Часть 10
15 февраля 2018 г. в 00:30
***
Ветер, который разогнал над простором Амстеля тучи, за последнюю из них явно принял видавшую виды шляпу приват-доцента Петера Мюйса и всё пытался подхватить её, чтобы унести за горизонт, пока приват-доцент не сдался и не снял шляпу, прижав её к груди. А может, ветер просто играл с весенним солнцем в их старинную игру, кто быстрее разденет гуляющих вдоль набережной горожан: он, срывая одежду силой, или солнце, завлекательно припекая? Вот только как они собирались распределять очки, если трудились сегодня на пару?
Приват-доцент Мюйс, впрочем, не собирался подыгрывать ни какой-либо из сторон, ни совместным их усилиям. После вчерашнего перипатетического променада с деканом он подцепил нешуточный насморк, и мевроу Мюйс закутала мужа перед выходом на улицу не хуже, чем самого младшего из их детей, отчего казалось, что ходит он точно так же вперевалочку. Мюйс тяжело забрался на очередной горбатый мостик через канал, пересекающий Принсенграхт. Солнце припекало, будто сфокусированное на нём гигантской линзой, жар выступал под плотными слоями одежды противным потом, но тут же ветер коварно дыхнул прямо в лицо, прошиб до свербения носоглотку, и Мюйс, прикрывшись шляпой, смачно чихнул в подкладку, до слёз, после чего, тяжело дыша, утёрся мятым, изрядно попользованным за день платком. Да так и застыл с платком в одной руке и прижатой к груди шляпой в другой. У дверей дома, где квартировал профессор ван Хельсинг, дежурил полицейский.
У Мюйса сердце упало. Давешние их с деканом Пласом опасения неспешно, но неотвратимо надвигались, воплощались при свете дня. Вопреки уговору, в «Докторе» ван Хельсинг вчера вечером не появился. Что само по себе никакого повода для тревоги не представляло, каждому из них случалось, увязнув в делах, пренебречь регулярной встречей в кофейне. Однако утром доктор Кристоффельс упомянул, что его просили навестить супругу мейнхеера Герхарда Кампа, к которому вчера вечером звали, но не застали дома доктора ван Хельсинга. Сам же ван Хельсинг не явился утром в университет. Тогда-то приват-доцент Мюйс пренебрёг передовыми достижениями, позволяющими отправить в дом мевроу Магды телеграмму или срочное письмо, и поспешил на Принсенграхт повидать своего старого знакомого лично. Таким образом он и оказался среди дня у двери, рядом с которой переминался рослый усатый полицейский. В ушах Мюйса будто звучали в недобрый час деканом Пласом высказанные опасения, что добром причуды ван Хельсинга не кончатся...
— Профессор Мюйс! — вывел его из оцепенения возглас. — Как приятно вас видеть! Что же вы стоите за дверью? Проходите же, проходите.
Приват-доцент Мюйс был одним из тех вечных и незаменимых приват-доцентов, без которых уже не представляешь его кафедры, но которым, тем не менее, не суждено выбиться на профессорскую позицию. О чём мевроу Магда, у которой не первый десяток лет уже квартировал доктор ван Хельсинг, прекрасно была осведомлена, но упорно продолжала именовать Мюйса профессором. У Мюйса потеплело на душе и даже отступила будто бы слегка простуда не только по причине этой нехитрой лести. Если бы с ван Хельсингом правда случилось нечто ужасное, мевроу Магда ни за что не обратилась бы к нему таким весёлым будничным тоном.
— Проходите! — звала его Магда. — Составьте на часок компанию мейнхееру де Бирку. Вы знакомы с мейнхеером де Бирком? Разумеется, нет, откуда вам быть знакомыми? Я как раз заварила кофе, хоть есть кого кофе угостить. Доктор ван Хельсинг нахватался замашек в этой своей Англии, кофе ему теперь вреден, видите ли, подавайте только чай с утра до вечера. А вот и мейнхеер де Бирк, он коронер из полиции. Мейнхеер де Бирк, это профессор Мюйс.
— Только я не профессор... — промямлил Мюйс, справедливо полагая, что нет ничего глупее, чем ради сиюминутного тщеславия оказаться однажды в глупом положении, когда правда выплывет наружу. Однако мейнхеер де Бирк, с энтузиазмом пожимая ему руку, не обратил на уточнения Мюйса ни малейшего внимания.
— Исключительно, исключительно познавательный день выдался! Вы — коллега доктора ван Хельсинга, не так ли? Стало быть, с вами можно поделиться подробностями — не в деликатном женском обществе ведь, — добавил де Бирк, провожая взглядом мевроу Магду, удалившуюся на кухню. — Исключительный случай. Подумать только, африканская геморрагическая лихорадка!
— У доктора ван Хельсинга? — воскликнул Мюйс.
— У доктора ван Хельсинга?.. О нет, нет, боже упаси. У его пациентки. У той, которая была его пациенткой, точнее, упокой Господь её душу. Представилась вчера вечером, а тело выглядит так, будто неделю пролежало. А печень бедной девочки! У редкого закоренелого алкаша такую увидишь. Сплошные внутренние кровотечения. Сердце, говорит доктор, и сдаёт первым, он даже на прямой массаж решился, выглядит, будто... — коронер прервался, стоило войти служанке с подносом. — Не видел бы собственными глазами — вот не поверил бы! — покачивал он головой с еле сдерживаемым энтузиазмом, пока служанка разливала кофе. — Век живи, век учись. К слову, об учёбе, доктор ван Хельсинг весьма правильно студентов к себе специально пригласил, демонстрирует им результаты вскрытия... Так вот, увидь я лично толстый кишечник в таком состоянии...
Теперь Петер Мюйс в самом деле различал гомон голосов, доносившийся сверху. С окончательным облегчением он пригубил кофе и, откинувшись на спинку стула, с извинением высморкал нос. Знакомый приглушённый гомон и всё более живописные описания коронера де Бирка звучали музыкой. Когда тот, излив на понимающего собеседника восторг и допив кофе, удалился, подумывал уйти и успокоенный Мюйс. Но тут как раз дверь наверху распахнулась. Студенты, возбуждённо переговариваясь, высыпали через гостиную к выходу, каждым отпечатком сапога оставляя след на сердце чистоплотной мевроу Магды. Вслед за ними спускался и сам ван Хельсинг.
— Обезьяны! — повысив голос, добавил он напоследок, не в порядке оскорбления, а будучи не в силах остановиться и закончить самого увлекающую лекцию, как прояснилось тут же. — Также переносчиками африканской геморрагической лихорадки считаются и летучие мыши — хотя подтверждённых случаев заражения людей непосредственно от них неизвестно. А вот обезьяны, принято считать... — он всплеснул руками, заметив Мюйса, и скомкано завершил: — ...могут заражаться... заражаться от летучих мышей способны. Спасибо, что пришли, на сегодня мы закончили! Петер, как я рад вас видеть! Давно ждёте?
— Вы хоть понимаете, как нас всех успели напугать, ван Хельсинг? Никак не предупредив, не явились утром на кафедру. Да ещё и с вечера пропали: в «Докторе» не показались, к мевроу Камп не зашли...
— Простите, — ван Хельсинг горячо сжал руку Мюйса. — Простите великодушно.
— У мевроу Камп вчера, говорят, была просто ужасная мигрень, — закончил укоризненно Мюйс. Ван Хельсинг застыл, так и не отпуская его руки.
— Дорогой друг, вы не представляете, насколько спокойнее вчера вечером для меня было бы и правда заняться мигренью мевроу Камп.
— Мне рассказали уже. Да, это ужасно...
— Девочке было хорошо, если четырнадцать. Это полнейшее, полнейшее беззаконие, Петер, то, что творится в так называемых злачных местах. Я едва убедил, что мне нужно привезти девочку сюда. Она угасала по минутам, а я глазам своим не мог поверить, когда симптомы один за другим складывались в цельную картину. Африканская геморрагическая лихорадка! Лет двадцать ничего подобного не видел, с тех пор, как на одном судне из Бельгийского Конго разыгралась эпидемия, — ван Хельсинг, сев на бывшее место коронера де Бирка, вертел в руках медный кофейник, будто пытаясь поймать в нём собственное отражение. — Участь несчастных женщин, погрязших в трясине разврата, самая всё-таки незавидная. С какими только экзотическими болезнями не доводилось сталкиваться в их среде. Увы, хорошему врачу нынче, даже не покидающему пределов Амстердама, необходимо иметь понятие о таких заболеваниях. Мне не раз приходила в голову мысль пригласить хотя бы нескольких студентов на осмотр того или иного случая. Но не секрет, Петер, что администрация и так достаточно неодобрительно относится к моему посещению подобных мест..
— Ну что вы, декан не сомневается в вашей порядочности, — попытался вставить Мюйс.
— ...так что и речи не может быть о том, чтобы брать с собой ещё и вверенных мне молодых людей. Поэтому как ни трагична была разыгравшаяся здесь вчера драма, я не мог не воспользоваться ей для наглядного ознакомления студентов. Пожалуй, ещё и для того, чтобы преждевременная смерть бедняжки не была совсем уж бессмысленной. Простите ещё раз за волнения, мне следовало передать сообщение, но впопыхах я телеграфировал только Паульману, старосте, он собрал группу для занятия у меня на дому. Тело разлагается просто по минутам, оно и так уже в плачевном состоянии — хотите взглянуть?
Мюйс помотал головой и пробормотал, что и так выслушал уже от коронера де Бирка больше, чем хотел бы за раз. Признание его вызвало у ван Хельсинга смешок, который уверил Петера: что бы загадочного ни произошло с ван Хельсингом за последнее время, он, похоже, приходит в себя.
— А что с полицией? — спохватился Мюйс. — Не говорите только, что после всего, что вы сделали, что вы пережили, у вас ещё и неприятности с полицией. Знайте, университетская общественность за вас горой станет, — и сам Мюйс готов был встать во главе, ван Хельсинг столько раз выручал его, что с мелкими, но досадными бюрократическими неурядицами, что в профессиональной области. Но ван Хельсинг поспешил его успокоить.
— Что вы, полно, никаких неприятностей. Напротив, я сам с утра первым делом сообщил им о случившемся, и в полиции обязались наложить карантин на заведение, откуда я привез свою больную, и досконально проверить его. Коронер де Бирк как раз доставил мне бумаги со всеми необходимыми подписями. Я настоял, чтобы тело не передали в морг, нечего рисковать лишний раз распространение заразы. Вас не затруднит, Петер, распорядиться, чтобы из больницы мне прислали пакет хлорной извести? Подготовлю тело к захоронению и запечатаю гроб прямо здесь. Родственники покойницы пока не отозвались; боюсь, что похоронами придётся заняться тоже мне.
— Не слишком ли много вы на себя взваливаете?
— Разве это много? Просто поговорю с отцом Хейндриком, думаю, он не откажется провести службу. Маловероятно, конечно, что покойница была католичкой, но не думаю, что в подобных обстоятельствах Хейндрика смутят подобные различия, такие нелепые, а конечном итоге… Не волнуйтесь за меня, Петер, правда. Тому, кто не готов смириться, что пациентов порой спасти не удаётся, путь в медицину заказан.
— Рад, что вы снова стали самим собой, дорогой друг, — выдохнул Мюйс. Ван Хельсинг недоумённо моргнул.
— Да, конечно. Кем же ещё?
— Не представляете, как за вас все переживали. Да ещё когда едва не разразился скандал после заявлений ассистента Куйпера.
— О, Куйпер, — отмахнулся ван Хельсинг. — К слову, несложно было бы прислать мне на дом расторопного лаборанта? Мне пригодилась бы помощь. После вчерашнего необходимо дезинфицировать всю операционную, на всякий случай. И заодно привести в порядок лабораторную утварь.
— Конечно же, я пришлю кого-нибудь. А знаете, ведь сам ректор спрашивал о вас и ваших исследованиях. Изъявил желание при случае повидаться с вами лично. Ему крайне любопытно, что ваши опыты с кровью мышей могли бы добавить к его теории пангенов...