мнлопе

Тоору. Нам было лет пять, когда мы встретились около старой песочницы. Он гостил у своей тёти, которая в то время жила недалеко от моего дома. Я помню: у Ойкавы была светло-зелёная панамка на голове, потому что ярко светило солнце, а у меня в руках — ведёрко, в которое я собирал красивые камни. Мы подружились, наверное, со второго слова. С трёхмиллиардного я понял, что не могу дышать без Тоору. А с какого же он осознал, что не хочет? За окном медленно падают одинокие снежинки, хотя, вроде, на улице май. Они чем-то похожи на рис, который осыпается на дно кастрюли и подгорает. На улице — ни души. Только я, застывающий на губах пар и записка в кармане. Я знаю, Ойкава непременно бы вернулся туда, где началось наше хлипкое «мы». Знаю, потому что я бы сделал точно так же. Потому что мы на самом деле чертовски похожи. Были. Были похожи. Нам часто говорили, что у нас одни эмоции на двоих, движения и привычки. Одно выражение лица и одна манера разговаривать. Но никто не сказал, что у нас одна-единственная жизнь на двоих. Потому что Тоору умер. И я никогда не чувствовал себя таким бесполезным куском мяса. Нашу детскую площадку давно закрыли, и она давно заросла сорняками. Дети больше не играют здесь, не разбивают колени и не мечтают покорить весь мир и даже больше. А мы с Ойкавой перестали быть детьми и никогда уже ими не станем. Мы больше даже не «мы». Думаю, если бы мне потребовалось задокументировать всю нашу жизнь, я бы писал каждое «мы» вот так: «м | ы». Пропасть пробелов и огромная стена между двумя одинокими буквами. Эй, я одинокая буква, и всё, что было мне дорого, теперь превращается в траву. Эй, Тоору. Эй, одинокая буква, ты будешь моим любимым сорняком. На старых качелях остались наши имена с подписью: «Лудшие друзья на всегда». Губы забыли, что такое улыбка, поэтому я не пытаюсь выдавить из себя что-то светлое. Даже в память о старых днях. Земля неприятно хрустит под ногами, как сломанные кости. Раздробленные на тысячи осколков, впивающиеся в плоть и заставляющие её разбухать. Ива-чан, что вы проходите по математике? На песочнице уже облупилась краска, размытая дождями и снегами. Ива-чан, я не знаю, как решать этот номер. Гнилые бортики давно разъехались по земле разрушенным окопом. Ты лучше, чем гугл. Песок впитался в траву, став с ней одним целым. Прости. Спокойной ночи. Ну же, оставь мне знак. Оставь мне послание. Ничего страшного. Я привык. Я знаю, ты был здесь. Я знаю, ты хотел вернуться назад. Я знаю, ты… готовился. Ты знал. Ты хотел уйти от скомканного «нас». Ива-чан, мне немного страшно. Колени зудят после падения, но мне не хочется встать и отряхиваться. Не хочется искать расшифровок. Не хочется разгадывать и гадать. Не хочется существовать в мире, где больше нет тебя. Мне не нужен мир или что-там-мы-мечтали-покорить. Ничего, ещё раз прости. Спокойной ночи. Однажды Тоору стащил у тёти перочинный нож и вырезал на дереве наши имена. Сначала своё, а затем моё, потому что он на самом деле всегда был эгоистом. Настоящим эгоистом, и теперь он доказал это — я больше не сомневаюсь, я больше не верю. Не знаю, откуда у него была такая маниакальная тяга к оставлению следов и меток, но сладкая лихорадка пронзает тело. Бегу к дереву, на которое мы залезали в надежде достать до неба. Мы всегда прыгали выше головы и мечтали о том, о чём никто не мечтал или не позволял себе мечтать. Надпись буквально утыкается в нос — дерево росло вместе с нами, но мы никогда этого не замечали. М | ы. Веду рукой по шершавому стволу. «Ойкава Тоору». «Иваизуми Хаджиме». «Ойкава Тоору Иваизуми Хаджиме». «-3/наоборот». Свежие царапины. Я знал, что ты не подведёшь меня. Сажусь прямо под дерево, и выступы на тяжёлой коре впиваются в тело. Записка всегда в нагрудном кармане. Если я всё-таки умру раньше, чем расшифрую, хочу, чтобы её похоронили со мной. Я не хочу умирать без частички Тоору — не теперь. Я думал, что тот парень был моим лучшим другом, а он оказался грёбаным смыслом жизни. Достаю из олимпийки блокнот, на первой странице которого ждёт алфавит. Наоборот. Минус три. Буквы складываются в слова. «Я не буду извиняться». Макки-чан, скажи всем, что завтрашняя тренировка отменяется. «Ты имеешь полное право злиться». Пожалуйста. Мне немного одиноко, Ива-чан лёг спать. «Кричать, беситься и ненавидеть меня». Ааххаха. Почти. Ты прав. Спокойной ночи. «Но я правда не жалею о том, что ушёл». Ты врёшь мне. Ты врёшь мне, подонок. Ты боялся, ты не хотел, ты… тытытытыты. Ненавижу. Ненавижу, Ойкава Тоору. Н е н а в и ж у «н а с», которое ты оставил одному лишь мне.