Открытие
10 февраля 2017 г. в 00:28
Талални проснулась и открыла глаза. В гробу было жутко тесно, потому что фон Кролок хотел, чтобы она была рядом при их пробуждении.
— Фридрих, почему мы все время спим в этом проклятущем гробу, в склепе?! — простонала она, сталкивая крышку гроба и потягиваясь.
— Таковы традиции, моя дорогая, — ответил граф, помогая ей вылезти из гроба наружу. — Вампиры должны спать в гробах.
— И что, нам это что-то дает? Может, какую-то особую силу, или сохраняет красоту? Хотя насчет красоты — это бред, я же видела твоих родственников и гостей на прошлом Балу. Если бы я была человеком, то мне бы еще долго снились кошмарные сны от их вида. Так что, дает нам сон в гробу что-нибудь? Может, я, как новообращенная, ничего не замечаю?
— Увы, дитя мое. Сон в гробу — это просто сон в гробу. С таким же успехом можно спать, зарывшись глубоко в землю, в пещере или где-нибудь еще, — развел руками граф.
Герберт с интересом наблюдал за их разговором, не торопясь вылезать из своего гроба.
— Тогда почему мы не спим в замке, там столько комфортных комнат с большими, удобными кроватями? В конце концов, в качестве уступки дурацким традициям, мы можем заказать большие кровати в форме гробов, разве нет?
— Ты забыла про окна, — строго сказал граф. — Все эти комнаты днем освещаются солнечным светом, а он для нас смертельно опасен, мы рассыпаемся в прах, чуть только под него попадаем.
— Но ведь окна можно замазать черной краской! Или еще лучше, повесить изнутри непроницаемые для солнечного света ставни. И дверь можно закрыть на толстые засовы, если что, чтобы к нам не смог никто проникнуть! — возразила Талални. — А в этот склеп попасть проще простого, только заходи!
— Склеп охраняет Куколь. Он очень хороший сторож. И закончим на этом, — пресек граф ее дальнейшие попытки продолжить разговор. Спорить с ним сейчас было бесполезно, потому что его голова была занята предстоящим Балом, отчего он испытывал раздражение. Талални тихо надулась, и они вышли из склепа.
Из деревни вернулся Куколь, и весь его вид говорил о том, что горбун доволен.
— Ваша милость, я нашел! — радостно прошепелявил он. — Нашел вам угощение, там, в трактире у Йони!
— Вот как? — оживился фон Кролок. — Давай-ка, расскажи мне поподробнее!
— Это дочь трактирщика, я слышал, что она очень любит принимать ванную. — горбун улыбался до ушей.
— Фридрих, она же местная! — прошипела Талални.
Граф со вздохом повернулся к ней и сказал:
— Знаю, но у нас нет выхода. Бал уже через четыре дня.
— Оооо, с каким бы удовольствием я бы услышала, как ты посылаешь Владика с его Балом к чертовой матери! — Талални воздела руки.
А с каким удовольствием я бы его послал, подумал граф. Надо все-таки это сделать. Или, если так хотят пользоваться моим замком, поставить условие: закуску пускай привозят с собой.
Он опять вздохнул и приказал Куколю заложить возок. Вернулся он уже с добычей.
Талални смотрела, как нежно он поддерживает Сару и ощутила, как в ее груди вспыхнула глухая ревность. Сара была потрясающе красива. Талални увидела ранки у Сары на шее и поняла, что фон Кролок уже успел отведать крови этой девушки. Сару проводили в покои с ванной.
— Она мне все уши прожужжала, когда мы сюда добирались, — пояснил граф. — Я услышал целую лекцию о пользе мытья. Вот и пускай полощется, нам совершенно невыгодно, чтобы она думала о побеге.
А буквально через пару-тройку часов к замку пришел трактирщик Йони.
Видимо он что-то хотел сказать графу по поводу Сары, но не успел. Голодные родственники графа и те гости, кто приехал пораньше, выползли из своих могил и высосали несчастного трактирщика досуха.
— Да заебись ты трижды злоебучим проебом, залупоглазое пиздопроебище семиблядским троепиздием, восьмирукий пятихуй, подзалупная пиздобратия! — выругалась в сердцах Талални.
— Ну вот, опять ты начала нести какую-то тарабарщину, — упрекнул ее граф.
— А тебе совсем не интересно, что он хотел сказать? — пробурчала в ответ она.
— Наверное, хотел предложить свои услуги по облизыванию моих ботинок, если я отпущу его дочь, — предположил фон Кролок. — Тебя бы что больше устроило, моя дорогая — чтобы он был с нами, или чтобы он был трупом?
— Да пусть живет, — махнула она рукой. — Он хоть и полный придурок, но не злой. Работать, опять же умеет… Будет Куколю помогать по ночам.
Чтобы Йони не считался пропавшим, а просто мертвым, его выгрузили недалеко от деревни, запретив волкам к нему прикасаться.
От ревности Талални впала в самое мрачное расположение духа. Ее бесила Сара. Последней каплей было то, что Сара единолично и надолго заняла ванную и при этом еще и скорбно выла, опрометчиво считая, что поет.
Талални, полыхая гневом, отказалась идти спать в склеп, заявив, что у нее наступил новый этап экспериментов с кровью. Отчасти, это было абсолютной правдой, она хотела посмотреть, что с ней будет, если она высунет под солнечные лучи хотя бы кончик своего пальца. Для этого она решила забраться на чердак.
Там было довольно удобно, в маленькое окошко проскальзывал лунный свет. Поэтому Талални решила, что и солнечным лучам сюда будет доступ, достаточный для опыта, но недостаточный для того, чтобы ее убило. Она даже спокойно сможет здесь поспать после того, как встретит рассвет. Видя ее настроение, граф не стал спорить, хоть ее затея ему сильно не понравилась. Он с Гербертом ушел спать в склеп.
Талални устроилась недалеко от окошка в ожидании рассвета. И вот он наступил. Талални дождалась момента, когда в окно проник солнечный свет, и сунула в лучи солнца кончик своего пальца. Ничего не произошло. Она нахмурилась и открыла солнечному свету всю ладонь. И через десять секунд почувствовала страшное жжение! Со сдавленным рычанием она отдернула обожженную руку, тряся ей в воздухе. А потом до нее дошло. Это был ожог, всего лишь ожог! Руку не испепелило сразу, как говорил граф, а это значит, что свиная кровь в сочетании с человеческой что-то поменяла в ее организме, и теперь солнце не так для нее опасно, как для всех остальных! Это открытие даже слегка развеяло ее мрачность, до того, что она захихикала. Талални записала опыт в свою тетрадку и решила, что на сегодня хватит. Она забилась в самый темный угол чердака и заснула.