают первые морозы, то рассчитывать на тепло и вовсе не приходится. Обычно такая проблема решается одним взмахом волшебной палочки, но Филч в этот раз отнимал их с ещё большим удовольствием. Оливер в этой своей лёгкой рубашке и пёстром факультетском галстуке невероятно раздражает. Неужели нельзя перестать выделываться на гриффиндорский манер и признать, что в кабинете реально холодно. Вуда это обстоятельство задевает ещё минут через двадцать, и он торопливо надевает мантию, околевшими руками путаясь в складках ткани. — А я думал, ты бутылку огненного виски выжрал, чтоб не мёрзнуть. Или у гриффиндорцев доблестное пламя в крови? — язвительно комментирует Флинт. — Мне было не холодно, — в тон отвечает Оливер, возвращаясь к уборке. — И нет никакого пламени в крови, ты сам десятки раз видел. Они замолкают ещё минут на двадцать, тишину прерывает только шелест бумаги. Пакет так и остаётся безразмерным — в него помещаются все сломанные стулья, струпевшие лоскуты мантий, стёклышки, выпавшие из люстры. — Всё, я заебался слушать тишину, ляпни какую-то чушь, чтоб я мог погрубее ответить. Оливер с удивлением оборачивается к Маркусу. — Даже не знаю с чего начать — с того, что в ваших змеиных подземельях ужасно холодно или с того, что крючковатый нос вашего декана отбрасывает в полдень тень, длиннее, чем Астрономическая башня. — Начало хорошее, но без полёта. Старайся лучше, Вуд, если не хочешь чтоб мы замёрзли тут до смерти. Маркус стоит к нему спиной, но слышит, что Оливер улыбается. И, вообще, кажется, это первый их разговор продолжительностью в минуту, который ещё не перешёл на повышенные тона. Флинт садится на ту же парту, что и вчера, у самой двери, Вуд присаживается рядом. — Как вы живете без окон? — они оказываются друг к другу лицом, и Маркус смотрит на Оливера, как на дурачка, с вот такими странными вопросами. — В смысле, гостиная в подземелье, значит, в ней нет окон. — Ты просто открыл мне глаза, я за все годы учёбы даже не заметил, — язвит Флинт. — Тебя за всё это время никогда не будил рассвет. Я бы этого не выдержал. — А тебе никто и не предлагает, — резонно замечает Маркус, кривя губы. — Вечно вы, гриффиндорцы, всех равняете по себе. Будто у вас всё самое охуенное, а у других то, что после вас осталось. А ты не допускал мысли, что нам не нужен этот гребаный рассвет? Мы от него не зависим, а вот ты зависишь, комнатный цветочек. Мы в вашей башне задёрнем шторы и будем счастливы, а вы сбежите из нашей гостиной через пару дней с посеревшей кожей, умоляя вашу грозную деканшу все вернуть назад. — Прямо умоляя? — смеётся Оливер. — А не побежите умолять, зачахнете без света и сдохнете в подвале, чтоб никто не узнал, что вы умеете унижаться. Святая гордость вам всем глотки передавила, а вы не видите. — Мы просто думаем по-разному, — резко говорит Вуд. — Рад, что мы это выяснили. Разговор снова прерывается, в нём теряются красные нити, пронзающие темы, выбранные для обсуждения. Поленья в огонь нужно подбрасывать постоянно или повторять заклинание, пока язык не распухнет от ужасной кратности. Оливер ёжится от холода, обнимая себя за плечи, и с тоской думает о том, что сейчас неплохо было бы оказаться в собственной гостиной и даже послушать бубнёж Перси о скорых экзаменах, которые так не просто сдать. — Интересно, что это раньше была за аудитория, — снова пробует завязать разговор Вуд, но тут же напарывается на извечное твердолобие. — Интересно, когда ты перестанешь делать вид, что мы друг друга не ненавидим. — Интересно, когда ты перестанешь быть таким мудаком. Запас терпения исчерпывает себя до дна, и теперь ковш здравомыслия может черпать только песок с илом. Вуд соскакивает со стола и возвращается к процессу уборки с двойным рвением. Ему хочется поскорее уйти из этой части замка, из плена дикого холода, из-под обстрела колючих взглядов Флинта. Они снова таскают тяжеленные парты, со сколотой краской и облупившимся деревом, по одиночке, так что под конец этого процесса Оливер начинает чувствовать тупую боль в подреберье, расползающуюся выше. Спрут вылезает из тьмы дьявольски голодным — ему нужны крики и слабости, пузырящиеся кровью на искусанных, в попытке не кричать, губах. — Что с тобой? Флинт замечает, как Оливер едва не валится в междурядье, цепляясь за края двух парт. Лицо у него цвета мела, на лбу испарина. Глаза такие дикие, словно огромный акромантул щёлкает челюстями у его горла, готовясь к изысканной трапезе. — Вуд. Маркус делает несколько шагов к нему, смотрит с диагностирующим прищуром, мол, вот сейчас посмотрим какого хера с тобой происходит. Оливер предостерегающе вскидывает ладонь, и Флинт действительно останавливается. — Всё в порядке, — говорит Вуд, и мерзкий спрут, жмурясь от удовольствия, извивается в его грудной клетке — ему забавно слушать ложь, от неё ведь сердце начинает колотиться сильнее. — Да расслабься, мне как-то похер. Флинт резко отворачивается, прерывая зрительный контакт. Оливер почему-то уверен, что забейся он сейчас в мощном приступе на полу, Маркус даже не дёрнется в его сторону. И слава Мерлину. Филч возвращается чуть раньше положенного срока и под аккомпанемент мяуканья своей облезлой любимицы орёт, почему они до сих пор не закончили такую лёгкую работу. — Вот в другие времена... — начинает сетовать завхоз. Вуд прерывает его резким выпадом: — Мне совершенно плевать. Идти можно? Он выходит из аудитории с таким видом, словно ничто вокруг не может подбить его слепой уверенности в собственной безнаказанности. Флинт коротко улыбается этой дерзкой выходке, смотря на неестественно ровную спину. Всё в порядке, твою мать. Конечно, блядский святоша.###
Пятница скручивается вокруг Флинта и Вуда, как дьявольские силки, изучаемые на первом курсе, и душит их со вкусом и красотой. Макгонагалл отчитывает Флинта за неопрятный внешний вид и опоздание на урок трансфигурации и снимает со Слизерина пятнадцать балов, хотя положено не больше десяти. Маркус пофигистически кивает — он же видит, как профессор злится, стоит ему попасть в поле её зрения. Ещё бы, стать косвенной причиной запрета квиддича вратарю её сборной было не слишком дружелюбно. Вуду не везёт в тот же день — на зельеварении Снейп отчитывает его за мерзопакостно приготовленный эликсир, используя самые изысканные словесные формулировки, а на защите от тёмных искусств зазевавшемуся Оливеру в плечо прилетает срикошетившее режущее заклятье. Поэтому к тому моменту как им обоим снова приходится встретиться на первом этаже, оба раздосадованы настолько, что даже не смотрят в сторону друг друга. — За мной! — приказывает Филч, с особой ненавистью косясь на Вуда. Аудитория захламлена, как и в первый раз, но теперь здесь просто невыносимо холодно, даже пар идёт изо рта. — Вы не имеете права отнимать волшебную палочку! — наиграно взрывается Флинт, когда завхоз протягивает уже знакомую коробку. — Тут без магии до смерти околеть можно. — Таких указаний не было, может, хоть так в ваших тупых головах появится раскаяние! Филч шкандыбает из комнаты на повышенной скорости, справедливо опасаясь даже обезоруженных старшекурсников. Дверь за ним закрывается практически бесшумно. — Что, Вуд, ты уже раскаиваешься? — насмешливо спрашивает Маркус, косясь на бледного Оливера, который садится на край парты. — Не дождёшься. Сто раз бы ещё тебе по морде съездил. Вуд расстёгивает куртку, не смотря на кощунственный холод, и стягивает с себя мешковатый свитер с бежевыми оленями на рукавах и воротнике. — Тебе его не иначе мамочка подарила? — издевательски интересуется Маркус. — Да, на прошлое Рождество, устройся в школу вместо Трелони. Улыбка пропадает с лица Флинта, когда он видит пятно побуревшей крови, расплывшейся по бежевым ниткам. Царапина на плече Вуда выглядит скорее воспалённой, чем даже наполовину зажившей — кровь не течёт, свернувшись в самом эпицентре пореза, но дальше заживление не идёт. — С какого хера не пошёл в Больничное крыло? У вас на Гриффиндоре даже это расценивают как проявление слабости? — Заткнись, — устало просит Вуд. — Пожалуйста. Флинт возмущённо фыркает. — Как скажешь, святоша. Оливер неумело перевязывает себе руку холщовой тканью, выуженной из кармана, и будь Маркус проклят, если предложит ему свою помощь. Пусть катится нахрен этот благородный идиот, так отчаянно желающий жалости от остальных. Посмотрите, какой я весь несчастный и раненый. Просто мерзко. — Да начнётся шоу. Флинт улыбается, доставая из кармана волшебную палочку Пьюси — она хоть чужая и непривычная, короче на пару дюймов, но приятно греет замёрзшие пальцы. — Вингардиум левиоса, — на распев тянет Маркус, указывая на кипу искалеченных временем учебников, и отправляет их в заколдованный мусорный пакет. — У кого палочку спёр? — тихо спрашивает Оливер. — Взял на время за небольшой должок, — отвечает Флинт, накладывая согревающие чары в радиусе метра. — Надеюсь, ты не думаешь, что Макгонагалл можно так примитивно обмануть? — Что-то старушка ещё не прибежала зыркать на меня своими кошачьими глазами. Путём нехитрого применения парочки полезных в быту заклинаний, груды хлама с одной половины комнаты оказываются на свалке за какой-то десяток минут. Парты послушно разъезжаются по местам, елозя ножками по растрескавшейся плитке. Оливер внешне остаётся совершенно равнодушным и спокойным, но Флинт видит, что всё его спокойствие — одна большая ложь, держащаяся на гордости и упрямстве. Это злит. Это бесит до такой степени, что хочется самому зацепить Вуда парочкой крепких слов. Он ведь весь такой избелённый, правильный. Поджимает губы каждый раз, когда двигает правой рукой, травмируя порез. Не замечает усмешек Флинта. Дурак. Самый настоящий гриффиндорский придурок, который согласен ради пустого обязательства надрываться в захламленной аудитории и презирать его, Маркуса, за рациональное решение этой повторяющейся хероты. Может в спальнях Слизерина и не показывают солнечные рассветы, зато учат, как достигнуть цели, сохранив ресурс. В тишине проходит ещё около часа — Флинт устаёт бросать солнечных зайчиков в спину Вуда, тренироваться в левитационных чарах и даже читать талмуд на восемьсот страниц о способах использования асфоделя. Маркус оправдывает себя, что это скука толкает его начать разговор, заранее обречённый на ссору. — Вчера тебя не заткнуть было, а теперь, как воды в рот набрал, — на пробу бросает Флинт, пристально следя за реакцией гриффиндорца. — Не мешай мне в подробностях представлять, как чудодейственным образом в стакане твоего тыквенного сока оказывается напиток живой смерти, — отзывается Оливер, не прекращая работу. — В моих мыслях ты уже бьёшься в конвульсиях на полу. — Как ты в раздевалке? — хлёстко спрашивает Маркус, соскакивая с края парты и подходя к Вуду вплотную. Азарт накрывает его с головой, плещется в венах. Нахер эту скуку — Оливер резко оборачивается и смотрит с такой злостью, что предчувствие эмоционального взрыва теплится внутри: «Сорвись, дурачок, сорвись, уж как-то волшебной палочкой подлатаем». — Знаешь, за эти пару дней я начал забывать, почему так сильно тебя ненавижу. Спасибо, что напомнил. — Пожалуйста, — елейным голоском отзывается Маркус. — Мусор возле двери не забудь убрать. Флинт не знает, каким чудодейственным образом у Вуда получается не распустить руки и не проломить ему череп об одну из раскрошившихся стен (потому что Маркус на его месте именно так бы и сделал). Оливер без всякого отдыха убирает свою половину комнаты, ломает ноги недогнившим стульям и перетаскивает парты, тяжело дыша, пока Флинт сидит к нему спиной и читает про асфодель. Это разнообразней, чем вудовский взгляд, полный ненависти.###
Расплата настигает Флинта в кабинете Макгонагалл, которая, предсказуемо, оказывается не дурой. Сигнальные чары, установленные на комнату, утверждают, что во время отработок была применена магия. Крылья носа профессора раздуваются в приступе праведного гнева, и она скорее напоминает рассерженную птицу, чем свою анимагическую форму полосатой кошки, пугающей первокурсников. — Я жду объяснений, — говорит профессор, красноречиво смотря в сторону Вуда, побуждая его начать разговор. Оливер сжимает ладони в кулаки, это выдаёт его беспокойство, но говорит он настолько уверенно, что ни у кого из присутствующих не возникает ни капли сомнений. — Флинт применял согревающее заклятье без волшебной палочки, потому что было невероятно холодно, профессор. Вряд ли можно что-либо сделать, если не чувствуешь рук. — Прошу заметить, что студенты Слизерина с раннего возраста осваивают заклинания заключения тепла в предметах. Было бы варварством обвинять мистера Флинта в банальном желании устранить фактор-раздражитель, отвлекающий его от работы. Дальше Снейп спускает всё на тормозах, говорит, что изначально не поддерживал подобный метод раскаяния. Они начинают обсуждать с Макгонагалл другие варианты решения возникшей проблемы, но Маркус их практически не слушает — он смотрит на Оливера с желанием прожечь дыру в его грудной клетке. Все люди, как люди, и только этому мудаку обязательно нужно выебнуться со своим благородством. Их отпускают минут через десять, меняя место отработок — теперь Флинт будет драить котлы в своих любимых сырых подвалах, а Вуд — наслаждаться солнышком в теплицах профессора Стебель под рёв мандрагор. «Блестяще, а то заебал уже этот придурок», — про себя отмечает каждый. — Тебя до лика святых ещё не вознесли? — насмешливо интересуется Маркус, бодро шагая по коридору. Оливер не говорит ни слова, но как только очередной поворот остаётся позади, он разворачивается и резко бьёт Флинта кулаком в солнечное сплетение. Маркус оседает на пол, заходясь в приступе удушающего кашля, пока Вуд присаживается рядом, шипя прямо в лицо: — Если ты ведёшь себя, как моральный урод, это не значит, что я должен вести себя так же, докладывая о твоих косяках. У него в полумраке глаза кажутся совсем чёрными, безумными. Спрут внутри грудной клетки улётно тащится от ускоренного сердцебиения. Нахер всё это. Просто нахер. Оливер уходит, бросая в след: — В расчёте. И у Флинта есть несколько вариантов за что именно.