Не опаснее, чем ты думаешь

Я очнулся от резкой головной боли. С трудом разлепив глаза, обнаружил, что нахожусь в полутёмной комнате совершенно один. И куда подевался этот полоумный? Словно услышав мои слова, дверь отворилась, и внутрь зашёл Уэй. — Очнулся уже? — Как видишь, — я презрительно усмехнулся, глядя на него снизу вверх. — Я принёс еды. — С какой стати ты заботишься обо мне? — Ну, мы в ответе за тех, кого приручили. — Мразь. Наш глубокомысленный диалог прервался. Уэй протянул мне пакет с едой, а я демонстративно отвернулся, хмыкая. Я понимаю, что отказываться от провизии глупо, но брать что-то из его рук я не желаю. — Фрэнк, ты не можешь вечно сидеть голодным. — Это почему? — Ты умрёшь. — Может, я этого и добиваюсь. — Мы оба знаем, что это не так, — он снова протянул мне руку, а я посмотрел на неё так, будто это была самая мерзкая вещь на всём белом свете. Хотя, для меня всё именно так и было. — Кончай спектакль, Айеро, и поешь нормально. — Зачем ты так поступил? — То есть? — Зачем ударил меня и поместил вот сюда? Будешь просить выкуп или личный вертолёт? Зачем тебе это? — Ты разве не помнишь, что я тебе говорил? — Ты хочешь сказать, что влюбился в меня до беспамятства, и вот так проявляешь свою «любовь»? Ну, ты романтик, Уэй, истинный романтик, — я смерил его презрительным и уничтожающим взглядом. — Наверное. Может, мне просто понравилось твоё смазливое личико, и я буду ежедневно трахать тебя, не заботясь о твоих чувствах. — Это больше похоже на правду. — Но для этого тебе нужно набраться сил, так что ешь. — Ну, да, после таких-то речей я тут же начну пополнять энергию, чтобы тебе было удобнее меня трахать. Пошёл к чёрту, уёбок! — Знаешь, заниматься сексом с бесчувственным и слабым манекеном не в кайф, — он словно не заметил моего последнего предложения. — Ты пробовал? Ах, да, почему я спрашиваю? Ты, безусловно, в этом практиковался. Ты ведь грёбаный псих, Уэй, от тебя можно ожидать чего угодно! — Закрой рот! — Что, неприятно правду слышать? — усмешка не сходила с моих губ, раздражая нависшего надо мной убийцу. Он со всей силы замахнулся и влепил мне неплохую пощёчину, отчего моя щека словно запылала. — Ты не смеешь говорить мне подобное, понял? — он ухватил меня за плечо и приблизил к себе; я, из-за своих скованных рук, не очень-то мог сопротивляться. — Нет, не понял. — Маленький назойливый детектив, откуда в тебе столько наглости? — У меня не может быть иного отношения к такому ублюдку, как ты. Ещё одна пощечина, и я, не сдержавшись, плюнул ему прямо в лицо; слюна смешалась с кровью, что сочилась из разбитой губы. Последующие события я бы рад забыть, но это, к сожалению, невозможно. Уэй выдохнул, медленно вытирая лицо футболкой. В его глазах горела неприкрытая ненависть и злость. Наверное, так выглядят убийцы перед тем, как совершить преступление. Что же, прекрасно, я хотя бы недельку успел отдохнуть. Видя мою усмешку, он чуть не взвыл, приближаясь ко мне максимально близко, доставляя мне дискомфорт. — Не мог бы ты отодвинуться? Вид разъярённого маньяка перед носом не очень-то радует. В ответ была тишина и резкий звук разрывающейся ткани — он порвал на мне рубашку. Я уставился на него невидящим взглядом. Внутри бушевала злость, я сам был готов его разорвать на мелкие клочки, но остатки моего здравого разума орали мне, чтобы я успокоился. Он начал меня раздевать, а я тупо следил за этим с отрешённым выражением лица. — Правильно, ублюдок, оттрахай меня, как игрушку, и брось здесь подыхать. Всё, как ты любишь, правда, сволочь? — насчёт здравого разума я ошибался, мне его вышибло, наверное, вместе с пощёчинами. — Какая же ты тварь, — он смотрел на меня, в глазах читалась ненависть и кое-что ещё. — Да что ты? Это мне говорит маньяк со стажем? Давай, детка, сделай всё, как умеешь, я жду, — я похабно расставил ноги, ухмыляясь. — Перед полицией ты, наверное, шлюхой работал, да? — Конечно, всю жизнь тебя ждал. — Дождался, — он приблизился и укусил меня за мочку уха. — Смотри, не сожри, грёбаный каннибал, — да, Фрэнк, тебя походу не просто изнасилуют, а убьют на хрен. Я поражался терпеливости и выносливости Уэя, который, не обращая внимания на мои словесные выпады, продолжал исследовать моё тело, прикусывая кожу — в некоторых местах выступила кровь. Всё это было настолько противно для меня, что я едва сдерживался, чтобы не плюнуть в него повторно — его сдвинутая нервная система такого не выдержала бы, я уверен. — Слушай, может, тебе за солью сходить? Или ты голодный, не пойму? Какого чёрта ты чуть ли не жрёшь меня, а, красноволосый людоед? — я настолько вошёл в раж, что мне потихоньку становилось смешно, а зря. Укусы стали больнее, а руки, сжимавшие меня за плечи, стали сжимать ещё сильнее — появятся синяки, я уверен. Он переместил их на бёдра, так же сильно их сжимая. — Господь, ну ты извращенец. Не читал Библию, не православный? Мужеложством занимаешься, бессовестный! — Фрэнки, ты идиот, самый настоящий идиот. — Ты затыкаться, блять, умеешь?! — он прорычал это мне прямо в губы, отчего я невольно занервничал и постарался отодвинуться. — Можно тебя попросить, прежде чем я замолчу? — Ну? — Сходи, пожалуйста, нахер, тебя там заждались уже. Вот на этом моменте я пожалел обо всех своих колких фразах — он откуда-то достал плеть. Самую настоящую, мать его, плеть, которой пользуются или извращенцы или какие-то мазохисты. Я был уверен, что Джерард удивительным образом совместил в себе сразу два качества. — Что ты говоришь? — его голос был приторно-сладким, в то время как плеть больно ударила меня по плоскому животу. — Говорю, что пошёл бы ты отсюда, — второй удар пришёлся на бедро, рассекая кожу. — Не слышу. — Лечиться надо, мудоёб, — я, стиснув зубы от боли, выдавил из себя это, терпя удары, которые обрушивались на меня снова и снова. Теперь руки, ноги, живот — всё было в тонких струйках крови. Я сбивчиво дышал, понимая, что это далеко не конец, и неизвестно, что ему взбредёт в голову. — Я надеюсь, ты понял, что-то, что ты говорил до этого, было глупостью. — Глупостью стало твоё рождение на этот свет, мудак, — если бы в мире существовал клуб самоубийц, я бы его возглавил, серьёзно. Его глаза потемнели, губы сжались в тонкую бледную полоску, кровь отлила от лица, а кожа стала ещё бледнее. Внутри у меня всё сжалось. В эти секунды я ненавидел себя за свой длинный язык. Джерард молча встал и вышел из комнаты. Я облегчённо выдохнул, надеясь, что смогу побыть один. Через пару минут раздались шаги. Теперь я понимал — когда перед тобой потенциальный убийца и маньяк, надо вести себя не вызывающе. Короче, не быть таким придурком, как я. Он так же молча вошёл, прикрывая тяжёлую дверь. Я морально старался подготовиться к своей возможной кончине, но умирать вот так не хотелось. Уэй держал в руке…погодите, кочергу?! Сначала я прыснул от смеха, но потом понял, что смешного тут мало. Когда он подошёл ближе, я разглядел, что она была нагрета чуть не докрасна. Без слов красноволосый приложил раскалённый металл к моей груди, и я заорал не своим голосом. Я буквально ощущал, как горит моя кожа. Из глаз брызнули слёзы. Он убрал кочергу, а я буквально захлёбывался, хватая ртом воздух. — Что ещё скажешь? — С-сука… — теперь кочерга опустилась мне на бедро. Комнату разрезал мой дикий вопль. Я был на грани. Вот-вот и потеряю сознание от ужасной боли. Перед глазами плыли тени, мозг затуманился, я не ощущал ничего, кроме жгучей агонии. Перед тем как потерять сознание, я почувствовал сильную пощёчину и только тогда отрубился. Очнувшись, я почувствовал холод и жажду. В комнате стоял прежний полумрак. Без понятия, сколько времени прошло. Ожоги болели до невыносимости, кожа слезла, кое-где сочилась кровь. Я поморщился, пытаясь сесть удобнее, но руки затекли и попросту отказались слушаться. Осмотревшись, я понял, что нахожусь здесь явно не пару часов. Может день, может два, неизвестно. Присмотревшись, рядом с собой я увидел пакет и вспомнил о еде, которую приносил мне Уэй. Желудок сразу требовательно заурчал, а я простонал, понимая, что вряд ли смогу до него добраться. Да уж, с длинными ногами мне не повезло, но я усердно пытался придвинуть к себе пакет, надеясь, что там будет хоть немного воды. Когда сверток был рядом, я постарался ухватить его руками, но после нескольких попыток, обречённо вздохнул — слишком больно, а наручники попросту не дают сделать лишних движений. Посидев так ещё с полчаса (опять-таки, без понятия), я понял, что вот-вот и снова провалюсь в полусон, полуобморок, не знаю, как назвать. Мозг вновь начал посылать слабые сигналы с требованием попытаться достать еду, но организм настолько обессилен, что я просто облокотился о стену, и вокруг простёрлась темнота.

***

Gerard’s POV — Что ещё скажешь? — я усмехнулся, глядя на беспомощного, метающегося детектива. — С-сука, — так тебе, маленький чертёнок— я опустил металл на его тело. Прежде чем он вырубился, я со всей силы дал ему пощёчину. Выйдя из комнаты, я закрыл дверь на тяжёлый засов и пошёл по светлому коридору. Надо успокоиться, Джерард, надо успокоиться. Лекарства. Я очень много времени провёл без своих таблеток, так, глядишь, совсем умом тронусь. Маленькие белые колёса давали мне хоть каплю здравого смысла, но я понимал, что с каждым днём у меня его остаётся всё меньше и меньше. Всё чаще происходят вспышки ярости, я попросту себя не контролирую, делаю то, о чём буду потом жалеть. Так и сейчас. Часть моего разума кричала мне, чтобы я остановился, но повёрнутый рассудок шептал, что нет ничего соблазнительнее, чем видеть, как кричат и мучаются в чистой агонии невинные люди. О, да, я чёртов псих, но что поделать? Таков уж я и мой разум. Теперь вряд ли помогут какие-то таблетки. Я стал зависим от своих внутренних демонов, которых становилось больше и больше. Иногда, когда я нормальный, я даже сочувствую всем тем, кого убил, но такое бывает крайне редко. Я опасен для общества, я прекрасно это понимаю, но когда внутри просто трясёт от жажды крови и плоти, я не могу сдерживать себя. Всё началось с подросткового периода. Мне было шестнадцать. Моего отца жестоко убили прямо на моих глазах. Я кричал и плакал, но меня заставляли смотреть. Так я познакомился с Рэем. Этот человек сломал меня, но потом дал мне крышу над головой и обеспечивал меня до совершеннолетия. Майки жил с матерью, они старались забыть о том, что у них есть брат и сын. Конечно, кому я такой нужен? Неуравновешенный ребёнок, который видел смерть близкого человека. …смотри, мать твою, смотри! Он поплатился за свои грязные делишки! Они избивали его, творили такие ужасные вещи, что меня едва не вырвало. Я захлёбывался слезами, видя, как убивают моего отца, человека, с которым я был неразлучен всё детство. Потом меня увезли. Я потерял сознание от нахлынувших эмоций. Тело отца осталось в нашем доме, а я больше никогда туда не возвращался. Когда мне исполнилось восемнадцать, Торо заставил меня выполнить одно задание. Он сказал, что ничего трудного в нём нет, тем более что новичкам всегда везёт. Я не мог отказаться, не мог убежать, потому что помнил, что произошло с папой. Так и началась моя «карьера». Я грабил, вскрывал машины и сейфы, пробирался в закрытые кабинеты и брал нужные бумаги. Степень доверия ко мне росла с каждым днём. Я потихоньку начинал привыкать к такой жизни, потому что другой я попросту не знал. Потом мне стали поручать более важные дела. Я начал убивать. Сначала быстро, безболезненно и незаметно. Раз! И какой-то влиятельный дядя лежал на асфальте с пулей в голове. Когда я понял, что мне мало этого, то в ход пошёл нож и другие приспособления. Я смотрел, как люди мучаются, и невольно вспоминал отца. Я видел их глаза, полные мольбы, и продолжал ранить. Я слышал их болезненные стоны и крики о помощи, и затыкал рот, вгоняя лезвие глубже. Я получал от этого кайф. Мой рассудок окончательно помутился, тогда Рэй дал мне те самые таблетки. Благодаря ним у меня переставала болеть голова, и в мозгу ненадолго прояснялось. Совсем ненадолго, так как вскоре разум вновь затуманивался, и я прекращал себя контролировать. Так продолжалось пять лет, время летело, а крови на моих руках прибавлялось. Полиция не раз пыталась меня поймать, но я ловко убегал, оставляя на телах свой знак — перевёрнутый крест. Именно его вырезали на теле папы. Сейчас мне двадцать восемь, хотя везде написано, что двадцать три. С внешностью мне повезло, никто не даёт мне больше двадцати пяти. Когда мне исполнилось двадцать четыре, я захотел самостоятельности. Я понимал, что убежать будет трудно, так как Рэй попросту отыщет меня везде. Я вынашивал план побега несколько месяцев, моля и бога, и дьявола, чтобы всё удалось. Не знаю, с чьей помощью, но я сумел покинуть страну, переезжая в Америку. Там моя деятельность набирала обороты. Убитых и ограбленных становилось всё больше, а здравого смысла в моей голове — меньше. Я знал, что Торо уже начал поиски, но ведь я научился скрываться. Дела пошли вверх, я больше не боялся руки правосудия, которая так и норовила меня схватить. Иногда я осознавал, что пора бы прекращать и залечь на дно, но голос в голове твердил противоположное. Я боялся Его ослушаться. Он стал моим проводником. Проводником по преступному миру убийств, крови, денег и золота. Несколько раз я попадался на горячем, что злило меня. Надо быть изворотливее, Джерард. Изворотливее и изобретательнее. Ещё через два года я узнал, что дочь одного состоятельного человека как-то замешана с местными дилерами наркотиков. Я обдумывал её убийство достаточно долго и внимательно. Нельзя было ошибиться и упустить случай. Это дело было одним из крупных и принесло мне довольно много денег. Венди, так звали ту девушку, была симпатичной шатенкой. Не знаю, как так получилось, что девочка стала на скользкую тропу преступности, но она уже успела об этом пожалеть, я думаю. Прежде чем она испустила последний вздох, то сжала мою руку, глядя прямо в глаза. Скажу честно, она очень нравилась мне. В какой-то момент я даже подумал, что влюбился, но Ему нужны были деньги и ничего больше. Так что в момент убийства я руководствовался холодной точностью, с которой проткнул её молодое сердце. С тех самых пор я не жалел ни о ком, потому что в моём сердце засел один единственный образ. Большие зелёные глаза, красивые прямые волосы, милая улыбка. Да, чёрт возьми, я, наверное, действительно любил её. Прошёл год. На хвост стала наступать полиция. Мне не нравилось это. Столько лет они считали моё дело нереальным, и вот на горизонте появился этот коротыш, Айеро. Я сразу проникся к нему неприязнью, потому что тот, кто мне мешает, должен поплатиться. Он оказался слишком любопытным и достаточно изворотливым, я даже удивился, где же он был раньше? Меня захватил интерес, это была своеобразная игра, причём для нас обоих. Бесконечные догонялки с летальным исходом. Я угрожал ему, доставлял физические увечья, но не убивал, потому что мне было интересно. Впервые я ощутил азарт, который захлестнул с головой. Вот он попал в больницу, я, сам не понимая зачем, полез следом за ним. Опять-таки, из интереса. Эта персона притягивала к себе. Забавно было наблюдать за его каменным и испуганным лицом, когда я гладил его за руку. Дурашка подумал, что такой, как я, может влюбиться. Смешно. До нелепости смешно. И вот этого следопыта отправили в отпуск. Я немного вздохнул с облегчением, обдумывая побег из тюрьмы, коих бывало у меня достаточно. И всё бы получилось, если бы не назначили суд. Я удивился, что их начальник даже не дождался Айеро. Побоялся, что я сбегу? А вот я хотел его дождаться, поэтому, стащив препарат, который приостанавливает дыхание, вколол себе дозу и преспокойно дожидался копов у себя в камере. Те были в шоке. Ай, Джерард, ай да молодец! Пришлось убить ту пухлую девушку из морга. Она мешала мне, как и все они. Я снова сбежал. Я затеял грязную и опасную игру, из которой мог выйти как победителем, так и проигравшим. Пришлось убить Росса, чтобы хоть как-то отрезвить сознание Айеро. Ох, как же он меня ненавидел. Я любовался этой драмой, что они разыграли передо мной в лесу. Я уж подумал, что поцелуются в конце, но, увы…

***

Я сидел в библиотеке, среди пыльных и высоких стеллажей. Это была моя любимая комната в особняке. Сидел и размышлял, что же делать дальше? Пришлось наплести детективу о своих чувствах, которые прямо-таки переполняют меня. На секунду он даже поверил мне, глупый. Я давно не могу любить. В моём, пусть и воспалённом разуме уже есть человек, который принёс мне множество страданий. Я вряд ли смогу полюбить кого-то, кроме Венди. Эдакий псих-однолюб. Я улыбнулся, вспоминая, как следил за ней. Она была прекрасна для меня, хотя её собственный отец отвернулся от неё. Она искала спасения в наркотиках, за что и поплатилась. Считайте, что я спас её от передозировки в каком-нибудь прокуренном баре. Вдруг голову пронзила вспышка боли. Нет, нет, пожалуйста, нет, не сейчас. Мозг заполняла пелена. Далеко внутри звучал знакомый голос. Он вернулся. Как я боялся, что меня снова перемкнёт, и я попросту убью Фрэнка. Слишком рано, я пока не хочу этого. Игра ведь только начинается.

***

Очнувшись, я услышал шаги. Господи, да пусть он уже убьёт меня, что ли. Сознание помутилось, организм требовал еды и воды, требовал нормального сна. Извини, Фрэнки, ты не на курорте. Тяжёлая дверь отворилась. — Оклемался, легавый? Я прохрипел и умолк. Язык присох и попросту не ворочался. — Воды хочется, да, принцесса? — Уэй, ухмыляясь, подошёл ко мне и сел рядом. — Устал, бедный. Давай помогу тебе, — он взял меня за руку, и, неестественно вывернув её, потянул на себя. Я закричал, слыша, как ломается кость. Руку пронзила дикая боль, из глаз потекли слёзы. Раздался высокий издевательский смех. У меня всё похолодело от ужаса. Сейчас я действительно боялся его. — Легче? — он снова рассмеялся и плеснул мне на лицо холодной воды; я начал слизывать капли, как почувствовал возле рта горлышко бутылки. Обхватив его губами, я начал судорожно глотать воду, без которой, казалось, вот-вот умру. — Хватит. Он поднялся и, достав что-то из кармана, снова опустился рядом. Я почувствовал, как сломанную руку отстегнули от батареи. Выдохнув, я прижал её к себе, стараясь не всхлипывать. Мужик, как-никак. Уэй молча вышел из комнаты. Я услышал, как закрывается засов. Я снова один, но это гораздо лучше, чем вдвоём с этим психом. Он сломал мне руку. Просто так. Ему захотелось. Я глубоко вдохнул сырой воздух, чувствуя боль в запястье. Хотелось умереть, чтобы не чувствовать всего этого. Этой боли, униженности, стыда и страха. Я не понимал, где нахожусь, как долго. Если так будет продолжаться, я или сойду с ума с ним на пару или попросту умру от голода. Мне срочно надо отсюда выбираться. Это нереально по нескольким причинам: я прикован, обессилен, взаперти, притом не знаю даже, в какой комнате я нахожусь. Если бы у меня было хоть немного сил, то я бы смог вырубить Уэя, когда он придёт ко мне снова, и скорее убежать отсюда, но у меня была сломана правая рука, а левая вовсе не шевелится, замлев намертво. Так что вряд ли я бы смог спастись таким способом. Мозг неистово подбрасывал идеи, которые казались всё нереальнее и нереальнее. Такого исхода положения я не ожидал вовсе. Не ожидал, что будет убит Саймон, что будет убита Мишель, что я буду прикован и избит. Главное в моём положении — стараться не терять сознание и держать свой рассудок в порядке, принуждая его функционировать. Если я ещё хоть раз потеряю сознание, то, уверен, больше не очнусь, а если чудо и произойдёт, то пытки продолжатся. Надо научиться совладать своим организмом. Пока я там строил свои теории, то не заметил, как послышались приближающиеся шаги. Дверь со скрежетом отворилась. Я сглотнул и забился в угол, ожидая худшего. Сейчас я чувствовал себя маленьким ребёнком, который хотел плакать. — Я принёс еды. Я мысленно усмехнулся. С этой фразы началась наша перепалка. Я лишь кивнул, не рискуя говорить что-либо. — Боишься? — его голос был спокоен. — Да, — почти прошептал я. — Правильно. Держи, ешь, — он протянул мне пакет и, видя моё положение, закатил глаза и, сев рядом, достал из бумажного свертка бутерброд, поднося его к моему рту. Я откусил немного и с трудом прожевал, сглатывая. Глотку царапало, горло першило, но я с удовольствием ел, понимая, что неизвестно, когда я увижу еду опять. На моё удивление, он дал мне ещё один бутерброд и ткнул горлышко бутылки к губам. Я почувствовал себя гораздо лучше, хотя ожоги, следы от плети и сломанная рука напоминали о себе острой, тянущей и непрекращающейся болью. — Погоди, я сейчас. Он вышел, не закрыв дверь. Я сумел рассмотреть светлый коридор, от которого рябило в глазах. Как же мне хотелось увидеть солнечный свет. Вскоре Джерард вернулся, держа в руках подушку и тонкое одеяло. Я не понимал, в честь чего он такой добрый. — Поспи, тебе надо. — Почему? — Потому что любому человеку нужен сон. — Нет, почему ты делаешь это? Приносишь мне еду, подушку, одеяло? — Не хочу, чтобы ты здесь умер. — Не проще меня отпустить? — Нет. Он кинул в угол подушку с одеялом и молча вышел прочь. Я кое-как обустроил себе «кровать» и лёг, стараясь не натягивать цепь наручников, которая больно врезалась в кожу. Обессиленный и уставший организм тут же позаботился о том, чтобы я заснул крепким и долгим сном. Перед тем как уснуть, я подумал о том, что надежда на спасение мизерная, и от этого не стало легче. Едва улыбнувшись собственной беспомощности, я удобнее устроился и уснул.