"Дорогой Дневник..."

— Ебаный Мерлин, — выругался Рон, только перед дверью в Выручай-комнату осознавший, что не принял Оборотного Зелья. Похлопав себя по карманам, он быстро обнаружил искомую флягу и нетвердым, но уверенным движением залпом опрокинул в себя порцию варева. Превратившись через пару секунд в Гарри, он обернулся на звук: укрытые роновым Дезиллюминационным заклятием Дин гоготнул, а Симус то ли хрюкнул, то ли икнул… — Слы, да это ж Поттер!.. — донесся до Рона-Гарри голос Дина. — Заткнулись, — скомандовал Уизли-Поттер и взмахом руки велел им следовать за собой. Во время их пьяного полета на метлах из трактира в Хогвартс все было обговорено: Дин и Симус прячутся под Дезиллюмом и молчат в тряпочку, а Рон доказывает им обоим ошибочность их предположений касательно его девственности. Да уж, его смелое заявление о том, что он-де трахает Малфоя наделало шуму в их компании! Ну ничего, сейчас они убедятся, кто тут альфа-самец. Девственником его считали, это ж надо!.. Решительно толкнув дверь, Рон-Гарри с почти вплотную следовавшими за ним Дином и Симусом вошел в Выручай-комнату. Тут было необычно. Было темно, только пара заколдованных свеч неторопливо плыли по воздуху. Рону-Гарри сперва почудилось, что комната пуста, но до него донесся негромкий голос Малфоя: — Ты опоздал. Слизеринец, как понял Рон-Гарри, вглядевшись в полумрак, пребывал в дальней части комнаты. Уизли-Поттер прошел вглубь, ощущая некоторую дрожь волнения: в присутствии зрителей он острее ощущал крышесносность того, что у него сейчас будет оральный секс с кем-то, чего греха таить, холеным, платиноволосым и пахнущим луговыми полями. Хорек, как выяснилось при приближении Рона-Гарри, сидел на полу, обхватив колени. Вся его поза и мимика выдавали скрытую печаль, тревогу, неуверенность. — Я подумал, что ты не придешь. Черт, Рону-Гарри показалось, или в голосе Малфоя прозвучала боль? Как бы там ни было, Рон, смотрящий сверху вниз на сидящего Малфоя, ответил: — Однако, я пришел. Они очень серьезно смотрели друг другу в глаза. Серые глаза и голубые глаза. Тишина звенела несколько секунд, но ее нарушил выдох Малфоя. И тогда Рон-Гарри вдруг сделал то, чего сам от себя не ожидал: упав перед Малфоем на колени так, что их глаза оказались на одном уровне, он грубо притянул его к себе и подмял под себя, накрыв своим телом. Руки Хорька оказалось вдруг совершенно необходимо держать у запястий высоко над его головой прижатыми к полу, а губы гнусного слизеринца стало срочно нужно жестко, почти больно поцеловать, проникая языком внутрь и не задумываясь, приглашали туда Рона-Гарри, или нет. Его, однако, приглашали, и даже очень: стон Малфоя, то, как он выгнулся от нахлынувших ощущений, и существенное увеличение выпуклости в его паху трактовались однозначно. Рону-Гарри и самому стало жарко. Никто и никогда еще так не отзывался на его прикосновения… Повинуясь уносившим его волнам возбуждения, Рон-Гарри захотел попробовать чуть надавить — применить к Малфою немного силы. Одной рукой по-прежнему держа оба запястья Хорька сразу, Уизли-Поттер стянул с себя красно-золотой галстук и связал им руки Хорька. Изумрудному с серебром галстуку Хорька тоже нашлось применение: им Рону-Гарри захотелось завязать слизеринцу глаза. Ноги, так и быть, Рон-Гарри милостиво завязывать не станет… Белобрысый гад отзывался приглушенными выдохами и из последних сил сдерживаемыми стонами на каждое нововведение, мазохист конченый, — как назвал его про себя Рон-Гарри, которого, впрочем, конченность малфоевского мазохизма тоже не оставляла равнодушным. Он всегда хотел быть нежным в постели, но сейчас он хотел еще и грубо доминировать, вплоть до принуждения. И оба постулата органично и естественно реализовывались сейчас с Малфоем: он грубо связал его, резким движением стянул с него дорогие брюки, отшвырнув их куда подальше, и уже хотел было грубо войти, но осознал себя покрывающим мраморную кожу слизеринца до того невесомыми поцелуями, что гад чувствовал, пожалуй, в основном лишь только роново теплое дыхание. Драко начала бить крупная дрожь, он едва ли не задыхался от чувств, ощущуений и предвкушения. Рон-Гарри все медлил, почему-то остановившись на мгновение, чтобы запечатлеть в памяти полуобнаженное тело, горячее, возбежденное, — и кем, им, Роном Уизли! — желающее его принять… — Трахни меня. Очень тихо и очень грязно, без лишних слов… Добавленное вдогонку почти беззвучное «пожалуйста» потонуло в звуке наспех расстегиваемой Роном-Гарри ширинки… Тепло. Вот что сказал бы вам Рон Уизли, если бы вы спросили его, каково внутри Малфоя — тепло. А еще мягко, бархатисто-гладко и удивительно нежно… Так вот, какова она, сущность Хорька… Сейчас, однако, Рон-Гарри ни о чем этом не думал. Он вообще ни о чем не думал. Он хотел, и его хотели — это все, что было важно. Он был внутри, и его готовы были принять с горячим желанием. Он тяжело дышал, и под ним у человека сбивалось дыхание. Завязанные глаза и связанные руки… Ноги, которые Рон-Гарри закинул себе на талию, и эти ноги с чувством обняли его… Кроме перечисленного, все перестало существовать. Запах… Запах Хорька возбуждал. И его белесые пряди, сейчас потные и растрепавшиеся. И его тонкие чувственные губы, изогнувшиеся в безмолвном крике. И дороговизна его шелковой белоснежной рубашки, серебряной запонки с изумрудом. И дрожащие ресницы. И каждый волосок бровей… Некоторое время Рона-Гарри занимало только все перечисленное. Но вдруг что-то стало меняться, и Рон-Гарри почти сразу же с ужасом неверия в происходящее понял, что. За каких-нибудь три-четыре секунды превращения он снова стал самим собой — Роном Уизли. Оборотное Зелье перестало действовать. Неужели прошел уже час?.. Однако, Рон (уже не Рон-Гарри) не успел задуматься о том, что же ему делать, — доп.запаса оборотки с собой не было — потому что реакция Малфоя решила все. Слизеринец тихо застонал и подался навстречу. Сам. Насадился глубже на член Рона, крепче обнял его ногами… Рон не знал, что подумал Малфой, чьи глаза, слава Мерлину, были завязаны, но ощущения ему явно понравились. Еще бы — плечистый Рон с крепкими мускулами был куда мужественнее дрищавого Поттера, и надо ли упоминать, что у Ронни был толще и длиннее. Залипнув на мгновение на полуобнаженного Малфоя, явно вожделеющего, чтобы пауза в движениях Рона скорее закончилась, невесомо проведя кончиками пальцев по всей длине пениса Драко, отчего белобрысый выгнулся, Рон вновь принялся за работу, куда неистовее, чем в обличии Поттера.Теперь ему было где развернуться! Его сильные руки и спина открывали широкий простор для манипуляций — да он мог бы держать Малфоя на весу и при этом отменно драть!.. Рона накрыло ощущение того, что он впервые в жизни занимается сексом, будучи самим собой, а не Поттером. Черт, у ублюдка такая нежная кожа… И такой нежный пенис… Рон постарался двигаться так, чтобы пенис Хорька получал свою долю ласковых прикосновений. Нет, вы не подумайте, Рона совершенно не заботило удовлетворение Хорька, но когда тому было приятно, он чертовски соблазнительно дышал, выдыхал, стонал, выгибался, подавался вперед, на Рона… А это возбуждало. Было нереально приятно сознавать, что есть такой человек, к тому же, черт его дери, красивый, который, находясь снизу под тобой, будет еще и считать это подарком судьбы, будет в восторге от того, что его трахает Рон, будет искренне отдаваться ощущениям… И отдаваться ему, Рону. Это было нереально. Этот гад напоминал ванильное мороженное — такой же холодный (про манеры на публике), но при этом крышесносно сладкий. А Рон любил ванильное мороженное… Первым кончил Хорек, излившись себе на живот с протяжным выдохом и тихим стоном-хныканьем; полминутой спустя его догнал и Рон, не сдержав, кажется, в момент пика наслаждений низкого рычания. Это был лучший оргазм в его жизни. Самый яркий, самый интенсивный, пронзивший все его тело, каждую клеточку… Выходить из Хорька не хотелось. Тот, по-прежнему связанный, обмякнув, лежал на полу, рот его был полуоткрыт, и это предопределило следующие действия Рона. Уизли обмакнул пальцы в жемчужную сперму Хорька на его плоском мраморном животе, и настойчиво проник ими в рот Малфоя. Тот не оказал сопротивления. Он застонал бы от возбуждающей пошлости происходящего, но сил на это не осталось, и стон вышел беззвучным, однако его факт не укрылся от Рона. Уизли наблюдал, как Хорек послушно сосет его пальцы, и был бессилен решить, что лучше — трахать Хорька в чердак или в подвал: и то и то было слишком нереально круто. Развязывать Хорька Рон не торопился. Он медленно вышел из слизеринского гада, лег рядом на длинноворсовый ковер, услужливо сотворенный Выруяой-комнатой под ними в тот момент, как только Рон оказался сверху на Малфое. Какое-то время просто лежали, восстанавливая дыхание. Рон прикрыл глаза. Мыслей в его голове не было. Он уже впадал в полудрему, как услышал рядом тихое: — Я тебя люблю, Поттер… Рон, в своем собственном обличии, чуть дернулся. Он и забыл, что Малфой-то ни сном ни духом не ведает, кто в действительности его только что так отменно отодрал. Драко, тем временем, по-прежнему со связанными руками и завязанными глазами, положил белесую голову на мощную грудь Рона, шепча ему. Говорил Хорек тихо, но со значением. Слова будто давались ему с трудом — да так оно, скорее всего, и было. Еще бы: признаваться школьному врагу в детской любви к нему; говорить о том, как всегда мечтал оказать снизу, под ним; о том, какой восторг в нем вызывает ощущение собственной беззащитности; то, что он целиком и полностью находится в его — Поттера — власти. Власть эта на деле принадлежала не Поттеру, а Рону, и тот, убаюканный тихим шепотом Хорька о всяких нежностях и соплях — подумать только, у Хорька есть чувства, да еще какие! Хотя, черт возьми, Рону было приятно, что кому-то так нравится быть им оттраханным (особенно, когда Малфой сказал, что по ощущениям он — Рон/Гарри — показался ему — Хорьку — сейчас более сильным и брутальным, чем выглядел внешне. Еще бы! Было приятно — офигительно — трахать Малфоя своим собственным членом, более большим, чем у Поттера, а не давать ему пососать поттеровский!.. Да и собственными более мощными мышцами рук, плеч и спины тоже было неплохо пользоваться в половом акте. В общем, Рон уснул сном младенца с малфоевской платиноволосой тыквой на груди, напрочь забыв, что они были в Выручай-комнате не одни. Забыв, что судьба всегда воздает по заслугам, и, если обижать своих лучших друзей — одного против воли лапать, другому давать в морду — то все это никогда не обернется для тебя самого выгодой и выигрышем. Рон и так и оставшийся связанным почти голый Драко мирно спали. Двое под Дезиллюминационным заклятием тихо выскользнули из Выручай-комнаты, никем не замеченные. Протрезвев от шока, они, однако, не обмолвились друг с другом ни словом, и только в пустой гостиной Гриффиндора, наконец, дар речи к ним вернулся. Возможно ли, что затаивший обиду за удар в челюсть на Рона Дин подбивал своего лучшего друга Симуса на некие действия в связи с узнанной ими тайной?