⚜
К счастью для Юнги, между ними нет никакого недопонимания. Никакого сожаления о поцелуе, когда они просыпаются на следующее утро. Они не пытаются избегать друг друга; нет никакой неловкости во время их плавного перехода от друзей к чему-то большему. На самом деле, они всего лишь нуждаются в подтверждении того, что между ними все в порядке. Поэтому Юнги отбрасывает любые сомнения и пишет Чимину на следующий день после вечеринки, надеясь именно на это: «Ты же не сожалеешь о том, что произошло вчера ночью, да?» Чимин отвечает с облегчением: «Не могу перестать думать об этом. Могу лишь сказать, что был бы не против поцеловать тебя еще раз». В следующую секунду Юнги бросает всё и мчится в квартиру Чимина. Когда тот наконец-то открывает дверь, Юнги сталкивается с ним лицом к лицу — тот все еще слегка растрепан с похмелья — но он уверен, что они точно будут в порядке. Они проводят следующие несколько недель, пытаясь узнать друг друга получше. До поцелуя Юнги мог бы поспорить, что знал Чимина довольно хорошо. Но оказалось, что были некоторые вещи, остававшиеся для него тайной. Например, он узнал, что Чимин любит хвастаться вещами, принадлежащими ему, причём довольно часто. Когда в конце очередного концерта Юнги слишком устает от Чонгука и Тэхёна, Чимин незаметно проскальзывает сзади, хватая Юнги за руку и заявляя, что у них есть более важные дела. Юнги благодарен за такое грубое вмешательство, потому что иногда разговоры с Чонгуком и Тэхёном могут стать слишком утомительными. Он благодарен еще больше (может, какой-то высшей силе), когда Чимин прижимает его к стене и целует как в первый раз. Юнги хочет сосчитать каждый раз, когда их губы встречаются вместе. Он хочет сохранить это в памяти, чтобы позже, когда Чимина нет рядом, он мог воспроизводить эти моменты снова. Но однажды Юнги понимает, что не может продолжать считать еще дольше. — Кто мы друг для друга? — спрашивает у него Чимин, когда они сидят на лестнице у прохода, ведущего в клуб; шум музыки сотрясает воздух позади них. Здесь определенно недостаточно места, чтобы сидеть вдвоем друг напротив друга: слишком тесно и кругом развешаны плакаты будущих выступлений; но им каким-то образом удается уместиться. Юнги сидит меж ног Чимина, положив руку тому на бедро и обхватив за талию. И хотя вокруг куча людей, танцующих выше по лестнице, атмосфера между ними все равно оставалась достаточно интимной, словно они находились в своем собственном непроницаемом мыльном пузыре. Конечно, вопрос Чимина сбивает Юнги с толку, и его рука на бедре парня замирает. Но во взгляде Чимина нет ничего, кроме легкой игривости, так что он решает последовать его примеру и подыграть. — Мы можем быть кем угодно, если ты захочешь, Чиминни, — отвечает он, и Чимин ему не перечит. Вместо этого он слегка улыбается и поднимает ногу выше, укладывая ее на плечо Юнги. Юнги узнает все больше новых вещей о Чимине в разных ситуациях. Ему повезло быть свидетелем того, как Чимин гордится собой каждый раз, когда Юнги делает ему комплимент; как тот кусает свои губы, густо краснея, когда Юнги берет его член в рот, и как он выглядит, когда возвращает ту же самую услугу. Юнги вскоре узнает, что у того есть множество скрытых талантов. Вскоре это становится привычкой: Юнги подходит к двери Чимина с намерением поговорить на интересные и важные темы, но все всегда заканчивается совершенно другими вещами (и, вероятно, такой расклад событий намного лучше). И вот его руки уже лежат на шее Чимина, притягивая того ближе, пока он скользит своим языком меж его губ, изучая как можно больше, до тех пор пока они оба больше не могут продолжать и отстраняются друг от друга. Он оставляет поцелуи на коже Чимина, покусывая и засасывая, как, он знает, нравится Чимину; слабая боль вперемешку с удовольствием заставляет того стонать под ним. Они постоянно оказываются в разных местах: иногда на кожаном диване Чимина в его шикарной квартире или на его кухне, где Юнги прижимает младшего к столу. (И, возможно, он боится показать Чимину, где живет, но Чимин никогда не спрашивал, и Юнги благодарен ему за это. Он не готов продемонстрировать Чимину, как сильно они отличаются друг от друга, по крайне мере не сейчас. Не тогда, когда между ними всё складывается так идеально). Вскоре они начинают придумывать любые оправдания для того, чтобы раздвинуть границы и узнать немного больше. Они оба находятся в комнате Чимина, и Чимин разлегся на своей кровати, скрестив ноги. Он внимательно наблюдает за тем, как Юнги разговаривает с кем-то по телефону. Это точно связано с работой, потому что обычно никто не звонит ему, кроме небольшой группы людей, включающей Чимина и его семью. Этот звонок важен: он решает вопрос относительно его следующего выступления в более популярном месте Сеула, вместо того же самого андеграундного клуба, в котором он давал концерты уже на протяжении года (хотя он не может соврать и сказать, что не очарован этим местом). Возможность выступить на этом мероприятии позволит ему получить еще больше признания, особенно если он сможет поработать с другими известными или набирающими популярность рэперами, которые, по слухам, будут там присутствовать. — Джей-Хоуп и Рэп Монстр, — повторяет Чимин, после того как Юнги рассказывает ему о возможности выступить с ними. Чимин насмешливо фыркает, лежа на спине и прожигая парня взглядом. — Неужели плохие сценические имена являются обязательной частью работы рэперов? Юнги смотрит на него с другого конца комнаты, откладывая телефон на камин. — Ты не понимаешь, Чимин. Эти ребята взорвут музыкальную индустрию. Если я смогу выступить с ними, больше людей заметит меня. Кроме того, иногда в этом месте бывают представители разных агентств. Чимин переворачивается на другую сторону, раскидывая волосы на подушке и схватив руками одеяло. — Они правда настолько хороши? — Они чертовски потрясающие, — говорит Юнги, усаживаясь рядом с Чимином. Чимин морщится и кидает на него взгляд, когда Юнги щипает его за щеку. — Они, наверное, такие же ужасные, как и их сценические имена. Конечно, мнение Чимина насчет его музыки осталось неизменным с тех самых пор, как они впервые встретились, и Юнги совсем не удивлен, когда слышит такие слова. Он вздыхает и закатывает глаза, не особо желая снова ругаться с Чимином по поводу музыки. Но он просто не может сдержаться. — Почему ты не можешь хотя бы попытаться понять? Я знаю, тебе не нравится, но хотя бы попробуй, Чимин. Чимин приподнимается, принимая сидячее положение, и ударяет ногой по спине Юнги, огорчая того еще сильнее. — Мне жаль, но мне просто не нравится. У меня есть свое мнение, и я имею право высказывать его. Юнги пытается не ударить парня за такие слова. Чимин даже не вздрагивает, когда Юнги инстинктивно рычит (и, может быть, это из-за того, что рост Юнги делает его больше похожим на тигренка, нежели чем на опасного зверя). Он знает, куда приводят такие разговоры: к обещаниям Чимина никогда больше не иметь дело с такими рэперами, как он, пока Юнги будет снова задаваться вопросом, почему они вообще сошлись. Но каким-то образом всё всегда налаживается. Сперва всё начинается с Юнги, неспособного держать свой рот закрытым. — Да, у тебя есть мнение, — с иронией произносит он, — но это не значит, что тебе нужно постоянно высказывать его другим. Особенно мне. Это то, чем я зарабатываю на жизнь и что я люблю, и ты должен по крайней мере уважать это. — Ты говоришь мне это, но сам ничуть не лучше! — выкрикивает Чимин. Юнги усмехается. — Я. Серьезно? — Конечно! Я знаю, что ты все еще думаешь, что я лишь испорченный ребенок, имеющий все, но не заслуживающий этого. Ты все время пишешь свои песни о таких людях, как я — эй, убери свои руки, — замолкает Чимин, прожигая взглядом руку Юнги, которую тот кладет ему на бедро. Юнги едва сдерживает смех, смотря на парня, и придвигается вперед — Чимин ударяется головой о стену позади него, слегка морщась. Юнги безумно нравится, как краснеет кожа Чимина, как его губы образуют тихое «о», а волосы спадают на глаза. — Ты прав, я все время пишу о тебе песни, но не только те, которые высмеивают тебя. Помнишь ту строчку, которую я посвятил тебе во время того первого выступления? — спрашивает Юнги, обхватывая ногами талию Чимина и притягивая ближе. Челюсть Чимина слабеет, и он задыхается, когда рука Юнги движется выше. — Так… так ты п-пишешь песни… которые высмеивают меня? — слегка подрагивая, выдыхает он. Юнги щелкает языком, резко хватает Чимина за задницу, аккуратно сжав, и прислоняется своим телом к нему. Руки Чимина покрываются мурашками, дрожь проходит по его позвоночнику — и это не остается незамеченным для Юнги. — Ты не ответил на мой вопрос, — напоминает он. У Чимина во рту становится сухо, когда Юнги начинает медленно поглаживать его щеки. Прямо сейчас парень сидит на коленях Юнги, дрожа в его руках. Юнги не может перестать улыбаться от такого вида. Ему нравится видеть Чимина таким, дезориентированным и без присущей ему дерзости. На самом деле, это заводит. Но вот только Чимин совсем не кажется довольным таким поворотом событий, учитывая его выражение лица. Юнги не отпустит его, пока тот не ответит на вопрос. Вскоре Чимин осознает это. — Я помню только частично, — признается он. — И что же там говорилось? Юнги уверен, что Чимин полностью в его руках, но все меняется, когда Чимин толкается бедрами вперед, горячо дыша меж шеей и ухом Юнги. Он тяжело выдыхает (и, возможно, они делают это одновременно, но разум Юнги плавится, и он не уверен, как у Чимина получается сбивать Юнги с толку каждый чертов раз). — Возможно что-то насчет того, — мурлычет Чимин, звук вибрирует на коже Юнги, — как твой язык заставит меня кончить? И с этими словами он нахально кусает его мочку уха, горячие губы контрастируют с металлическим пирсингом на ушах Юнги. После этого напряженность, пронизывающая атмосферу между ними, достигает предела, но Юнги все еще хочется задушить Чимина за такое поведение. Юнги соврал бы, если бы сказал, что не наслаждается непредсказуемым характером их отношений (или любое другое слово, которое он использует для описания этого; одного слова вообще недостаточно для того, чтобы передать все эмоции, которые он испытывает по отношению к Чимину). Чимин продолжает ерзать на нем. Поначалу такие действия могут показаться совершенно невинными, но ухмылка на губах Чимина доказывает обратное. — Пак Чимин, — рычит Юнги, но совсем не злится. На самом деле, это больше похоже на хныканье. — Ты ужасен. — Хён, — ноет Чимин, вертя бедрами и играя с прядью волос Юнги. — Это несправедливо. Я только повторяю то, что ты сказал мне тогда. Ты же сам хотел услышать ответ, не так ли? Юнги кладет ладони на талию Чимина. — Ты плохой человек, Пак Чимин. (Плохой для моего сердца). Чимин недовольно хмурится. — Теперь ты просто грубишь мне, что я вообще– — Заткнись, — прерывает его Юнги, впиваясь поцелуем в губы Чимина. Это рутина, которую они повторяют снова и снова, но несмотря на это, каждый раз все равно ощущается совершенно по-новому, по-другому. Юнги уверен, что он никогда не устанет от этого — от того, как Чимин наклоняет голову и углубляет поцелуй, как его руки ползут вверх под рубашкой Юнги; мягкие и теплые ладошки останавливаются на груди, вырисовывая узоры кончиками пальцев. Он уверен, что всегда будет чувствовать это желание и предвкушение, когда Чимин выдыхает ему в рот, пока Юнги движет рукой, чтобы прикоснуться к нему сквозь препятствующие слои одежды. Какое-то время они остаются в такой позиции; их рубашки давно отброшены. Чимин балансирует на коленях Юнги, пока они разделяют поцелуи, начиная от разгоряченных и страстных, граничащих с отчаянием, и заканчивая нежными, неторопливыми и такими опьяняющими, что Юнги кажется, будто скоро они рухнут и распадутся на части, а затем снова сольются воедино. Возможно, они могли бы продолжать так и дальше, но Юнги знает: несмотря на факт, что Чимин смехотворно силен для парня, выражение лица которого выглядит совершенно безобидным (эти чёртовы глаза, исчезающие каждый раз, когда тот улыбается, и милые пухлые щечки), — Чимин уже на пределе. Его бедра заметно дрожат от долгого нахождения в таком положении, и Юнги не нравится идея, что тому может быть хотя бы слегка больно, поэтому он решает поменяться местами. Он хочет, чтобы Чимин дрожал от удовольствия, не от боли. Так что он приподнимает Чимина, и парень удивленно вздрагивает и отстраняется от него, с любопытством наблюдая, что тот делает. Он кладет ноги Чимина по обе стороны от себя, положив их так, чтобы они спокойно покоились на плюшевом покрывале, постеленном на кровати Чимина. Чимин открывает рот, словно хочет что-то сказать, — может, поныть из-за того, что тот прервал поцелуй или подразнить его, потому что неужели Юнги действительно волнуется; в конце концов это лишь его странный способ показать привязанность — но Чимин не произносит и слова. Он удивленно смотрит, как Юнги наклоняется, чтобы покрыть кожу Чимина поцелуями, беспощадно кусая ключицы, прежде чем опуститься ниже и облизать соски Чимина, с присущим опытом обводя языком бусинки. Чимин дрожит от каждого прикосновения, бессвязно бормоча что-то, что никто из них не может толком распознать. Юнги хочется верить, что это его имя. Руки Чимина сжимают талию Юнги, впиваясь так сильно, что по спине Юнги пробегаются волны боли, но тот едва замечает их. Вместо этого он изгибается, прижимая парня как можно ближе к себе и позволяя Чимину обхватить его. Бедра Чимина мучительно медленно опускаются вниз, пока Юнги продолжает впиваться зубами в шею парня. В его ушах раздается гул, но его слух настроен лишь на Чимина — начиная с того, как тот хрипло дышит, двигаясь бедрами навстречу, и заканчивая тем, как тот задыхается, когда Юнги прижимает его ближе к себе за шею, привлекаемый издаваемыми Чимином звуками. Ему интересно, знал ли Чимин, какой силой он обладал над ним и его сердцем. Юнги впервые так четко осознает, как сильно он погряз в любви к этому человеку, и он рад, что Чимин не может заметить выражение его лица, потому что он уверен, что на нем всё написано. Когда он впервые встретил Чимина, он бы никогда не подумал, что влюбится в него так быстро (но в то же время так мучительно медленно). Юнги оставляет нежный поцелуй в уголке губ Чимина и отстраняется. Он опьянен его видом, загипнотизирован трепещущимися ресницами, обрамляющими его глаза. Внезапно у него появляется неконтролируемое желание поцеловать каждую из них. Он надеется, что это больше чем просто мгновенная вспышка в их жизни и что даже если это станет всего лишь воспоминанием, оно будет сопровождаться множеством подобных ему. — Что не так? — спрашивает Чимин. Теперь его глаза открыты, и в его голосе проскальзывает скрытая паника. Роскошный канделябр освещает их сверху, подсвечивая кожу Чимина, каждую его впадинку и морщинку. Он выглядит таким неземным, что сердце Юнги просто разбивается. Именно в этот момент Юнги, наконец, понимает: каждый из них вынужден идти в разных направлениях, и ни один не может пойти путем другого, не предназначенным для него. Это озарение приходит к нему внезапно, и однажды Чимин тоже поймет это. Он взглянет на все это через призму времени как на этап своей жизни, над которым можно посмеяться, общаясь со своими отвратительно богатыми друзьями из отвратительно богатых семей, которым положено жениться на девушках и принести домой ребенка на радость своим родителям. Юнги не такой. Юнги никогда не был частью мира Чимина. (Юнги всегда был разрушенным метеором, вынужденным поддаться ослепляющей и разрушительной силе гравитации Чимина. Он знает, что у него нет даже шанса, никакой возможности избежать столкновения их сердец до того, как станет уже слишком поздно). Но сейчас он не хочет больше думать об этом. Он хочет сохранить в памяти, как ладони Чимина поглаживают его плечи, как тот спускается вниз, чтобы поцеловать татуировку, незаметно расположенную на ребрах Юнги. Он хочет забыть о внешнем мире внутри этих четырех стен. И он забывает. — Ничего, — лжет Юнги сквозь сомкнутые губы. — Совсем ничего.♣
Когда Чимин просыпается на следующее утро и идет на кухню, Юнги уже нигде не видно. Осколки разбитых тарелок, разбросанные по мраморному полу, и покрывшие их остатки пепла являются единственным напоминанием о том, что Юнги вообще был здесь. Чимин надеется, что он увидит Юнги среди этих обломков, может быть, согнувшегося у шкафа и просидевшего здесь с порезами меж пальцев с тех самых пор, как он ушел. Оказывается, что кроме него на кухне никого нет, вероятно, точно так же, как и во всей квартире, потому что обувь Юнги не стоит в коридоре. От такой мысли Чимин стискивает зубы, поднимая голову и упираясь взглядом в кондиционер, висящий под потолком. Он пообещал себе, что уйдет, ведь нет никакого смысла оставаться, если Юнги даже не пытается остановить его. Тем не менее, это решение не из легких; это самая сложная вещь, которую Чимину приходилось совершать в своей жизни. Неподчинение воле своих родителей при переезде к Юнги — это одно, но уйти от него?.. Он не знает, сможет ли сделать это. Он лишь знает, что не может вернуться домой, выдержать взгляды родителей и их «мы же говорили тебе», застрявшее на кончике языка. В любом случае, он больше не хочет снова ходить по кругу, внутри которого он был заключен последние несколько месяцев. Так что он смаргивает слезы и тащится в комнату, хватая чемоданы, собранные ранее. Прежде чем покинуть квартиру, он оглядывается через плечо, осматривая и запоминая все в последний раз. Часть его все еще ждет момента, когда объявится Юнги, затащит его обратно в квартиру и будет целовать его до тех пор, пока Чимин не забудет, почему он вообще хотел уйти. В квартире все так же удушающее тихо. Чимин захлопывает за собой дверь.♣
Поездка к Чонгуку и Тэхёну занимает больше времени, чем полагалось. Чимин садится в самый ранний поезд, идущий от Йонгсан станции Сеула до Пусана. Он пытается закрыть глаза и поспать или хотя бы утихомирить беспокойные мысли, преследующие его с тех пор, как он покинул квартиру. Он смотрит на проскальзывающий за окном пейзаж, но не может сосредоточить внимание. Все вокруг превращается в размытые пятна тусклых оттенков. Чимин написал Чонгуку, предупреждая, что он, возможно, останется с ними на какое-то время. Чонгук знал, что если что-то пойдет не так, Чимин приедет погостить к ним. Это всего лишь отговорка, чтобы вернуться обратно домой, не навещая своих родителей. Возможно, это рискованно, но Чимин нуждается в своих ближайших друзьях прямо сейчас. Ему нужно плечо Тэхёна, в которое он мог бы поплакать, пока Чонгук нехотя кормил бы его мороженым. Он не хочет нарушать своим присутствием их идиллию (и на самом деле он никогда не сможет понять, как они, казалось, никогда не ругались друг с другом, несмотря на то, что они встречались намного дольше, чем Юнги и Чимин), но он не может по-другому. После того, как все трое выпустились из университета, Тэхён и Чонгук продолжили встречаться, словно прилипнув друг к другу. Чонгуку удалось получить высокооплачиваемую работу с помощью специальной программы для выпускников (хотя это было больше заслугой его родителей). Тэхён, наоборот, забросил все, связанное с ранее изучаемым предметом, и стал учителем начальной школы. Вначале родители Тэхёна совсем не обрадовались такому решению: после его признания они избегали разговоров с ним на протяжении нескольких недель. Чимин помнит, каким расстроенным он был. Он всегда был намного более близок со своими родителями, нежели Чимин. Тэхён боялся, что потеряет их навсегда, и подобные мысли угнетали парня, вгоняя в депрессию; он был совсем не похож на прежнего себя, несмотря на все старания Чонгука и Чимина подбодрить его. Но родители Тэхёна не были похожи на родителей Чимина: вскоре они поняли, как сильно сыну подходила эта работа, и начали поддерживать его. Сейчас они помогают ему с деньгами, когда он и Чонгук нуждаются в этом; оба парня, кажется, достигли того момента в их жизни, когда все, наконец, наладилось. Чимин завидует. Когда Тэхён и Чонгук выпустились из университета с предсказуемым планом на будущее, Чимин остался с Юнги, подавая заявления на все возможные работы. Его родители не сказали ему ни слова с тех пор. Ему интересно, заговорят ли они вообще когда-нибудь с ним снова. На пересадке в Кванмён Чимин внезапно попадает под ливень, из-за которого вся его одежда и волосы становятся полностью сырыми. Он бежит с платформы к поезду, прикрываясь газетой, которую кто-то оставил на сиденьях. Чимин задается вопросом: может быть, Вселенная посылает ему знак – говорит ему вернуться, пока он все еще может, и залезть обратно в постель в их квартире. Если он возвратится прямо сейчас, то возможно, лишь возможно, все еще есть шанс, что Юнги будет лежать вместе с ним, когда он проснется. Но прежде чем он успевает встать и уйти, поезд неожиданно трогается с места, и Чимин опускается на свое сидение, смирившись с последствиями своего решения. Он откидывает все мысли, позволяя голосам и шуму движущегося поезда отдаваться раздражающим жужжанием в ушах. Когда он, наконец, прибывает в Пусан через несколько часов, он чуть не спотыкается о свои же чемоданы, пока люди выходят из поезда. На платформе множество пассажиров, и каждый из них спешит, желая добраться до нужного места. Вокруг ужасная толкучка, и Чимин напуган всеми этими людьми, грубо толкающими его, пока он пытается пройти сквозь толпу. Однако любой дискомфорт вскоре забывается, когда он замечает знакомое лицо, оживленно махающее ему около ларька с кофе. – Чиминни, – кричит Тэхён, прежде чем начать пробираться сквозь толпу и заключить его в объятья, в которых Чимин полностью растворяется. – Столько времени прошло, – причитает Тэхён, пока Чимин прижимает свое лицо к чужой одежде. – Чонгуки не мог приехать и забрать тебя со станции, потому что он все еще на работе, но он тоже безумно скучает по тебе! Можешь поверить на слово! Он глядит вниз на макушку Чимина, хмуря брови. – Чимин… что случилось? Может быть, Чимин всего лишь хотел, чтобы кто-то спросил его, как он себя чувствует, потому что как только эти слова слетают с уст Тэхёна, Чимин уже не может остановить себя. Он хочет быть сильным и держать себя в руках, потому что Пак Чимин не плачет перед надоедливыми друзьями (слава богу, что Чонгук не здесь и не может увидеть этого), но он только что расстался с человеком, который, как он думал, был тем единственным, и он просто не может… не может просто скрыть всё это за улыбкой. Не в этот раз. Поэтому он плачет прямо в кашемировый свитер своего лучшего друга. Он вцепляется в ткань, пока Тэхён утешающее поглаживает его по спине. – Думаю… Думаю, всё кончено в этот раз, – наконец-то удается прохрипеть Чимину, когда он уже выплакал все слезы. Он вытирает щеки, избегая взглядов заинтересованных прохожих. – Никакой ссоры и примирения. Я ушел от Юнги, и он… он даже не попытался остановить меня. Тэхён закусывает губу, очевидно не зная, как того утешить. Он откидывает пряди волос с глаз Чимина. – Чимин… – начинает он, пытаясь сказать хоть что-то, но непреклонная решимость берет свое. – Я убью его. Я собираюсь убить его, даже если он попытается убить меня в процессе… Несмотря на то, что Чимин плакал всего лишь несколько секунд назад, это заставляет его рассмеяться. Он похлопывает Тэхёна по плечу. – Не делай этого. – Он отходит от него, сжимая ладонь на ручке чемодана. – К тому же, тебе это и не нужно. Мы бы никогда не смогли быть вместе. Рано или поздно всё должно было закончиться. Тэхён хмурится. – Это из-за твоих родителей и его карьеры? – спрашивает он. – Чиминни, ты же знаешь, ничего из этого на самом деле не важно для Юнги-хёна. Он бы бросил вызов Богу, если бы это означало, что он сможет быть с тобой. Чимин качает головой. – Так или иначе, это неправда. Он скорее будет оберегать свою карьеру, чем держать меня за руку прилюдно… он… он не пытался остановить меня. Тэхён остается безмолвным. Возможно, Тэхён знает, что он не может ничего сказать, чтобы все исправить, убедить Чимина вернуться обратно и попробовать снова. Возможно, он понимает: единственное, что он может сделать для Чимина прямо сейчас – это натянуть яркую улыбку, чтобы Чимину пришлось вернуть такую же в ответ, даже если это всего лишь ее сломанное отражение.