Жизнь после смерти

      Год подходил к концу, и в последнее время трактирщик посматривал на Талални с каким-то напряжением, будто чего-то ожидал. Ее это раздражало. Что ты задумал, Йони, думала она, что творится в твоей глупой голове? Он вел себя очень странно, чеснока в доме стало еще больше.       И был еще один момент. Йони запретил Саре мыться в ванной. Столько времени не возражал против ее привычки, а тут — на тебе! Вплоть до того, что перекинул через колено свою уже не маленькую дочь и тяжелой рукой отшлепал ее по заду. Его нервозность заставляла Талални испытывать чувство смутной тревоги.       В конце концов она махнула рукой, и когда в очередной раз колола во дворе дрова, заодно выстругала себе осиновое копьецо. Просто на всякий случай. А когда Йони зарезал свинью, Талални нацедила во фляжку ее крови, соврав, что собирается попробовать сделать пальты*, а сама заныкала ее в погреб в ведро со снегом так, чтобы никто эту кровь не нашел. Тоже на всякий случай, это было какое-то наитие, и она решила, что хуже не будет, хотя и не верила во все эти суеверия про вампиров. Когда же Йони попросил показать ему пальты, она со вздохом заявила, что ничего не получилось, и все пришлось выбросить. Самое интересное, что Йони никак не возражал, чтобы в ванной мылась она, даже наоборот, он этому очень радовался.       В один из вечеров Талални, как всегда, натаскала себе воды и залезла в лоханку. Копьецо из осины она положила недалеко, а ведро с фляжкой, наполненной кровью, затолкала под лавку возле стены. Йони, кстати, заметил, что в ванную она пошла со своим самодельным оружием.       — Зачем тебе эта штука? — с деланным смехом спросил он. — Боишься, что на тебя нападут, когда ты будешь мыться?       — Может, и боюсь, — пробурчала она. — У тебя прямо над ванной окно, мало ли какой придурок туда залезет, в нашей деревне полно парней, охочих до голого женского тела. Ладно, если просто посмотрят, а вдруг подумают, что хотят большего, и решат, что им море по колено, особенно когда напьются.       Талални погрузилась в пену и принялась намыливаться, мурлыкая себе под нос. И тут она поняла, что что-то не так, в ванной комнате стало сквозить, а сверху пошел снег. Она глянула наверх и увидела, как в открытое окно скользнули мужские ноги в аккуратных брюках. Вслед за ногами появился и их хозяин. Это был красивый мужчина лет сорока пяти-пятидесяти, высокий, стройный, широкоплечий, с густыми волосами с проседью и до крайности породистым лицом. Он властно смотрел на нее своими голубыми глазами и склонился над ней, обнажая свои вершковые клыки. Дальше ее тело сработало автоматически. Она ухватила его за голову и изо всей силы двинула своим лбом в его аристократический нос. Мужчина с воплем отлетел к скамье, ухватившись рукой за лицо, а Талални выскочила из лоханки, и, подхватив свое осиновое копье, наставила острие в его сторону.       — Даже не думайте дергаться, в мою сторону, милейший, — прошипела она. — Я воткну его вам в сердце, если вы до меня дотронетесь.       Мужчина в шоке отвел руку от своего лица, с его носа капала кровь. Тем не менее, он ухмыльнулся, и сказал:       — А вас, барышня, совсем не смущает то, что вы передо мною стоите в… неглиже?       Вероятно, он ожидал обычной в такой ситуации женской реакции: визга и попыток прикрыться. Но Талални с издевкой усмехнулась и заявила:       — А это уже, сударь, не мои проблемы, а исключительно ваши эротические. Я буду теперь являться вам в непристойных снах, и вы сами пожалеете, что решились на такую эскападу.       Вампир вздернул бровь.       — Вы не похожи на крестьянку, — промурлыкал он. — Крестьянки не умеют так изъясняться. Вы знатных кровей? Быть может я знавал ваших родителей?       — Не знаю, — Талални пожала плечами, не отводя, однако, свое копье в сторону. — Я не помню. Я даже имя свое не ведаю. У меня полная потеря памяти.       Мужчина уже успел вправить нос, и кровь из него больше не текла. Талални подхватила полотенце, смочила его в воде и кинула ему.       — Думаю, вам надо смыть кровь.       — Благодарю, — вампир кивнул и очистил свое лицо. Развели тут Версаль, мелькнула у Талални мысль, и она с трудом подавила смех.       — Полагаю, вы сейчас очень голодны, — предположила Талални. — Там под скамьей есть фляжка, возьмите ее. Думаю, что червячка вы заморите.       Он протянул руку, достал фляжку из-под скамьи и сделал глоток. Затем слегка нахмурился и пробормотал:       — Кровь очень похожа на человеческую, но откуда бы вам ее достать… Что вы мне дали?       — О, это свиная. У свиньи внутренние органы работают, как у людей, — Талални задумчиво наморщила лоб. — Не помню, откуда я это знаю. Но меня сейчас волнует другой вопрос. Как вы сюда вошли? Вроде бы вампиры не могут входить без приглашения, или я ошибаюсь?       — Не ошибаетесь, — вампир сделал из фляжки еще один глоток и вальяжно закинул ногу за ногу. — Я получил разрешение. От трактирщика.       — Вот оно что… — Талални сумрачно закусила губу. — Выходит, меня подставили.       — Простите, что? Я не понял, что вы имеете в виду.       — Этот проходимец Йони специально подсунул меня вам. И часто он так делает? — Талални пытливо смотрела в глаза вампиру. Тот не стал отпираться.       — Ваша предупредительность заслуживает награды, — усмехнулся он. — Он это делает все время. Чтобы я не увел с собой кого-то из его семьи.       — Ну конечно, своя рубашка ближе к телу. Подумаешь, отдал какую-то бродяжку, делов-то, — в Талални волной поднялась горечь. — В любом случае, у меня перед ним должок, он меня выходил, дал мне кров и еду. Хорошо. Я пойду с вами.       — Что? — вампир этого явно не ожидал.       Талални вздохнула.       — Я пойду с вами, — повторила она. — Не буду сопротивляться, в конце концов, мне терять нечего, а быть в долгу я не люблю. Вы позволите мне одеться?       — Ну, конечно. Я даже отвернусь, чтобы вас не смущать.       — Да можете не отворачиваться. В конце концов, вы уже увидели все, что смогли, — ехидно сказала Талални.       В глазах вампира промелькнуло что-то похожее на уважение. Талални насухо вытерлась полотенцем и оделась. Вампир протянул руку, но она покачала головой.       — Я не собираюсь сбегать через окно, словно незадачливый воришка. Я выйду через дверь, на глазах у всех, чтобы они видели, что я иду своей охотой. Надеюсь, что у них от этого прокиснет пиво. Не угодно ли сопроводить меня? Если, конечно, не боитесь.       Вампир гневно сверкнул глазами, что вызвало в ней гордость за себя: все-таки она его достала!       — Идемте! — рявкнул он, рванув дверную ручку.       Они спустились вниз и вышли в трактирный зал. Гул в зале смолк. Деревенский народец с ужасом щемился по лавкам, даже не пытаясь осенить себя крестным знамением. Когда Талални и вампир уже подошли к выходу, Талални вдруг остановилась, и спросила:       — Могу я сказать кое-что трактирщику?       — Можете, — кивнул вампир. — Я подожду вас снаружи.       С этими словами он вышел.       Талални развернулась в сторону Йони.       — Йони, на два слова. Да ты не бойся, я все еще человек, кусать тебя не буду.       Трактирщик робко приблизился, и она увидела, как его руки дрожат. Она прошептала ему на ухо:       — Ты совершил большую ошибку, Йони. Ты не спас свою дочь, а всего лишь отсрочил неизбежное. Когда-нибудь они все равно за ней придут.       Талални насладилась видом его позеленевшего лица и побелевших губ, и вышла во двор, где стоял возок, в котором уже устроился вампир, а на козлах сидел до крайности уродливый горбун. Вампир подал ей руку, помогая залезть внутрь, и она устроилась рядом с ним.       — Почему вы никак не отреагировали на чеснок? — спросила она. — Он же там на каждом шагу висит.       — Я не могу его есть, у нас это что-то вроде аллергии, — ответил вампир. — Но это не значит, что мы не можем рядом с ним находиться.       Талални кивнула.       — Вам придется всю дорогу меня тормошить, иначе я засну и замерзну. Вы же не хотите довезти до своего замка, у вас ведь замок, я полагаю, окоченевшее тело. Зря только еду переведете.       Вампир вздернул брови, опять почувствовав невольное уважение.       — Я так и не узнала вашего имени. С кем все-таки я имею честь?       — О, простите, я не представился. Граф фон Кролок.       — Деревенские называют меня Талални.       Горбун щелкнул кнутом, и возок тронулся, увозя их от трактира.