Группа на букву "Л"

Диковинного заболевания под названием "геморрой" у Юджи Камиджо в жизни не было, но чем дальше, тем чаще он думал о том, что все же является его счастливым обладателем. Правда, геморрой Юджи носил совсем другое имя, и звали его Маю. Жизнь стремительно менялась, да еще и в лучшую сторону. Иногда Камиджо казалось, что он выиграл джек-пот в миллионы японских йен - ощущения были очень схожими, потому что за что бы он ни брался, все ладилось и спорилось. Lareine становилась успешной, диски продавались огромными тиражами, а концерты собирали все больше людей. Выходя на сцену, Юджи чувствовал эмоции зала, восхищение и радость, что приводило его в бесконечный восторг. А что особенно радовало, так это понимание, что он сам изменился и уже не является тем гадким утенком, на которого самому противно было смотреть в зеркало. Камиджо даже затруднялся определить, что именно вдохнуло в него новые силы и преобразило – усилия Мачи, который привел в порядок его внешность, достижения группы, собственное позитивное мышление или... "Или зловредный Маю, которому хочется делать все назло, даже становиться все красивее", - закончил мысль Юджи и сердито покосился на гитариста, который в этот момент подкручивал что-то на своей гитаре и чему-то довольно улыбался, даже не подозревая, что в эту минуту вокалист в очередной раз мысленно отвешивает ему пинков. Выбор был сделан верно – в этом Камиджо не сомневался. Найти человека более подходящего, чем Маю, он в жизни не смог бы и даже мысли не допускал подыскать кого-то другого. Вот только сосуществовать с такой подлой язвой было мучительно сложно. А то, что Маю вечно пялился на него, как на диковинную зверушку, выводило Юджи из себя. Вот уж что действительно неприятно осознавать, так это что участник группы не относится к тебе серьезно, тогда как ты сам – лидер, вокалист и вообще самый главный. - Юджи, знаешь, а во мне уже появилась обугленная по краям дырка, - сообщил Маю, выводя Камиджо из размышлений. - А? – не понял тот. - Дырка, - терпеливо повторил Маю. – Которую ты прожег своим нескромным взглядом. Моментально вспыхнув, Камиджо с трудом удержался от того, чтобы не подскочить на месте. Самым отвратительным было то, что он действительно долго буравил Маю взглядом, а тот, гад, заметил, хотя как будто ничего кроме своей любимой гитары и не видел. - Вот хочется мне сейчас пошутить про дырку, но как человек вежливый, я промолчу, - язвительно процедил Юджи. - Ты промолчишь не потому, что ты вежливый, а потому что ничего смешного не придумал, - невозмутимо парировал Маю. - Да пошел ты! – моментально потерял самообладание Камиджо. Хотелось дать ему по морде, но вместо этого Юджи метнулся за сигаретами и уже через секунду оглушительно хлопнул дверью. Он хотел было рвануть по коридору к лифту, чтобы спуститься на первый этаж, когда какая-то невидимая сила припечатала его к месту, и вместо того, чтобы уйти, Юджи затаил дыхание и прислушался. - Зачем ты его злишь? – послышался голос Мачи за дверью. Раздражающее треньканье гитары Маю мешало разбирать слова. - Я злю? – искренне удивился Маю. – Я ничего такого не сказал, только правду и ничего кроме правды. - А почему тогда Юджи злой смылся курить? – как ни в чем не бывало поинтересовался Эмиру. - Потому что Юджи – эмоциональное говно. Выдержке Камиджо в эту минуту следовало поставить памятник. Только благодаря неимоверному усилию он сдержался, а не рванул обратно, чтобы наконец начистить лошадиную морду этого придурка. Понимание того, как глупо он будет выглядеть, если выдаст, что подслушивал, спасло Юджи от позора, а нос Маю – от перелома. - Эмоциональное говно, значит, - сдавленно бормотал Камиджо, широченными шагами меряя коридор по направлению к лифту. – Говно. Эмоциональное. Ладно. Ладно же. Маю он, конечно, отомстит за это. Чуть позже и пока не совсем понятно, как, но отомстит обязательно. Когда на улице Юджи прикуривал первую сигарету, его мысли хаотично метались в голове, а руки подрагивали в унисон растрепанным чувствам. Камиджо твердо знал, что он – красивый. Точнее, он стал красивым в последнее время. Разумеется, многое в себе ему не нравилось, и в глубине души Юджи признавал, что физиономии в зеркале не помешало бы знакомство с пластическим хирургом. Но да никто не идеален. То, что он значительно изменился, признавали все – от родителей, которые пускай и не были в восторге от его образа, но все же отмечали, что выглядит он хорошо, до случайных прохожих на улице, которые теперь нередко оборачивались в его сторону. Юджи наслаждался своей привлекательностью и всячески ею пользовался. Его личная жизнь уже давным-давно наладилась бы, если б Юджи ставил целью завести нормальные стабильные отношения. В основном, правда, на него велись отнюдь не женщины, но такие мелочи не слишком расстраивали – нравиться всем невозможно, и то, что его находили привлекательным мужчины, ничуть не умаляло восторга Юджи по этому поводу. Всем, всем вокруг он казался привлекательным, кроме одного конкретного козла с гитарой. И когда Юджи понял, что именно этот момент все больше раздражает его в поведении Маю, серьезно приуныл. Это был плохой признак, тревожный сигнал, а Камиджо не считал себя дураком, который проигнорирует такое. Когда в расход пошла вторая сигарета, Юджи вспомнился эпизод полугодовой давности, когда Маю заявился к нему с букетом роз и этими же розами получил по физиономии. Вспоминать об этом было бы приятно, если бы не один нюанс: Юджи знал и не мог забыть, какими эмоциями его накрывало в тот день. Маю, конечно, скотиной был сказочной и совать нос в его блокнот не имел никакого права. Возмущался и негодовал тогда Камиджо искренне и вовсе не наигранно. Скотине следовало извиниться – лично и желательно стоя на коленях, о чем он и известил Мачи. Потом еще раз известил, потом прожужжал ему все уши, в результате чего драммер напинал Маю и заставил прийти с покаянием. Юджи прекрасно осознавал, что по своей инициативе тот не притащился бы, а с цветами и подавно. Такой дубовоголовый в жизни бы до подобного не додумался. - Придет он сегодня, - сообщил Мачи по телефону. – Постарайся его не прибить. Я не готов искать нового гитариста. - Посмотрим, - снисходительно и нарочито медленно произнес Камиджо, так же демонстративно неторопливо положил трубку на рычаг, а после этого сорвался с места, со всех ног бросившись в ванную. Несколько часов были вырваны из жизни на косметические процедуры и прихорашивания; Юджи казалось, что все возможные недочеты и изъяны своей внешности он за эти полдня уничтожил, а самый красивый свой халат разглаживал так долго и старательно, что чуть не проделал в нем дыру... И только когда дверь захлопнулась, оставив ошарашенного Маю под оседающими на пол лепестками снаружи, Камиджо привалился к дверному косяку и не испытал ни тени удовлетворения или хотя бы злорадства. "Ну и какого хрена ты так вырядился?" – мысленно поинтересовался он у своего отражения в зеркале прихожей. Выражение лица у отражения было крайне обескураженным. Накручивая волосы и поливаясь духами, Юджи даже не задался вопросом, из-за чего столько усилий. Но в тот недобрый час понимание накрыло его. Он хотел понравиться Маю, чтобы тот удавился от восхищения и зависти, чтобы смотрел на него во все глаза и задыхался от восторга. Чтоб коленки дрожали от слабости рядом с таким прекрасным Юджи Камиджо. Вот только задыхаться Маю не собирался. Все чаще Юджи видел, как тот насмешливо поднимает брови, а в его глазах не читается ничего, кроме веселого недоумения. - Чтоб ты сдох. Ненавижу тебя, - пробормотал Камиджо и затолкал обратно в пачку уже третью по счету сигарету, которую он вытащил автоматически, но прикурить не успел. Пора было возвращаться в репетиционную, и Юджи заранее становилось тошно от мысли, что каким бы эффектным он не сделал свое появление и каких бы колкостей не наговорил Маю, тот все равно переплюнет его, а через пять минут после окончания репетиции и думать о нем забудет. И это было наиболее обидным из всех прегрешений Маю. Потому что Юджи о нем думал постоянно. Среди знакомых и даже собственных придурочных коллег Камиджо давно слыл расчетливым и дальновидным, и теперь эти свои таланты он намеревался применить в личной сфере. Самым верным способом отвлечься от неприятных мыслей всегда было занять голову (и не только) чем-то более приятным. И Юджи с превеликим удовольствием мысленно послал к черту нервировавшего его гитариста, приучив себя не думать о нем, не смотреть на него, отвечать только по работе и вообще поменьше общаться. Ко всему прочему не так давно Камиджо окончательно оценил все плюсы обуви на каблуках не только на сцене, и теперь возвышался над согруппниками, что было особенно приятно в контексте Маю. Мелкая невоспитанная хрень, что-то там пищавшая на уровне его носа, просто не заслуживала никакого особого внимания. До одного случая, который Юджи Камиджо запомнил надолго. Весна не случайно была порой любви. Юджи невольно отмечал, что именно весной он, как правило, влюблялся, хотя последние пару лет его чувства оставались не просто однобокими, но даже не высказанными, и служили исключительно вдохновением. С упорством дикого бизона в джунглях Камиджо игнорировал желания вполне реальных свиданий, вместо этого утопая в фантазиях и мечтах, вдохновенно строча лирику для будущих песен. Стихи, конечно же, были о любви – о прекрасной, волшебной, неземной и трагичной любви, совсем не похожей на что-то реальное и приземленное, что звалось "отношениями". - Ужасно противное слово, - даже проворчал он как-то раз, в пол-уха слушая рассказ какого-то парня из их стаффа. - Какое слово? – удивился тот, пристально на него поглядев. - "Отношения", - чопорно поджал губы Камиджо. А Мачи, некстати усевшийся прямо на ручку его кресла, как всегда не преминул влезть. - Вот всегда было интересно. Ты столько пишешь о любви, просто с ума сойти. Все эти эмоции, все твои сюжеты… Откуда это все берется? Ты ж все время с нами! Камиджо почувствовал, что сейчас покраснеет, и потому поторопился нацепить на лицо томно-высокомерную маску. - Любовь, Мачи-кун, не нуждается в эмпатии, - с умным видом заявил он, жалея, что не может встать и воззриться на барабанщика с высоты своих каблуков. - В чем, в чем она не нуждается? – очень подозрительно переспросил вдруг Эмиру. А Юджи заметил, что молодой человек из стаффа, а если говорить точнее – помощник звукорежиссера, продолжает смотреть на него с неслыханным интересом, будто больше никого в комнате и нет. - В эмпатии! – громче повторил Камиджо. – То есть, в познании и опыте, и… Уже собравшись растечься мыслью по древу, он вдруг заметил, что сидящий на колонке Маю как-то особенно гадко ухмыляется. - И что смешного? – мгновенно вскипел Юджи. – Давай, скажи нам, а мы все посмеемся. - Метод познания путем чувственного опыта - это эмпиризм, а не эмпатия, умник, - хохотнул Маю, в своей излюбленной манере выставляя лидера дураком перед всем коллективом. Камиджо открыл было рот, чтобы вступить с Маю в спор, но вовремя вспомнил о данном самому себе обещании, и захлопнулся, так ничего и не сказав. Фыркнув, он все-таки встал, перекинул на спину волосы ставшим уже привычным жестом, и ушел за микшер-пульт, сделав вид, что работает, параллельно думая, что здорово было бы понавесить в студии больше мониторов. Тогда можно будет видеть, что происходит за спиной, а в данный момент Юджи ужасно интересовало, что там делает Маю – продолжает ли ржать после своего бестактного вмешательства в разговор или нет. Увлекшись, Камиджо даже не заметил, как к нему подошел все тот же младший звукорежиссер и зачем-то склонился ниже, практически к его плечу, то ли чтобы взять что-то с пульта, то ли положить. - Я знаю одно небольшое кафе тут неподалеку, - сказал он вдруг едва слышно, Камиджо даже сперва не понял, что он это ему. – Если есть желание, можем сходить туда. Обсудить эмпатию, например. Мне тоже это очень интересно. Вскинув голову, Юджи откинулся назад и уставился на парня, не сразу вообще сообразив, что тот, кажется, только что позвал его на свидание. Вот так запросто, не заморачиваясь рабочими проблемами и без каких-либо предрассудков. Камиджо вдруг вспомнил, что зовут его Араки, а еще – что он сам же уговорил его работать в стаффе Lareine, кажется, недели три назад. Был Араки весьма хорош собой, его приятное лицо с правильными чертами можно было даже назвать красивым. Он носил длинноватые каштановые волосы и стильные чуть притемненные очки, а еще явно не парился комплексами, потому что хоть и понизил голос, но не постеснялся позвать фактически собственного босса на романтический вечер в кафе, да еще и в присутствии остальных членов группы. Юджи мгновенно ощутил, как радостно задрожало что-то в груди, а скулы и щеки все-таки стали горячими. Медленно развернувшись вместе со стулом к Араки, закинув ногу на ногу, он пару секунд смотрел на него, после чего снисходительно улыбнулся, не выдавая ответного интереса. До поры до времени. - Можем и сходить, - только и сказал он, аж сам поражаясь, с какой стати принялся строить глазки, ведь никогда такого раньше не делал. Араки посмотрел на него долгим внимательным взглядом, определенно вызывающим смущение. И это мгновение было бы во всех отношениях просто прекрасным, если бы его внезапно не испортил резкий звук хлопнувшей двери. Подпрыгнув на месте, Камиджо перестал пялиться на Араки и удивленно обернулся. Маю в студии больше не было, и, судя по всему, дверью хлопнул именно он. - Что случилось? – спросил Юджи с нескрываемым удивлением. Мачи пожал плечами, состроив крайне загадочную рожу, ехидно глядя на Камиджо. Но, к счастью, промолчал, и до объяснений снизошел Эмиру. - Ему, кажется, не понравился твой вид, - как всегда прямо заявил басист. - Почему ты так решил? - Потому что он буркнул что-то про педиков и тут же убежал. Юджи едва не задохнулся от возмущения, презрев правило забить большой болт на выходки Маю. Так и подмывало выскочить следом, оббежать все здание, найти зарвавшегося придурка и врезать ему гитарой по почкам. Сдерживало только то, что послезавтра должен был состояться концерт, а гитарист в творческом отрубе - это последнее, что было нужно группе. Чудом сохранив хорошую мину при плохой игре, Юджи мельком взглянул на Араки, с приятным удивлением отметив, что слова Эмиру и сомнительное бегство Маю не произвели на него совершенно никакого впечатления. Уже через пару часов Араки галантно сажал Юджи в свою машину, чтобы отвезти в то самое кафе, и мысли о Маю в такой обстановке просто не имели право испортить во всех отношениях приятный вечер. …На следующее утро Камиджо пришел на генеральную репетицию перед концертом позже всех, однако не испытывал по этому поводу никаких угрызений совести, чуть ли не порхая на два сантиметра над полом. Настроение было откровенно прекрасное, хотелось петь и кричать от счастья. А еще Юджи определенно был готов пересмотреть свои взгляды насчет необязательного опытного познания в таком деле, как любовь. Араки оказался крайне талантливым приверженцем обратной теории, и именно поэтому Камиджо чуть ли не кружился, как принцесса, по репетиционке и сладко улыбался. - О, явился, не запылился! – тут же огрызнулся на него заметно осунувшийся Маю, будто бухавший накануне полночи. Или кто его знает, может, просто не выспался. – Сколько можно ждать ваше цаплиное величество! Камиджо аж остановился, ошарашенно воззрившись на Маю. - Какое величество? – переспросил он, нехорошо прищурившись. - Маю, не усугубляй… - вяло вякнул Мачи из-за своих барабанов, даже слегка присев. - Нет уж, пусть говорит! – моментально завелся Юджи. В голове заскреблась нехорошая мысль, которой раньше он просто не желал верить. – Что, опять придумал мне очередное гадкое прозвище? - Почему же придумал, - явно закусил удила Маю, подступил к нему вплотную и вдруг насмешливо хмыкнул. – Цаплей я тебя окрестил с первой встречи. И не обольщайся - несмотря на килограмм штукатурки на физиономии, ею ты и остался. А теперь шевели копытами, мой пернатый, и так уйму времени из-за тебя потеряли. Если бы не случившийся накануне приятный вечер и не менее прекрасная ночь, Юджи точно бы от души врезал оборзевшему гитаристу. Но сейчас, несмотря на легкую дрожь в кончиках пальцев от несправедливости и обиды, он гордо расправил плечи, взглянул на Маю сверху вниз и только усмехнулся полной яда улыбкой, отстраняя его с дороги. - Если ты так любишь пернатых, это твои проблемы. К счастью, кое-кто видит во мне отнюдь не цаплю. От ощущения триумфа хотелось отобрать у Мачи его барабанные палочки и от души садануть по тарелкам, как в гонг. Потому что Маю, вопреки ожиданиям, так и стоял со странным выражением на своей длинной роже, и впервые молчал, не разразившись почему-то едкими комментариями. Юджи только ухмыльнулся, отходя к микрофону. Так ему, гаду, и надо, будет знать, как дразниться. Сам-то поди уже и не помнит, когда вообще последний раз на свидания ходил. Почему-то о том, что Маю точно никогда в жизни не ходил на свидания с мужиками, Юджи как-то не подумал. - Маю-сан, вы просто великолепны! Теперь поверните голову немного влево. Фотограф неустанно щелкал затвором, а Юджи украдкой наблюдал за ним, изо всех сил стараясь, чтобы никто этого не заметил. В особенности – чтобы не заметил Маю. Хотя последнего, казалось, вообще не интересовало ничего вокруг, кроме камеры и того, кто держал ее в руках. Медленно Камиджо перевел взгляд на фотографа и почувствовал, как внутри шевелится и урчит, словно голодный зверь, раздражение. Парень был молодой и смазливый. Почему их вообще фотографирует какая-то моделька? Ясно же, что в таком возрасте быть настоящим профессионалом невозможно. То, что Маю строит фотографу глазки, Камиджо заметил уже через минуту после того, как тот приступил к работе. Поначалу не поверил и долго приглядывался, чтобы в итоге убедиться – не показалось. "И кто здесь после этого педик?" – хотел громко и через всю студию поинтересоваться Юджи, но с усилием сдержался. Рабочий день только начался, и он не хотел, чтобы все пошло через пень-колоду из-за его несдержанности. И из-за того, что Маю – педрила. - Образ отличный. Вы похожи на морскую сирену, - продолжал растекаться фотограф. Юджи ожидал, что Маю сейчас усмехнется в своей привычной манере, огрызнется или отшутиться. Комплимент был откровенно плоским и наигранным, а их единственный и неповторимый гитарист, каким бы мудаком ни был, безмозглым идиотом уж точно не являлся. Однако к недоумению Камиджо, быстро сменившимуся негодованием, его извечный враг только опустил ресницы и улыбнулся самыми уголками губ. Затвор защелкал со скоростью сто пятьдесят кадров в секунду - Скорее, он похож на бодрого скакуна сирены, - буркнул под нос Камиджо и дернул с себя белую рубашку, чуть не порвав по шву. – На морского конька... - Что ты делаешь? – недоуменно спросил Мачи, до этого жевавший жвачку и лениво наблюдавший за съемкой. - Тут жарко, - не глядя на него, бросил Юджи. - Да? – удивился драммер. – По-моему, нормально. - Жарко, - с нажимом и громче повторил Камиджо и снова, уже в открытую, уставился на Маю, который возмутительным образом проигнорировал этот взгляд, хотя не заметить его не мог. Фантастически длинные ногти цеплялись за все подряд, парик с непривычно короткими волосами кололся на затылке – из чего его только сделали, из проволоки? И от многочисленных импульсных источников и софтблоков в маленьком помещении дышать становилось нечем. Юджи был крепко не в духе и уже через три минуты пожалел о том, что снял рубашку. Хотелось прогуляться хотя бы в коридор, но не идти же голым. А одеваться – еще сорвешь чертов накладной ноготь. Какой-то замкнутый круг, а не съемка. - Еще минута и заканчиваем, - сообщил фотограф. – Камиджо-сан, вы следующий. - Давно пора, - невежливо огрызнулся Юджи. - Звезда в нетерпении, скорее же, - впервые с начала рабочего дня обратил на него внимание Маю, и Камиджо мгновенно вскипел, хотя перед этим сто раз повторил себе не реагировать ни при каких обстоятельствах. - Я просто считаю, что лучше уделить больше времени тому, кто действительно хорошо выглядит, - выпалил он, вызывающе глядя на Маю. Дальше все происходило как будто в кино: Маю повернул голову в его сторону так медленно, что Юджи успел представить с десяток язвительных фраз, какие тот может выдать, и придумать в два раза больше достойных ответов. - Это кому же? – вкрадчиво спросил Маю с таким невинным лицом, что Камиджо неожиданно для себя растерялся. Справедливости ради, он не мог не признать, что сегодня стилисты постарались на славу. Маю выглядел... эффектно. Темные губы, идеальные волосы и выразительные глаза – образ завораживал. Если бы Юджи вел дневник и сейчас описывал происходящее, он бы использовал слово "потрясающе", а потом так долго его зачеркивал, что проковырял бы ручкой дырку в бумаге. "Все же если человек действительно профи, он и из говна сделает конфетку", - обреченно признал про себя Камиджо и пожелал долгих лет здравия Ямамото-сан, немолодой визажистке, работавшей с ними сегодня. Болван с фотокамерой в руках не так уж и соврал, когда сказал про сирену. За этими мыслями Камиджо упустил драгоценные мгновения, чем Маю, конечно же, воспользовался. - Вот именно, - произнес он, едко усмехнувшись. Юджи подпрыгнул на месте от секундного страха, что озвучил свои мысли вслух. - Так, перерыв пять минут, - объявил фотограф, опуская камеру, чем как будто поставил точку, оставив последнее слово за ненавистным гитаристом. От гнева Юджи открывал и закрывал рот, словно выброшенная на берег рыбка, Маю же непринужденно перебросил через плечо волосы и поднялся на ноги. - То, что ты устроил стриптиз и нацепил парик из овцы, не делает тебя самым привлекательным, - сообщил он, проходя мимо, и это стало последней каплей в чаше терпения Камиджо. - Пошел в жопу, козел! – взвился он и тут же мысленно проклял себя за слабость. Ответ был недостойным, какой-то вопль в пустыне, когда нужен был тонкий едкий сарказм. Очевидно, об этом же подумал Маю – он наклонил голову набок и насмешливо изогнул брови. - Так, хорош уже, девочки, - не дал ему ответить Мачи и даже сделал шаг вперед, вставая между ними, как будто и правда собрался разнимать дерущихся. – Хватит на сегодня! - Тут только одна девочка, - ткнул пальцем в сторону Маю Камиджо. – Сирена недобитая! - Просто сегодня Маю открыл в себе женщину... – невпопад вставил Эмиру, разглаживая ромашки на своем платье. - В отличие от некоторых, я под мужиков не ложусь, - невозмутимо парировал Маю. - ...и теперь ее фиг закроешь обратно, - продолжал Эмиру. - Я смотрю, тебе покоя не дает моя личная жизнь, - процедил Юджи. - И с чего ты взял, что под? - Ага, то есть то, что ты спишь с парнями, даже не оспаривается? – надвинулся на него всем телом Маю. Несмотря на то, что его лошадиная физиономия оставалась невозмутимой, голос чуть заметно дрогнул, и Юджи почувствовал, как внутри него разливается злорадное тепло, а на языке играет сладкое послевкусие ехидного удовлетворения. - Даже если я буду делать это со всем миром, тебя, Маю-кун, это не должно касаться, - вздернул подбородок Камиджо. – Я, видишь ли, в поиске. Вроде бы в этот раз он не сообщил ничего нового или из ряда вон выходящего – в их перепалках с Маю иногда и не такое неслось. Но именно в этот момент он вдруг почувствовал, что его слова зацепили гитариста. Глаза Маю потемнели, он прищурился и на миг плотно сжал ярко накрашенные губы. Сглотнув, Юджи непроизвольно отступил на полшага назад. - У всех вокалисты как вокалисты, а у нас шлюха! – отчеканил Маю. На секунду показалось, что сейчас он сплюнет на пол. Юджи открыл рот, чтобы выдать достойный ответ, но все слова разом забылись. Маю стоял перед ним, сжимал кулаки – Камиджо только сейчас это заметил, хмурил брови и почти незаметно склонялся всем корпусом вперед, в его, Юджи, сторону. Причин для бурной ярости у него не было, да и Камиджо знал, что сегодня не было озвучено ничего настолько раздражающего. А в следующий миг его накрыло пониманием, что Маю отнюдь не злится. Он стоял так близко, что Камиджо видел, как на его шее под кожей бьется пульс. И дышал глубоко и тяжело, как после пробежки, пускай на первый взгляд это не было заметно. "Черт побери! Да он же хочет меня", - осенило Юджи, и мысль эта была до того бредовой, что он невольно улыбнулся ее идиотизму. На секунду, после чего улыбка исчезла, но Маю, конечно, успел ее заметить. В его глазах мелькнуло непонимание, он с недоумением воззрился на Юджи, и тот не знал, какое сейчас выражение застыло на его лице, но Маю оно озадачило и однозначно ему не понравилось. - Ну и долго вы будете стоять и пялиться друг на друга, как два барана? – устало поинтересовался Мачи. - Взяли бы да потрахались, - поддакнул Эмиру. – А то достали уже. Юджи хотел сглотнуть, но во рту пересохло. Еще он хотел посмотреть на Эмиру и покрутить пальцем у виска, но не смог отвести глаз от Маю, на лице которого застыла самая настоящая растерянность. И Камиджо вдруг понял, что Маю в эту минуту думает о том же, что и он. О том, что все их бесконечное противостояние – это отнюдь не ненависть. Или, по крайней мере, не только она. "Да лучше кастрация, чем этот... чем с этим..." – собирался сказать Камиджо, но почему-то не смог сформулировать мысль. Подспудно он ждал, что нечто подобное сейчас выдаст Маю-говнюк, но говнюк почему-то молчал и пялился на Камиджо, словно впервые его увидел. Дверь скрипнула, открываясь, и фотограф, явившийся, не иначе, с перекура, бодро поинтересовался: - Ну что, отдохнули? Камиджо-сан, вы готовы? В эту минуту Юджи подумал, что парень не так уж и плох. По крайней мере, вернулся он более чем кстати, иначе кто знает, чем закончилась бы эта немая сцена.