***
Эрика пытается понять подругу, врага, сестру, Катерину в общем. Девушка не боится не своей силы ни себя, а она сильная как никто другой. Эрика как-то случайно сломала руку брату, Джонс боится и ей лишь остаётся смотреть за чужой и непонятной девушкой. Когда температура воздуха в помещении опускается на несколько градусов, и предметы вокруг алеутки покрываются тонкой снежной коркой, Седна ведёт ладонью по пространству, размашисто и резко, но не совершая лишних движений. Поджимает бледные губы, вода в воздухе льнёт к грубоватой коже рук, начиная принимать форму, щурит глаза с азиатским разрезом, и тяжело выдыхает резко опуская ладонь. Будто, наискосок разрезая пространство, отчего вода окончательно формируется и ледяные осколки, зависают в считанных сантиметрах от лица американки. Проданный штат отлично себя отлично контролирует, в отличие от некоторых. — Седна, — в помещение влетает Альфред, едва не споткнувшись о порог, и тут же взволнованно бросается к Аляске. — Прекрати немедленно, Седна Екатерина Брагинская-Джонс, она твоя родная сестра! Хайда резко опускает руки и с почти ненавистным взглядом, полным отвращения, бросается на выход. Лёд, в ту же секунду рассыпаясь, медленно оседает блестящим серебристым порошком на предметах, а дверь за спиной эскимоски оглушительно громко захлопывается. Эрика вздрагивает, обнимая себя за плечи, Америка растерянно и виновато глядит на неё. Ну и пусть валит.***
— Доброго вечера, — коренная американка осторожно опирается на руку, чтобы сесть на скользкое крыльцо. — Оклахома. Прохладно, не так ли? Черноокая как-то странно улыбается глядя перед собой и одновременно в никуда, и свежий ветер танцует с дешёвыми перьями¹ в её волосах. Серый Нью-Йорк постепенно темнел, а свет от опаловых фонарей, и неоновых вывесок мягко плясал на грязном пепельно-сером снеге. — Доброго, особенно, если бы ты не пыталась убить Калифорнию, а температура вполне нормальная всего минус четыре, у меня есть племя, которое ходит голым, ты не знала? — Девушка повернулась к ней полубоком, Аляска только сейчас замечает, что из одежды на ней потёртая майка цвета глины, явно раньше пренадлежавшая Алу или Мэтту. На шее у неё покоились тонкие вампумы, свободно свисающие красно-синим водопадом до груди. Рассматривая её, такую красивую и загадочную, американку, Аляска неожиданно даже для себя самой выдаёт резкое возмущённое и обиженное, самую малость, восклицание. — Почему ты не ненавидишь наших младших братьев, его?! Он убивал твой народ, заставил жить в резервации, и забрал твой дом! Кэлиска² опускает голову продолжая мягко улыбаться тёмными губами, а беспокойный ветер завывает всё сильнее. — Я не моя мать, Коренная Америка, я не наша мать. Да и как можно отобрать, то что принадлежит тебе по рождению, они были детьми, когда народ убивали, они не причём. Представительница арктических народов испуганно зажимает рот рукой, чтобы не вскрикнуть. — Подожди! — голос у неё неловко дрожит и Аляска запинается, чтобы прочистить горло. — Я думала мама погибла из-за их рождения? Я помню, что нашла Мэттью в снегу и привезла его ей. А Альфреда вроде бы ты. Чёрт, я уже ничего не помню. — Мне кажется я единственная кто запомнил её. Эрика уже была взрослой, однако ей так больно говорить про неё, что лучше и не вспоминать. А Торонто был тогда самым младшим из нас. — Кэлиска складывает руки в замочек, и отворачивает голову, болезненно нахмурившись. — Хотя я и старше, знаешь, на самом деле я олицетворяю только индейские народы, — на этих словах она иронично усмехнулась, и Седна очень жалеет, что не видит её лицо. — да Оклахому. Очень горестно, зная каким образом я стала «индейским» штатом. Остальное за плечами Альфреда, он такой же индеец как и я, как Мама или Мэттью. Нашу мать звали Ангваснэзомтэка, если тебе интересно, это значит «кричащий дух матери». — Я так плохо помню маму, а затем я жила у Киевской Руси и она стала мне и моей сестре Сибири второй матерью. Орда убил её своими руками, а она была всегда так добра ко мне, я не видела как она умерла. Я иногда так скучаю, — Аляска осторожно положила голову на плечо девушки. — Вы знакомы не были, я знаю, хотя и жили в одно время. Ты может и не она, но ты была бы хорошей матерью. Может, расскажешь мне ещё о нашей настоящей? Индианка приобняла сестру и тихо начала говорить, — Она любила всех нас. Наверное в памяти Альфреда и Мэтта иногда всплывают воспоминания о ней, поэтому они и пишут имя Калифорнии через к³, то есть правильно, на индейский лад звучит, как полезная для всех. Седна виновато опустила взгляд, ей следовало извиниться. — Я плохо помню её голос, но запах и вид. — Мама успела побыть с близнецами совсем мало, но она растила их с любовью и надеялась, что те станут наследниками после неё. Ещё была наша тётя Древняя Мексика, ты знакома со всеми её детьми, кузены Эрики. Её эпоха закончилась от рук Испании, особенно тяжёло, учитывать тот факт, что они были родственниками. Вдохнув холодный воздух, Кэлиска подняла голову на небо, в котором ожидаемо не оказалось ни одной даже самой блёклой звезды. — Думаешь, Мама гордиться нами и нашими новыми гор… — Всё что ты сейчас говорила правда? Седна едва на месте не подскочила, смущённая, что её видели в столь эмоциональный момент, а Оклахома лишь загадочно улыбнулась, она заметила Альфреда ещё давно. Жесткий тон, с которым он потребовал ответ, окончательно разрушил уютную атмосферу между ними. — Да, Братец-орёл. Аляске приходилось видеть Альфреда в разных состояниях, и во время войны, но сейчас на его лице отразилось нечто раньше невиданное. Отдалённо напоминающее печаль, скорбь, и надежду. Почти детскую и щемящую, сердце от этого у неё пропустило удар. — Иди сюда, — позвала его Седна. Сегодня она уже слишком много нетипичного для себя сделала, на этом точно всё, лимит исчерпан. Конечно, ей пришлось взять свои слова назад пусть и мысленно. После того Альфред осторожно поцеловал Кэлиску в щёку, он сгрёб и другую сестру в объятия, и одарил щедрым поцелуем в лоб. Аляска, в который раз от себя не ожидая, проворчала что-то злобно и положила руки на широкие плечи Альфреда, чтобы обнять его в ответ. Кэлиска со смешком улыбнулась и уже через секунду к ним присоединилась, тщательно подслушивающая под дверью, семья наконец вздохнула со спокойствием.