Нашедшие/утратившие

Стебли растения, которое я собрал на озере, помогли девочке вылечиться. Не знаю, откуда у Луны такие титанические познания в лекарственных травах и медицине, но врачом в моём бы мире она была первоклассным. Мы пробыли в Лесталлуме ещё несколько дней, оказывали помощь и приготавливались к переезду; больше, чем помощь всем нуждающимся, Лунафрейя что-то искала, — к сожалению, я не мог знать, что именно, а Джентиана всегда молчала на мои вопросы. В один день мне всё же повезло узнать эту тайну за семью печатями и одним Оракулом, который оживляет богов Гексатеона. Эта магия, что пронизывала континент и даже весь мир, она передавала мне многие ощущения, я чувствовал боль некоторых людей, опасность от демоном… и в определённый момент почувствовал Это. Их силу. Кто-то из них скрывался, кто-то спал, а кто-то волей Луны был разбужен от многовекового сна для чего-то, о чём я не ведал. Титана воочию я не видел, и не горел желанием совсем увидеть даже глазком издалека. Среди всего этого мира не было существа, человека или бога, который бы интересовал меня более, чем принцесса Флёре. Любовь — это чувство не объяснить одним этим термином, оно странное, оно пугает меня, ведь я странно себя чувствую рядом с Луной, оно разрывает изнутри, когда её нет рядом и, наверное, моё сердце замёрзнет, если Луна, не дай бог, умрёт. В моём случае, если это любовь, то смешанная с кипой иных, более или менее приятных, раздражительных чувств, связанных колокольчиками где-то внутри и отдающихся током при каждом движении. Любой бы другой сбежал на моём месте, но, во-первых, после мнимой смерти несколько дней назад я перестал бояться вообще, а во-вторых… мне недолго осталось. Прошёл ещё один день, для мира я лишь песчинка, и моя болезнь — как гнойник: когда больная кожа лопнет и инфекция уйдёт, на её месте вырастет новая. Поэтому, я помогаю Луне. Лезть в пекло, нырнуть в самую глубину океана — да плевать, что сделать, просто помогать хоть кому-то… Не для удовлетворения, а чтобы «колокольчики» внутри не разорвали напополам. Пришёл Раму, он шептал, многоголосил, разрываемый раскатами грома. А затем всё — исчез, но почему-то я был уверен, что он кому-то что-то обещал, оказать какую-то помощь.       — Как ты, Аэрис? Лунафрейя всегда была слишком кроткой для того, чтобы нарушить чьи-то дела, но всё же — весьма любопытной: она очень жаждала узнать перед отъездом, как дела девочки, которой она, можно сказать, спасла жизнь теми растениями и своим трудом. Но скромность — помешала ей заглянуть в гости к той семье, где жила малышка; к её счастью, я был недостаточно скромен, поэтому, прихватив её за вмиг оледеневшую руку, отвёл в гости. Семья была неслыханно рада появлению принцессы снова у них в доме, а пока Луна общалась с ними, я мимолётом заглянул к маленькой Аэрис, книжка местных сказок всегда была у неё под рукой.       — Господин Аргус! — воскликнула она.       — Никаких господ, мы не в Церкви, — я подсел к ней на кровать, смерил температуру. Дети… Моя слабость ещё с родного мира…       — А… Я отлично себя чувствую. ВОТ! — у меня в руках мгновенно оказались её пять рисунков, — Я уже могу рисовать. Эти два я нарисовала вчера, третий и четвёртый сегодня. Пятый не дорисован немного… Мисс ЛУНАФРЕЙЯ! — ещё более восторженно прокричала малышка прям мне в ухо, аж в глазах замигало на секунду — такой мощности был её окрик. Шумная, как и всегда. Шумная значит живая. Я даже оборачиваться не стал, Луна оказалась рядом, улыбаясь одними ресницами и слегка прищуренными веками. Она провела на ладонью малышки, внимательно слушая каждый её восторженный рассказ, она так чувствует, болен человек или нет. Всегда безошибочно. Внезапно её передёрнуло — так, что даже Аэрис перестала без умолку глаголить. Я посмотрел на её руки, они слегка посинели, а лицо попунцовело — в определённый момент Флёре коснулась моего полусжатого кулака. Вот же ж… БЛЯХА МУХА…       — Я попозже к тебе ещё зайду перед отъездом, Аэрис. А сейчас с тобой побудет принцесса, — я посмотрел на изменившееся от безысходности лицо девушки: она поняла, что таким вот нехитрым образом я отрезал ей всяческие пути к отступлению, — Правда ведь, Лунафрейя?       — ПРАВДА, ЛЕДИ ЛУНАФРЕЙЯ?! — дрожа от восторга, пропищала маленькая. Она медленно кивнула, и впервые в её глазах я заметил какую-то злость, но такую детскую и наивную — она как будто ребёнок… Прости, Луна, мне нужно ещё время, чтобы обдумать всё и рассказать… Блять, ну почему всё всегда идёт не по плану? Почему всегда всё «так», чтобы ничего не получилось?! Рр-рр! К моему счастью и всё же некому сожалению, встретиться мы смогли только вечером. В отеле Старого Лесталлума было полно имперцев. Да и не только в нём — все земли вокруг деревни кишели их механическими войсками, передвижными самоходными танками и прочей техникой. Однако меня не волновало ничего — если Луна здесь, то они чего-то ждут… Или кого-то. Но! Не вежливо заставлять господ ждать, в связи с этим при приближении к городку собственным ходом я даже не сопротивлялся. Вырваться из блокады, если что-то пойдёт не так, я смогу в любую секунду, но куда они меня отведут — это уже другой вопрос. Вместо моих опасений типа имперской базы, расположенной вблизи, считай в черте деревеньки, или какого-нибудь летательного корабля Нифльхеймского флота, меня привели в один из номеров нашей гостиницы.       — Арго?       — Равус…       — Луна, значит, это — тот самый… — в лицо мы никогда с принцем Тенебре, братом Лунафрейи не виделись, однако ему наверняка докладывали обо мне: всё-таки сколько его солдат я уничтожил за последние дни на различных вылазках. Я же… у принцессы всегда с собой была семейная фотография с братом, довольно потрёпанная, но не такая старая, как могло показаться — всего лишь пару лет назад сделанная. Гостиничный номер состоял из нескольких комнат, объединённых между собой дверными проёмами, именно в одном из них я застрял, плечом подперев дверной косяк. Равус выжигательно смотрел на меня, я отвечал ему выжидающим взглядом. Металлическая рука заскрежетала: он был ранен. Запах — магический, от руки исходит тлен, он источает остатки чей-то магии и даже сейчас её след тянется сквозь весь Люцис невидимыми нитями. А металлическая рука скрежетала, приближаясь крючковатыми пальцами к моему горлу: ну, рискни, и эта рука окажется у тебя там, где ты её точно не достанешь! Я выдохнул, и воздух ошпарил металл, после чего рука на долю секунду остановилась, её владелец усиленно думал — крючковатые жвала лязгнули о внутреннюю сторону ладони. Луна меня оттолкнула, с необычайным гневом ухватив брата за запястье раненной руки. На секунду я даже представил, как эта его механическая рука взрывается от праведного гнева Флёре. Брат и сестра смотрели друг на друга без единого послабления, но в еле заметных движениях Равуса я видел ужас, его гложет страх, он напоминает мне волка, столкнувшегося со львом… вернее, с львицей.       — Хватит своих проверок! — Луна, собрав всю кипу эмоций, упёрла указательный палец в лоб брата и выдала: — Не трогай его. Иначе… — она с ноткой глубинного разочарования обернулась ко мне, глазами высматривая всего меня за одно мгновение, — Он не будет сдерживаться.       — Раз ты так говоришь… Раньше у меня были определённые мотивы, но сейчас — я уже не сомневаюсь, — вымученно улыбнувшись, принц перевёл взгляд на меня и расслабленно выдохнул, — Арго… Аргус, да? Я перевезу вас с моей сестрой в Альтиссию, прямиком к призыву Левиафан.       — Всего один вопросик меня гложет — почему я должен тебе доверять?       — Если я совру, то ты заберёшь мою жизнь, — без лишних раздумий сказал Флёре-старший. Я остался доволен. В тот же час личный эскорт Равуса перебросил нас к причалу Галдина: несколько десятков беженцев под руководством Луны были пересланы из Люциса в морскую республику; не знаю, какими правдами или неправдами Флёре удалось уговорить своего брата-главнокомандующего, но эта девушка извечно творит чудеса. Кажется, каждый день с ней становится всё чудесатее и чудесатее. Корабль, на котором мы плыли, был не имперским — это был обычный океанский лайнер для туристических прогулок, вероятнее всего, конфискованный армией вот как раз для таких случаев. Весь следующий день я пробыл на его палубе с утра до вечера, изредка слушая слабый шёпот Джентианы. Теперь я понимаю, почему она постоянно трётся рядом, — Луна послала. Неспешная прогулка постепенно превращала мою душу из спокойной гавани в застланный бурей морской пролив, сквозь который проберётся разве что безумец. А всё потому, что я ждал встречи с Лунафрейей. Секунды плавно перетекали в часы, вот уже и вечереть стало. Укачивать тоже. Нервы внезапно сошли на нет — и вот тут она как раз и появилась. Всегда умела подгадывать момент.       — Прошу… давай, ты не будешь ругаться. — я взял неведомо как задрожавшие руки в замок, чувствуя её тихое дыхание и источаемое даже на таком расстоянии тепло. — Я умирал… уже не первый год. В моём мире такие болезни вылечить нельзя, можно безболезненно провести их до самого исхода. И — я устал их терпеть. Отправился свести счёты со всем миром — я был таким дураком, ведь никому, кроме меня, это было не нужно. И мне дали шанс… Весь этот мир как новый дом… на остаток дней.       — Ты такой дурачок. Вы с ним так похожи. Никогда не попросите помощи, будете из кожи вон лезть, лишь бы быть альтруистами.       — Ты и сама такая же, не привередничай.       — Я не привередничаю… Сколько тебе осталось? — она заставила меня наконец посмотреть ей в глаза.       — Сколько бы ни было, всё твоё, — я улыбнулся, накрыв её ладони на собственных щеках своими руками.       — Глупый! — она подалась вперёд, вытягиваясь стрункой в надежде достать до вмиг поджатых от необычного чувства губ. Луна… А впереди заиграл яркими отблесками воды и звёзд последний фейерверк праздничного карнавала. Альтиссия счастливо радовалась, встречая новых гостей, что аж дух захватило. Музыка в ушах заставляла сердце танцевать. И невысказанный поцелуй так и замёрз на похолодевших алых губах. Прости, Луна… Я попытался выйти из её объятий, но она не дала мне такой возможности, с железной уверенностью в глазах сказав: — Я тебя вылечу. И мир как будто перестал нас замечать: я отдалённо слышал детский смех, разговоры людей, шедших по палубе дабы посмотреть на сказочную Альтиссию, но мне не было до них никакого дела, словно весь мир утратил краски, и красочной осталась только она — Луна. На душе приятнее, чем если бы я был здоров, на душе приятнее, чем если бы Луна всегда была со мной… быть может, потому что она действительно со мной, рядом… Вот же она: держит моё лицо в своих ласковых ладонях, её глаза сосредоточены, но от того не менее любимы. Прошу, вылечи меня… Я безумно этого хочу — хочу пожить ещё немного, не ради кого-то, а ради себя — хотя бы на секундочку!       — Джентиана, пожалуйста… — девушка-дух оказалась рядом с Лунафрейей, отдавая ей часть собственных сил… На миг она преобразилась: стала похожа на настоящего духа, такого, какого не описать словами, с пепельно-голубой кожей, снежным взором и странным телом. Золотая дымка осветила всё вокруг, угаснув в два раза быстрее, а тело… нет, не тело… Я был свободен от болезни. Что-то из меня ушло, пропало, выгнило — и я задышал, наконец, свободно и легко. Джентиана пропала, но на её месте была только Луна, улыбавшаяся такой искренней и тёплой улыбкой, что я мгновенно забыл обо всём. Мы гуляли по Альтиссии. Призыв следующей богини из Гексатеона начнётся только через несколько дней, до этого дня в городе должен был завершиться карнавал чокобо. Равус ещё нескоро прибудет в республику, но что-то во всём вокруг мне до сих пор не нравится, мир точно язвит об этом — а я глупый, и ничего не понимаю. Но, вместе с каким-то неприятным, гадким смехом, я слышу её смех — смех Луны. С ней невероятно легко.       — Что мне теперь делать с моей жизнью? — с улыбкой размышлял я, пока мы разгуливали по мостикам набережной. В голове всё ещё было мутно, но одно на душе чётко выстукивали дятлы: ты почти что живой мертвец. У тебя нет цели жить.       — Ты мог бы повидать мир, — предложила принцесса.       — Если я не помогу тебе, от мира может вообще в скором времени ничего не остаться. Но, правда в том, что я хочу помогать не ради мира, а ради тебя.       — Что это значит? — с девичьим любопытством осведомилась Флёре, пытаясь поймать мой взгляд. Нет, мне не стыдно смотреть ей в лицо, мне больно — у неё есть принц Ноктис. За пару дней я успел осведомиться о паре новых для себя вещей.       — Ничего, и прости, принцесса… Я резко развернулся с намерением поскорее уйти куда-нибудь, да хоть в самый дальний угол этой набережной, лишь бы подальше отсюда. Слышу, как рушиться что-то каменное — может, стена? А для чего её ломать, тем более, здесь? Или это уже у меня воображение разыгралось? Любовь — это странное чувство, в моём случае оно должно было быть похожим на стаю резвых колокольчиков, рвущих меня изнутри, потому что я считал себя уродом по всем параметрам: девушка выходит за другого, а тут вмешиваюсь я и вроде как влюбляюсь в неё, но совесть не позволяет — и я лицемерю, говоря ей, что помогаю, потому что так хочу — ради мира, ради всех… На самом деле, всё лишь ради одного себя! Блять, как же я себя ненавижу сейчас. Но у меня не хватает сил уйти, я останусь лицемером — но хотя бы буду верен себе, в конце концов, если я считаю, что поступаю верно — то не могу быть неправ… Я хотел сделать шаг вперёд, но что-то остановило, я вернулся в исходное положение — и снова встал к ней лицом, на этот раз уже сам взяв её в объятия.       — Этот мир мне не важен, но он важен тебе. Луна… Любимая, дашь мне шанс быть с тобой? Не ради мира, а ради тебя. Жить не ради всех, жить только для тебя. Ради тебя. Пожалуйста, — я впервые кого-то поцеловал на своём веку как человека столь ценного, что не смогу с ней расстаться. Этот поцелуй — он может как оборвать всё, так и дать мне что-то более важное в этом мире, чем я мог представить или на что надеялся. ПОЖАЛУЙСТА!       — Живи… Ради… Меня… Пожалуйста, Арго, — когда поцелуй оборвался на секунду, она припала своей холодной головой к моей разгорячённому от страха лбу, с него стекал пот, но её холод — он приносил спокойствие и недюжинную радость. Мы снова поцеловались. Этот поцелуй был уже чем-то другим: раскрепощённым, жадным, будто воздух исчез, оставив нас в вакууме, который мы стремились восполнить друг другом. Я выпадал из реальности каждый раз, как контур её губ касался меня — всё, чего мне хотелось, чтобы это длилось как можно дольше и было как можно приятнее. Я приобнял её ещё крепче, зарываясь носом в кудри.       — Я люблю тебя. Банально — или нет, но это так. Я не имею права вообще что-либо просить, но даже в самых смелых мечтах не надеялся на твоё согласие.       — А я люблю вас обоих. … Вас обоих. Ноктис. Я не мог требовать большего — она могла любить, кого пожелает, даже если я всегда буду на вторых ролях. Злости не было. Гнев иссяк уже давно. Она со мной — мне более ничего не надо. Я помогу её даже перевернуть небо и землю, с такой-то силой уж точно, лишь бы она позволила быть рядом. Мы двинулись по набережной, медленно подбираясь к гондоле, которая отвезла нас прямиком к резиденции правительства республики. Здесь ей предоставили убежище — они не выдадут её империи несмотря ни на что. Призвание Левиафана состоится. Стоим возле дверей её комнаты и мнёмся как влюблённая парочка перед ночным мотелем.       — С-спокойной ночи, Аргус. Я лишь доброжелательно махнул рукой по воздуху, попрощавшись. Тихое эхо шагом отражением шло рядом, ударяло в сознание тенью страха темноты, мне постоянно казалось, что кто-то следит за мной… Но сколько бы я не оборачивался — никого. Во тьме — никого, но за её пределами некто улыбается мне — снимая шляпу? Вот, кажется, и моя комната: гостевые комнаты в здании резиденции были помечены зелёными дверями; для особо важных персон — красным — именно в одной из таковых остановилась Луна.       — А… Арго, — я ухватился за ручку двери одной рукой, а второй развернулся — и направил на неё вмиг появившийся меч, от которого исходил всепроникающий свет. В темноте её голос казался сильнее и страшнее.       — Луна? Прости… — я виновато хохотнул, — Моя вина — нервный я какой-то.       — Можно… я посплю сегодня у тебя?       — М-м, я могу это как-то неправильно расценить… Могу же?       — Можешь, — тихим шёпотом сказала принцесса, утягивая меня в поцелуй. Дверь сама собой открылась, затем захлопнулась за нашими шагами и неуёмными, разносторонними движениями. Помню, как поднял её на руки и мягко опустил на кровать. Помню только ворох белых тканей и холодный пот на утро… Так продолжалось несколько дней к ряду: впервые у нас были такие затяжные и откровенные разговоры за всё время знакомства; впервые мы не просто проводили время рядом, а именно — вместе. Это было потрясающее чувство родственности, как будто человек, сидевший рядом, был частью меня самого — осколком моей души. А разговоры, меж тем, были всё интереснее: от детства — до отрочества, от кукол и замков — до политических интриг и игры Луны во всём этом. И кровати мы, как правило, не вылезали раньше полдня, общаясь, не видя потребностей в еде и воде. Её разговоры о друзьях частенько касались принца Ноктиса: слушая их, я в тайне надеялся, что мне дозволиться однажды возможность познакомиться с ним лично — судя по рассказам, он был наверняка стоящим собеседником и, как надеялся, человеком… Ревность… Хм… Называйте меня странным человеком, возможно, с вашей колокольни я даже буду похож на идиота, но её не было. Это чувство — оно не для меня, ведь нельзя ревновать к тому, кто тебе не соперник, и уж тем более то, что не принадлежит тебе вовсе… Луна… Она сама в своё время всё решит. А я просто буду рядом, одной ногой собираясь в далёкое путешествие, на сто сорок процентов уверенный в том, что выбор падёт не на меня. Эти мысли нечаянно вызывали смех. О политических интригах мы говорили мельком, ведь весь этот фарс с призывом, войнами, аншлюсами каких-то территорий происходил буквально у нас на глазах. Однако глава морской республики — женщина твёрдая — Луну в обиду она не дала… Да и Равус тоже что-то крутит в высших эшелонах власти имперцев. Между тем, час Х становился всё ближе — и, вместе с его приближением, росло и напряжение. Пробуждение морской богини не сулило ничего хорошего, ни нам, ни им. Имперцы, теперь хотя бы понятно, почему бояться возвращения в мир божеств, но вот в этом вопросе — как ни странно — я был с ними молча согласен: может, не стоило будить Гексатеон вовсе? Может быть, и без них бы удалось справиться? Своими силами — Луну не отговоришь, но кажись, с принцем можно потолковать на этот счёт, как только тот прибудет в Альтиссию… … Что уже сегодня произойдёт. А на следующее утро Лунафрейя выдаст божественный призыв. Хм. Равус, в городе ли ты? Стоило мне подумать об этом, как магия в моём теле отозвалась горячительным позывом, и силы растеклись по многомиллионому городу-государству, охватывая каждую живую душу на полуострове; охватывая и рассказывая о каждом… Я чуть с ума не сошёл от такого громадного давления. Простояв в переулке незнамо сколько, я вышел к воде и мигом помчался по еле заметным дорогам, о которых узнал только при помощи магии — стремился я к центральном площади, на которой был Равус и… кажется, причина моего беспокойства. Пусто. Я снова настроился на этот свой неожиданный — но так вовремя проявившийся магический локатор: он исчез. Луна и принц определённо в опасности. От этого неизвестного «воняет» демонами. До раннего утра следующего дня я больше не видел принцессу, пока не услышал какие-то разговоры в соседней гостиной. В них явно кто-то с кем-то ругался. Локатор сработал — это оказался Равус, я мигом успокоился, а затем вновь забеспокоился — неужели что-то срывается? Я не стал им мешать, но, зная, где проходит призыв — направился туда. Луна обратится к людям Альтиссии, среди них будет и принц — он придёт для получения благословения Левиафан, до нас с ней уже доходили вести, что благословения Раму и Титана он получил. Вода так спокойна сегодня. Залив будто ещё тише, чем обычно. Пожалуй, подожду здесь. Как богам этого мира молятся? А, пофиг. Я складываю руки в том жесте молитвы, который из моего собственного мира — и молюсь. Левиафан, да? Пожалуйста, сделай так, чтобы у Луны всё получилось… Не дай ей умереть… И я — не дам ей погибнуть…       — Арго?       — ЛУНА! — я дёрнулся, подскочив. — Луна… я должен сказать, иначе всё может выйти из-под контроля… Нужно что-то сделать с призывом. Перенести его, а в лучшем случае — отменить! Пожалуйста, — я говорил будто не своим голосом, это было что-то противоестественное, но я говорил столь спокойно и ясно, точно не было в душе волнения за её жизнь. Я уже дважды видел, как она призывала богов, но этот сегодняшний призыв — он меня тревожил. Она приобняла меня, держа в руке тяжёлый, цельный кусок металла в форме трезубца. Её тепло — оно сегодня не такое, как обычно, замогильное. Я скривил лицо. Но промолчал, лишь резко кивнув и давая ей проход к месту призыва. Внутри всё оборвалось — пустота… снова… Не впервой с ней уже жить, но впервые я ясно осознал, как же больно она расширяется в грудной клетке. Призыв с первой секунды пошёл не по плану, но Луна продолжала — несмотря на удары; несмотря на приближавшиеся имперские эсминцы; несмотря на громадно росший страх, ведь Левиафан буквально разрывала город… А во мне кипел гнев, вперемешку со слезами от отчаяния и бессилия. Злюсь ли я от того, что Левиафан говорит и делает — вне себя просто! Но ещё больше я злюсь от того, что Луна не позволяет мне вмешаться! Она обернулась ко мне с полными глазами решимости.       — Помоги ему! — Флёре показывала куда-то вдаль, где среди осколков городов летал голубой огонёк чьих-то мечей и копий. Огонь двигался столь стремительно, что не летал, он — перемещался прямо в пространстве! Это был Ноктис. — Прошу тебя… Арго… Он не справится один.       — А ты?! Луна?!       — Прошу… помоги… — она, обессиленная, потеряла сознание, упав навзничь. Я сделаю это. Он был слаб — принц не смог бы в одиночку противостоять этой змиеподобной твари. Мне не выйти в открытое море, по воде ходить я не умею, а перемещаться… Перемещение — вот же, выход! Надо всего лишь захотеть, да же? Я размахнулся и швырнул клинок далеко ввысь, он, уносимый смерчем, направился в сторону одного из осколков Альтиссии. Моё тело стало лёгким, точно пёрышко, и окутавшись дымкой, мгновенно перенеслось вперёд — в высоту. Холодные брызги обдали лицо, приземление вышло неудачным — я ударился лопаткой об укол здания, свалившись в ряды стульев — видимо, здесь некогда было кафе. Ноктис… я помогу… сейчас! Удар хвоста Левиафан разнёс в щепки весь тот остров, на котором я находился. В состоянии шока я подлетел ещё выше, чем прежде. Я впервые сражаюсь с чем-то настолько могущественным. Да пошло оно всё — я уже видел глаза смерти! Самые страшные клинки, которые я мог вообразить; самые громадные и опасные виды оружия: копья с бензопилами на конце, мечи, способные по желанию «раскрываться» лезвием в подобие зонтика и тем самым разрывать, кого скажу, и многое прочее — всё это пошло в ход против богини. Наши с Ноктисом удары явно были ощутимее для неё, чем только его — она взревела — и ударила по принцу всей силой своей громадной туши, повалив на полураздолбанную платформу посреди бушующего моря. А затем взревела. Луна наблюдала, в шоке спеша к нему. Но ноги подвели её — сказывались раны — отяжелевший трезубец, будто вторив вздоху принцессы, отдался звоном по всему её телу, вызвал кашель. И в тотчас рядом с девушкой оказался он… Из ниоткуда… И в никуда ушедший через минуту… Я раз за разом прокручиваю в памяти тот момент, мог ли я успеть? Нет, моё перемещение было несовершенным — и то, что я так стремился предотвратить, я по сути и создал. Он присел перед ней на одно колено, опустился с улыбкой, чувствуя своё превосходство, — а затем, после краткого монолога в сторону девушки, он ударил Луну ножом… Бывало ли у вас чувство, что вы ошиблись — и хотите вернуться назад во времени, исправив самую глупую, нелепую ошибку? У всех оно бывало… Ноги вмиг подкосились — но разум, словно покрывшись железом, направил руки вверх, призвал гору клинков, столько, сколько я не мог вообразить никогда в своей жизни — они роем пчёл покрыли воздух надо мной, задрожав с такой силой, что в их перипетии отдавалась каждая нотка моего гнева. И их кипа полетела в сторону мужчины и Луны. Но Луна что-то сделала, хоть убей, я уже не помню, что — но вокруг засиял свет, золотистый, чистый — такой, каким она лечила больных и раненых, этот свет стрелой пронзил Нокта… И принц, перекрыв мне путь за долю секунды, сбил направление моего движения вместе с клинками. Я рухнул в воду. ЗАЧЕМ ТЫ МЕНЯ-ТО АТАКУЕШЬ, ДЕБИЛА КУСОК?! Я выдохнул воздух давлением от ярости прямо в море, а затем выпрыгнул из пучины морской, снова призвав клинки, я мчался к Нокту — мне было плевать, кого бить? Я был в ярости, забыл о мужчине, виноватом во всём случившемся… И просто забивал принца: с каждым ударом месил его оружие, его самого — я бы убил, если бы пришлось. Если бы он и дальше мешал. Левиафан всё ещё ревела, не отвлекаясь на нас. Бес особых сил я, захватив Люциса за горло, отправил того обратно на ту платформу в море, где он лежал минутой ранее, а затем сам приземлился туда, призвал всё оружие, что мог контролировать и наставил на него…       — Ну, ДАВАЙ! — заорал он в ту же секунду, дрожа от возмущения: — Убей меня, как Луну! — заревел он как дикий зверь. Мой разум вмиг прояснился. Я посмотрел на мужчину, всё ещё стоявшего возле Луны, но собиравшегося уходить — он ждал имперский челнок… Он улыбался, приспустив для меня свою шляпу. Я посмотрел на Нокта, чьи глаза стали красными, как спелые яблоки… Потом снова на мужчину, снова на принца — он его контролирует.       — Лежи здесь! — он попытался встать, как только я сделал шаг в сторону Луны и её убийцы, я почти сорвался с места, но тут же развернулся и по инерции заехал кулаком в челюсть Люциса, — Я СКАЗАЛ, ЛЕЖИ ЗДЕСЬ! — мой гнев заставил его оцепенеть.       Меч был отправлен в свободный полёт, рассекая воздух как пчела. Мужчина, атаковавший Луну, привольной походкой шагал к челноку, но на звук движущегося снаряда развернулся — я переместился и одним ударом пронзил его тело, загнав клинок по самую рукоять! А затем вытащил и рассёк его тело надвое. Вместе с ударом об него, меч приобрёл громадные размеры и следующим, что я сделал, это уничтожил Нифльхеймский челнок. Я подбежал к Луне. Я забыл всё. Я больше ничего не хотел. Придёт в себя принц — или нет? — какое мне дело? Луна умирает… Она смотрит на меня, что-то говорит — старательно подбирает слова, но каждый звук даётся ей всё труднее… А я улыбаюсь ей и ничего не могу разобрать, как будто глухонемой. ААААААААААААА!.. Слышу свист — на той платформе стоит Нокт: он пришёл в себя. Вижу по глазам. Вижу по тому, что он прекрасно себя контролирует. Он молча показывает на Левиафан — просит помощи?.. Я выдыхаю, а затем вдыхаю воздух бесконтрольно, глубоко — С радостью помогу. Нокт мог победить эту тварь и без моей помощи — но меня бесило, что я не мог помочь Луне, когда должен был — и теперь я отыграюсь на эту ёбаной богине! За каждый удар, сука!.. … Я впервые призывал какое-то столь громадное оружие — копьё с витиеватым узором пламени на острие — оно было больше, чем сама Левиафан. Я сорвал голос в тот день — каждый удар я наносил с диким желанием, точно не мог остановиться во время еды; я кричал — мне было и больно, и приятно — я бил с остервенелым удовольствием. Нокт отвлекал змею на себя, а я прибил эту морскую гадюку к океанскому дну при помощи копья… Я слышал, как она ревела. И мечтал слушать эту гармонику и дальше. Нокт разносил ей морду, рвал плавники, эта тварь извивалась, брызгалась водой — но не могла уйти, она сама напросилась. Я с безумством в глазах почти «приказал» принцу добить Левиафан… Меня отпустило в самую последнюю секунду: я почему-то перестал хотеть, чтобы богиня страдала, но всё с тем же глубинным удовольствием наблюдал, как вспоротое брюхо чудовища да и она сама обращаются в солёную морскую воду… Луна наблюдала за всем этим, слабея, теряя сознание. Последние секунды она провела за тем, что наблюдала, как мы вдвоём с принцем убиваем богиню. Когда мы оба подошли к ней, было поздно: глаза остекленели, а тёплые руки окончательно стали могильно-холодными. Мы оба упали на колени. Мы молча рыдали. Мы вдвоём держали её в объятиях. Мир ушёл, забрав её и спокойствие в наших с принцем душах. Блять, как же я ненавижу жить… Спустя несколько недель       — Сэр, у вас есть билет? — запросил его кондуктор, молодой мальчишка — явно работает тут первый день. Я собрал немногочисленные вещи, и с небольшой чёрной сумкой отправился в столицу так ненавистной мне империи. За спиной не осталось ничего, да и под ногами — тоже. Внутренне меня ничего не терзало — нечему там просто-напросто терзаться, когда в ту же секунду, как весь смысл существования исчезает. Последний завет Луны, разве что, исполнить… Я протиснулся сквозь ряды других пассажиров, забрался в громадный поезд и ещё несколько секунду смотрел назад. Там ничего нет — там позади гигантские земли, королевства — но у меня там пустота, чёрная, как Бездна. Я шёл тихо, ни с кем не останавливался, не связывался, даже кашлянуть было неприятно сейчас — эта тишина… умиротворяет.       — Ты же?! — высокий мужчина, татуированный, навряд ли слишком старше меня, но с виду грозный и сможет дать сопротивление. Это, наверное, Гладио. В компании принца было ещё двое: с одним я успел познакомиться — Игнис, пострадавший от этих событий больше всех, ослепший. И Промто…, а этому балбесному блондину, видимо, море по колено.       — Я же, да. Принц, друзья-компания, — вежливо, но без каких-либо эмоций поклонился им. Гладио не был возмущён, скорее, удивлён. — Я теперь с вами, хотите или нет, но в это пекло отправляемся вместе.       — С какого перепугу?! Мы тебя не знаем.       — Я помогал Луне, всё это время, — резонно заявил я в ответ, — Одному из вас этого будет достаточно. Собственно, его слово решающее. Принц, слово за тобой? Не молчи, дурень, я всё равно не уйду.       — Послушай меня, принц Ноктис, — я присел на противоположное сидение, заставив его посмотреть на меня, — Потерять смысл жизни — это тяжелее, чем потерять только часть себя. Если тебе будет легче, думай о том, что я — лишился в одночасье всего. Я пуст. Я кукла, — я засмеялся, обратив на себя внимание других пассажиров, — Но во мне есть только одно желание — месть. И я его исполню, поэтому иду с тобой… С тобой или без тебя — ты исполнишь желание Луны, а я — отомщу. А он всё также бесцельно и бессмысленно глядел сквозь меня. Он так же, как и я, стал куклой…