***
— И мое сердце остановилось, мое сердце замерло… — себе под нос напевал Чехов, готовя завтрак. — Доброе утро, — Леонард вошел на кухню — Доброе, — улыбаясь, как довольный кот, чуть ли не промурлыкал Паша, приподнимаясь на носочках, чтобы поцеловать мужа. — Сегодня мы едем плавать на озеро. — Правда? Никогда не купался на природе. Все природные источники или загрязнены, или частные, — удивился Боунс. — Но только не в России. — Конечно, я и забыл. Россия это совершенно другой мир, ага, да. — Пойдем, пойдем скорее! — Чехов тащил за руку Леонарда. Они вышли во двор дома, обошли сам дом вокруг и подошли к забору. — И что дальше? — вопрошал Боунс, глядя на покосившийся забор. — Как что? Лезь на крышу, давай! — Чехов подтолкнул его вперед, и, показывая пример, полез на забор. Оттуда он перепрыгнул на черепицу, ловко подтянулся и оказался на нагретой солнцем крыше. — Не упади только! — крикнул МакКой. — Иди сюда! — смеясь, Паша полез выше. Он залез на самое основание, медленно поднялся, выпрямился. Леонард невольно залюбовался им. Такой свободный, неукротимый, дикий. Стоит в лучах поднимающегося солнца, купаясь в них, обволакиваемый ветром. Светлые отросшие волосы переливались золотым. Вот он поднял руки и… Прыгнул. Спрыгнул с крыши. Сердце Боунса пропустило удар. Он надеялся, что это сон, что вот сейчас он проснется, а рядом лежит Пашка, невредимый, сверкая своими веселыми глазками. Но он не просыпался. МакКой сорвался с места, обежал дом, в голове перебирая все возможные и невозможные варианты, молясь, чтобы его Паша был хотя бы просто жив. Но где Чехов? Он прыгнул в эту сторону, куда он пропал? Вдруг из стога сена, стоящего совсем рядом, раздался звонкий смех, и оттуда вынырнула голова Чехова, заливаясь хохотом. — Ты… Ты… — Леонард задыхался, не в силах сказать что-либо. Глаза застилали слезы. — Я в порядке, все хорошо, не расстраивайся. Прости, прости что напугал тебя. Прости, — Паша обнял Боунса, мягко поглаживая по спине. — Я думал, что ты… — доктор не смог договорить, горло свело судорогой от сдерживаемый рыданий. — Прости, я не подумал, — Чехов покрывал его лицо поцелуями, вытирая возникающие в уголках глаз слезы. Леонард только крепче прижал его к себе, понимая, что никуда его не отпустит. Никогда.***
Они взяли корзину с огромным количеством еды, чаем из малины и облепихи и клетчатым покрывалом, и вышли за ворота. Только они вышли на дорогу, как к ним подбежала Таня. — Ну и куда вы без меня собрались, а? — в своей невозможной манере сказала она. — На озеро, Танюха, — отвечал Чехов, подражая ей. — Я с вами. — Я так понимаю, это не обсуждается? — усмехнулся тот. — Правильно понимаешь, — смеясь, она пошла с другой стороны от Леонарда. Сначала им пришлось идти по грунтовой дороге, но потом она закончилась, и началось поле. — Это подсолнухи? — спросил Боунс, проводя рукой по ярко-желтым цветам. — Да, — Чехов сорвал один цветок. — Из русских подсолнухов делают самое вкусное масло. — И семечки, — подхватила Таня, забирая из рук Паши подсолнух и доставая оттуда маленькое семечко. — Попробуй, — она сунула ладонь с ним Боунсу под нос. — Его прямо так есть? — удивился тот. — Можешь пожарить, но что-то я не вижу тут сковородки. Леонард молча забрал семечко из рук девушки, покрутил немного, вздохнул и положил в рот. На вкус как… Как… Неописуемо. Вкус масла и солнца, июля и природы, свежего воздуха и облаков. — Вкусно? — спросила Таня. — Ага, — мотнул головой Леонард. Трое брели по морю желтых солнц. Пройдя поле, они вышли на скоростное шоссе. Асфальт, нагретый солнцем, звучал низко, приглушенно. Со всех сторон раздавалось гудение, непривычное для МакКоя. Это было не гудение машин, фабрик или заводов. Это было, словно везде был кто-то живой, словно все пространство было занято жизнью. Этот шум не давил на нервы, от него не хотелось убегать, Боунс тонул в нем. Эта громкая тишина не была неловкой, скорее, уютной. — Пройдет еще немного времени, и здесь построят бестолковые небоскребы. Сюда придут люди, будут гулять, шуметь, кричать, — негромко сказала Таня, ни к кому не обращаясь, — пропадут поля, жизнь исчезнет. Останутся лишь люди и человечество. — Этим местам уже очень много лет, — продолжил Паша, — они долгое время оставались вот такими, не тронутыми цивилизацией. О них просто забыли. Смотри туда, — он указал рукой в сторону, — это мельница. Все соседние деревни перемалывают муку только там. Ей больше пятисот лет. Леонард недоверчиво посмотрел сначала на мельницу, потом на Пашу. — Не может быть такого. Она бы уже развалилась. — Её чинят несколько раз в год. Укрепляют, красят, меняют прогнившее дерево. Это стало традицией. Мельница гордо возвышалась на холме, словно ожидая своего Дон Кихота. — Это должно стать культурным наследием. Подумать только, пятьсот лет… — Боунс вздохнул. Трое брели по раскаленному асфальту. Вдруг они свернули с него на грунтовую дорогу. Мимо них проплывали зеленые поля и полосы деревьев. — Горох, Лёнь, горох! — радостно вскрикнул Паша, посмотрев на поле. Он отбежал, сорвал пару стручков и вернулся к идущим, показывая находку. МакКой давно уже не видел Чехова таким. Будто он снова маленький мальчик, который впервые пришел на Энтерпрайз, а ведь ему не семнадцать. Радующийся всему вокруг, дарящий всем лучики счастья, как миниатюрное солнышко. — Вон, вон, смотрите, вон там озеро! — закричала Таня, как только закончилась полоса деревьев. Там, за небольшими холмиками, виднелась голубовато-зеленая полоса воды, блестящая под яркими лучами. — Побежали! — Чехов схватил доктора за руку и побежал по направлению к озеру. — Подождите, — смеясь, крикнула Таня в спину бегущим. Трое бежали, бежали под солнцем, по дороге, потом по траве, спотыкаясь, падая, смеясь и снова начиная бег.***
Мокрый доктор лежал на траве у берега озера, пока Паша с Таней плескались в воде. «Как дети малые» — думал он. Тем временем они вышли из воды и направились к МакКою. — Так-с, — Чехов достал из корзины термос с чаем и бутерброды, — вот наш обед. — Надень кепку, а то солнечный удар заработаешь, — ворчал Леонард. — Вот так вот, иметь мужа-доктора, — засмеялась Таня. — И это не самое худшее, — поддакнул Паша. — Ну всё, — Боунс повалил Чехова на землю и принялся щекотать. — О боже, нет… Нет, отпусти, щекотнооо! — вопил Паша, Таня заливалась громким хохотом, глядя на эту парочку. — Ладно, я понял, отпустиии, — Чехов издавал какие-то нечленораздельные звуки, и МакКой понял, что с него хватит. — А теперь надень кепку, — Паша надулся, но кепку надел. Они провели на озере весь день, бегали, прыгали, играли. Вспомнили, что нужно идти домой, только когда небо на западе окрасилось в багрово-красный. Они шли той же дорогой, проходя босиком по остывающему асфальту. — Вы приедете ещё? — спросила Таня, нарушая покой, царивший вокруг. Паша вопросительно посмотрел на Леонарда. — Конечно, приедем, — улыбнулся тот, обнимая Чехова за плечи. — Тогда до встречи! — Таня махнула рукой и побежала к своему дому.***
— Что ж вы так поздно пришли-то, мы уж волноваться начали! — отчитывала прабабушка Пашу и МакКоя. — Прости, просто не следили за временем, — Чехов поднял на неё свои печальные глазки, и она сдалась. — Да ладно уж, садитесь, сейчас я вам супчика разогрею, а то голодные небось. — Паша! — маленькая Катенька выбежала из комнаты и уселась на колени Чехову. — А ты чего не спишь? — Мне надо тебе секрет показать, — с загадочной улыбкой объявила девочка. — А папа разрешил? — Катя смущенно замолчала. — Ну так иди спроси. Девочка сползла на пол и пошлепала босыми ножками обратно. МакКой молча наблюдал за этой сценой. Когда-нибудь они тоже заведут детей и тоже будут привозить их в деревню. — Папа разрешил! — Катенька радостно запрыгала вокруг Чехова. — Эх, ну пойдем, горе луковое, — Паша встал из-за стола. — И дядь Лёня пусть тоже идет, — тихо сказала девочка, прячась за Чехова. Тот подмигнул мужу и взял за руку. Они прошли в комнату, где МакКой раньше не был. Там стоял детский велосипед, инструменты и прочий хлам. Катенька залезла на ящик, стоящий у стены, и ручкой поманила за собой Чехова с Боунсом. — Тсс, — она приложила пальчик ко рту, — пойдемте. Нечего делать, они тоже полезли на ящик. Девочка подняла руки вверх и взглянула на Пашу. Тот, поняв её, поднял на руки. Она потянулась к потолку и отодвинула одну доску. Оттуда посыпалась солома. А Катенька отодвинула другую и полезла прямо в образовавшуюся дыру. Чехов, даже не думая, полез за ней. Боунс вздохнул, прошептал что-то про «приключения на мою бедную головушку» и полез следом. Залезть туда труда не составило, он сел на крупное бревно, служащее балкой, и огляделся. Катенька с Пашей уже сидели на другом конце. Он пополз к ним. Девочка увлеченно шептала о чем-то Чехову, склонившись над углом. МакКой сел рядом, прислушиваясь. — …Папа отобрал его у лесорубов, — Катенька держала в руках какого-то птенца. Тот вытягивал голую шею и смешно пищал. Девочка достала из кармана платьица крошки и поднесла их на ладошке. — Его зовут Вася, — когда Вася склевал крошки, она выкопала из соломы бутылку с водой и налила немножко в ту же руку. Вася начал пить, а Боунс зачарованно смотрел то на маленького птенчика, то на Чехова, который был так на него похож.***
— Завтра поедем домой, — сказал Паша МакКою, уже засыпая. — Как скажешь. — Заедем к бабушке, а потом можно и домой, — зевая, продолжал Чехов. — Хорошо, — Боунс смотрел на свое кудрявое чудо, радуясь тому, что оно у него есть.