Faceless

      Меня не убили, нет. Не считая легкой раны в плечо и небольшой контузии я был в норме. Кем бы они не были, я нужен им живым. Значит пытки, а только потом смерть. Бесславная и мучительная.       Я не из трусливых, но и бесстрашным себя бы не называл. Если начнут пытать, то я рано или поздно выдам все, что знаю.       В себя я пришел в прохладной тесной камере без окон, в темноте — только через узкую щель на уровне глаз в массивной стальной двери пробивалось немного света из коридора. Не знаю, сколько времени прошло. Казалось, целую вечность. Ни еды, ни воды, ноющая головная боль… Мои страдания уже начались? Изредка я слышал чьи-то голоса и шаги за дверью и тогда пытался привлечь к себе внимание, кричал, колотил кулаком по стене. Но никто не приходил.       Изредка в голове проскакивали фрагменты произошедшего. Не лучший момент для самобичевания, но чем еще заниматься в одиночной камере?       Пребывая в полной тишине, постепенно начинаешь замечать, что все вокруг способно издавать звуки, даже разные неожиданные предметы. Странный треск в стенах и потолке, а иногда и биение собственного сердца. Сначала каждый шорох пугал, но скоро становилось не до этого. Разум сдавался под напором отчаяния.       И стоило мне передумать все самые жуткие вещи, за дверью снова послышались шаги, но теперь они звучали иначе, чем раньше. Наверняка я знать ничего не мог, но был совершенно уверен, что в этот раз идут именно за мной.       Так и случилось. С типичным щелчком в замке провернулся ключ, и моя камера открылась. В проходе стоял высокий мужчина. Когда глаза привыкли к свету, я разглядел поношенный камуфляж, неопрятную недельную щетину и какой-то потерянный взгляд. Не сразу узнал его, но это был тот самый человек из деревни, который говорил со мной по рации. Тот, кто застрелил Келли. Мы поравнялись, молча прожигая друг друга взглядом.       — Я ожидал от имперского офицера большего, — презрительно бросил он. — Ты жив только потому, что нужен нам. Будь моя воля, я бы давно перерезал тебе глотку и бросил подыхать, как ты того и заслуживаешь.       — Жаль, что решаешь не ты, — я выдавил из себя по возможности едкую ухмылку.       Он махнул рукой, в комнату зашли двое с винтовками, связали мне руки и повели по сети длинных коридоров. Я ловил на себе презрительные взгляды проходящих мимо людей в камуфляже без шевронов.       Меня вели на допрос, это точно. Но отчего-то страшно мне вовсе не было. Головой я понимал всю плачевность ситуации, но вот душой этого еще не осознал. Всю жизнь старался не волноваться раньше времени. Пока со мной не происходит ничего страшного. Просто иду по коридору под конвоем. Просто в плену непонятно у кого. Все отлично.       Мы поднялись по лестнице на этаж выше, точнее, выбрались из подвальных помещений на поверхность. Перед очередной дверью мне завязали глаза, весь остаток пути я проделал вслепую.       В конце концов меня освободили из пут и оставили одного, прикрыв дверь. Я окинул взглядом помещение. Уютный рабочий кабинет без окон, с теплым светом настольной лампы, у дальней стены деревянный книжный шкаф, подпирающий потолок.       — Добрый день, Мартин, давно не виделись.       Я не сразу заметил, что не один. Глаза еще не привыкли к желтоватому свету лампы. Голос показался мне очень знакомым и раз он знает меня…       — Полковник Гадерман? Это вы? — догадка, стремительно превращающаяся в уверенность, едва не лишила меня дара речи.       — Когда-то был им. Проходи, — высокий мужчина шагнул к центру освещенного пространства и указал мне на стул. Левой рукой. Правая отсутствовала выше локтя, а вместо нее свисал пустой рукав кителя песочного цвета.       Я послушно сел за стол, он расположился в кресле напротив. Ему уже миновал пятый десяток, в опрятной короткой бороде виднелась обильная проседь. Вместо левого глаза — косметический протез, который вблизи все равно выдавал факт того, что глаз ненастоящий. От глазницы тянулись давние шрамы ко лбу и щеке, пересекая бровь. Кажется, полковник играет тут не последнюю роль… Это открытие меня просто шокировало. Я знал его как человека чести, невероятно умного и принципиального офицера с непоколебимыми взглядами. Мы не виделись с ним уже давно, но я просто не мог поверить, что за это время он спутался с какими-то сепаратистами и предал то, за что всю жизнь сражался и за что отдал частицу себя в прямом смысле этого слова.       — Что происходит? Это точно вы? Как вы оказались тут? — я был растерян и не видел смысла скрывать этого.       — Сложный вопрос. Скажу так, — полковник глубоко вздохнул, задумчиво глядя перед собой, — твои догадки обо мне, скорее всего, верны. Да, это действительно я, и все происходящее тебе не снится и не является галлюцинацией. Как ты уже понял, теперь я на другой стороне. Но подожди с обвинениями, ладно? Тут все совсем не так, как кажется.       — О нет! Оставьте россказни про свободу и справедливость для кого-нибудь другого, — нахмурился я. — Я офицер империи и ни за что не приму ваши лживые ценности! Можете пытать меня, можете меня убить, но я никогда не встану на сторону врага.       — Сколько пыла, — полковник покачал головой. — Тогда ответь мне на один вопрос: кому ты служишь? Империи? Или тем, кто от ее лица дает тебе самоубийственные приказы?       — Я служу империи, — медленно проговорил я. — Я понимаю, нас серьезно подставили, это точно не было случайностью. Но несколько предателей в штабе моих принципов не поменяют. Точка.       — Говоришь, словно фанатик, — с какой-то напускной усталостью отозвался Гадерман. — Я считал тебя более разумным человеком, Мартин.       — Это не имеет значения. Вы предатель, полковник. Я не буду помогать вам ни в чем!       — Зовешь меня предателем, ничего не зная и не понимая, — чуть улыбнулся Гадерман.       — Я знаю только то, что для предательства не существует оправданий, — от вскипевшей в душе злости мне буквально стало трудно дышать. Я прилагал огромные усилия, чтобы не броситься на него, отлично осознавая, что при таком раскладе жизнь моя окажется очень короткой и несчастливой.       Я долго прослужил под его командованием и знал его неплохо. Он никогда не любил разговоров, сторонился других людей и вообще был довольно мрачным и нелюдимым человеком, что, однако, не мешало ему быть превосходным командиром, а в прошлом и героем войны с Восточной Федерацией. А сейчас он разоткровенничался. Возможно, стоило ему немного подыграть. Это, конечно, маловероятно, но в глубине души я все-таки надеялся выбраться.       — Я не могу быть предателем, нельзя предать то, во что уже давно не верил. С тех самых пор, когда распрощался с самым дорогим человеком в моей жизни. Так что предавать мне нечего. Я не изменил ни своим убеждениям, ни родине, ни людям, которым обязан жизнью. Просто однажды я оказался невыгоден тем, кто решает судьбы людей за них самих. Вот и все.       После этих слов полковник заметно побледнел и замер на пару секунд. Я понимал его. Посттравматический синдром. Я таких повстречал немало. Страшно представить, что творится в голове в такие моменты.       — О чем вы, полковник?       — Чтобы ты понимал меня и мог мне доверять, я должен рассказать тебе обо всем. О том, почему все сложилось именно так, — он вытащил из тумбочки небольшой графин с водой и налил в прозрачный стакан.       Увидев воду, я несколько мгновений сверлил графин взглядом, позабыв обо всем на свете, а затем схватил его и жадно опустошил, не заботясь о приличиях.       Полковник вида не подал. Ему вообще стало наплевать на происходящее. Он все так же смотрел в пустоту с каменным выражением лица.       — С вами все хорошо? — отставив пустой графин, поинтересовался я.       Гадерман вздрогнул, будто возвращаясь в реальность из другого мира.       — Двадцать лет назад все случилось… Это и определило мою дальнейшую жизнь. Сейчас и подумать страшно. Впрочем, тогда думалось об этом тоже с ужасом. У меня в те времена было еще обе руки и оба глаза. Она встретилась мне на поле боя, как валькирия из древних легенд. Самые паршивые обстоятельства, какие только можно вообразить. Грохот взрывов, стрекот очередей, постоянная боевая готовность, не знаешь, когда в следующий раз нагрянут по ваши души. И все-таки мы сошлись, сам даже не знаю, каким везением. То ли ей улыбнулась удача, предоставив шанс поквитаться с давними обидчиками. То ли мне — увидеть в ней нечто особенное. Она оказалась настоящим бойцом, с ней можно было пойти куда угодно и либо вернуться с победой, либо не вернуться вовсе. Но вот за что воевать, она уже не знала. А я знал хотя бы то, что без цели на войне не выжить. И мне повезло дать ей цель и смысл. А моим смыслом стала уже она. Мы перебили тех, кто снился ей в ночных кошмарах. Глядя на нее я понял, что есть и другие причины сражаться. Не медали, не звания и даже не мнимый долг перед родиной. И вот однажды нам улыбнулась удача. Мы раздобыли столько оружия, что хватило бы на небольшую армию. Она предложила мне это использовать. У нас появился шанс вырваться из имперских цепей и жить иначе. Мы могли бы построить новый мир для нас — тех, кто не знал, за что сражаться, но самой жизнью обречен был на вечные сражения. Она стреляла, дралась, рыла окопы наравне с остальными моими солдатами — а мне временами хотелось взять ее за руку и увести подальше, туда, где ее точно не достанет шальная пуля. К сожалению, у меня не было такой власти… — он на несколько мгновений прикрыл единственный глаз. — И пулю свою она получила. Даже не одну. Знаешь, я до сих пор помню каждую секунду той бойни. Мы отступали, огрызаясь, как могли. И укрытие было уже рядом… Она упала на полушаге, как будто споткнувшись, но подбежав к ней, я увидел, во что превратилось ее колено… От шока она даже не закричала. И я уверен, что смог бы вытащить ее из-под обстрела — но мы слишком замешкались, а враг работал на совесть. Вторая пуля угодила ей в грудь, пробив легкое. И стоит мне вспомнить тот день, как я слышу ее шепот, захлебывающийся кровью. Ты не поймешь. Даже если думаешь, что понял все. Тебя не было там, когда войска Федерации больше недели осаждали госпиталь, бомбили фосфором, пускали машины, забитые взрывчаткой, прямо к отделению с ранеными. А когда здание сравняли с землей и оборона утратила смысл, когда мы стали отходить, они безжалостно добивали отставших и раненых всеми доступными способами. И никто не спешил к нам на помощь. Я потерял там не только всех друзей и соратников, не только любимую женщину, не только руку и глаз. Я потерял там себя. Когда мы выбрались к своим, нас осталось всего несколько человек от огромного войска. Там меня встретил он — Морган. И первый же его приказ отпечатался в моей душе испепеляющим пламенем. Он арестовал всех. Всех, кроме меня. Арестовал за то, что мы восемь дней сражались без поддержки с превосходящими силами и ушли из осажденного города, когда защищать там стало уже просто нечего. Я был готов сорвать погоны и бросить их ему под ноги, но что-то меня остановило. Он был жутким человеком. Он делал странные, страшные вещи. Морган собрал крупные силы и послал нас на штурм города, который мы только что сдали. Местные жители, в основном женщины, ложились на дорогу, чтобы не дать нашей технике пройти. Они ненавидели нас, не желали нашего присутствия. И генерал отдал приказ двигаться вперед прямо по людям. Он сказал тогда, что не потерпит промедления и никто не в силах нас остановить. Им двигала одержимость. Я не знаю, почему тогда он не отдал меня под стражу вместе с остальными. Я был всего лишь мелким офицером. Может, он хотел сделать из меня того героя, которым меня стали считать позднее… Не знаю.       — К чему вы все это? — как ни старался, понять смысла этой истории я не мог.       — Я говорю тебе о причинах моего побега. У меня больше не было никакого мотива жертвовать своей жизнью и жизнями всех, кто мне доверился. Больше никакого имперского гнета, никаких плутократов из Федерации. Теперь я и все эти люди не служат никому, кроме себя.       — Но… Ведь прошло уже столько времени… Почему теперь?       — Мне надо было все подготовить и смириться с прошлым, чтобы я мог идти дальше. И на это ушло двадцать долгих лет…       — Зачем мне знать все это? Что вы хотите от меня?       — То, что ты оказался тут, — это очень подозрительная случайность, — проигнорировал мой вопрос беглый полковник. — Нам нужен был другой человек. Ты ничего не заметил перед тем, как отправиться на это задание?       — Ничего, за исключением того, что меня выдернули с другого конца мира и в кратчайшие сроки перевели сюда, — пожал я плечами.       — Занятно, — кивнул Гадерман. — Впрочем, ладно. Скажу как есть. Я хочу отпустить тебя. Но просто так уйти было бы слишком просто, не находишь?       — Что вы от меня хотите? — подобрался я.       — Не переживай, никаких государственных тайн. Тем более, мне известно гораздо больше твоего. Я попрошу у тебя только одну вещь.       — Какую же?       — В имперской разведке есть некто под кодовым именем «Тень». Мы сотрудничали и он обманул нас. Именно он сдал твой отряд. Я знаю, что он информирует не только нас, но и множество других военных организаций по всему миру. Он предатель, шпион. Хочу, чтобы ты узнал о нем все, что сможешь. Таким образом ты отплатишь мне за освобождение и при этом поможешь своей стране избавиться от опасного преступника.       — С чего бы вам подставлять собственного информатора? — недоуменно спросил я.       — Я больше ему не верю, — задумчиво отозвался полковник. — Он может принести нам гораздо больше вреда, чем пользы. Просто разведай, что сможешь, и сообщи мне. Больше ничего. Ты согласен?       — А у меня есть выбор? — горько усмехнулся я.       — Если хочешь выбраться отсюда — нет.       — В таком случае, я согласен. Но когда я вернусь и все узнают, что я был в плену, то в лучшем случае до конца жизни меня не подпустят к важной секретной информации, а в худшем отправят под арест как потенциального изменника.       — Тебя здесь и не было. Твой отряд попал в засаду, все погибли, а ты смог выбраться и неделю скитался по лесам, — улыбнулся полковник.       — Не худшее объяснение.       Полковник вызвал конвой, меня накрыли мешком и вывели на улицу, потом мы долго шли. Я то и дело спотыкался обо что-то под ногами.       — Можешь снимать, — услышал я строгий женский голос.       Я тут же сорвал мешок с головы и бросил на землю. Мы стояли на опушке леса.       — Где мы? — спросил я у девушки с винтовкой и в каске на три размера больше положенного.       — Иди вперед, никуда не сворачивая. Выйдешь к реке, там тебя подберет имперский патруль.       Я неуверенно побрел в указанном направлении, то и дело оборачиваясь назад. Девушка-солдат держала автомат наготове, провожая меня взглядом.       Оружия мне, конечно, не отдали. Потрепанная форма, грязные ботинки. Никаких шевронов, жетонов, не говоря уже о документах. Никаких опознавательных знаков. Будет удачей, если меня сразу же не застрелят. И в любом случае впереди меня ждала еще встреча с Имперской службой безопасности, что гораздо страшнее, чем самая жуткая смерть от рук местных сепаратистов или дружественного огня…

***

      Арест прошел на удивление мирно. Патруль был явно предупрежден.       В столицу меня доставили в целости и сохранности. Выбраться из плена еще только половина дела. Объяснить, свое чудесное спасение и не угодить в тюрьму, как вражеский шпион. Вот настоящая проблема.       Первым же рейсом под охраной меня привели на допрос. Завели в кабинет и закрыли дверь снаружи. Передо мной был только железный стул, стол, тусклая лампа и статная светловолосая женщина в черном кителе с майорскими погонами по другую сторону стола.       — Добрый день, капитан Росс.       — Не очень-то он и добрый, — не слишком вежливо перебил ее я.       Она неодобрительно взглянула на меня, но продолжала:       — Майор Эльза Штербенлос. Имперская служба безопасности. Буду заниматься вашим делом. Итак, расскажите, что случилось с вами с того момента, как вы покинули территорию военной базы и до момента вашего возвращения.       — Ничего невероятного, госпожа майор. Наш отряд попал в засаду, мы приняли бой и понесли тяжелые потери. Пришлось отступать. Я потерял связь с остальными. Вероятно, они погибли, — я много раз проговаривал про себя эту историю, пока меня везли сюда.       — И вы так спокойно об этом говорите? — с нарочитым удивлением подняла брови майор.       — Мне разрыдаться теперь? Не впервой терять людей в боях. Это всегда тяжело, но к сожалению, не редкость.       — Хорошо, — Штербенлос скрестила руки на груди. — Вы считаете остальных погибшими. Вы видели смерть каждого из них? Тогда почему вы остались живы?       — При мне погибла большая часть отряда. Насчет остальных стопроцентной уверенности быть не может. Я выжил не иначе, как чудом.       — Так и запишем, капитан Росс не в состоянии объяснить свое спасение… — она переложила на столе какие-то бумаги, видимо, сверяясь с донесением. — Когда вас обнаружили, то при вас не было никаких опознавательных знаков, а так же оружия, средств связи и снаряжения. По какой причине вы расстались со всем этим?       — Отсутствие опознавательных знаков было предусмотрено особенностями операции, на этот счет можете обратиться к моему командованию. Я потратил весь боекомплект, а таскать десяток бесполезных килограмм по пересеченной местности довольно тяжело, — вопросы раздражали, но к этому следовало быть готовым. Служба безопасности кому угодно нервы измотает.       — Я принял решение избавиться от лишнего груза.       — С кем вы сражались? — она смотрела мне прямо в лицо, и в светлых голубых глазах мне мерещились какие-то недобрые огоньки.       — Мы проводили операцию по захвату вражеского агента. Он проводил встречу с местными сепаратистами в отдаленной деревне. После того, как мы уничтожили сепаратистов и захватили цель, отряд подвергся внезапной атаке неизвестных из засады.       — Что случилось с вашей целью? — голос майора звучал по-прежнему равнодушно.       — В здание, где укрывалась часть моих людей, охранявшая его, попал заряд РПГ. Скорее всего, он погиб вместе с остальными.       — То есть, судя по вашим словам, сепаратисты сначала позволили вам захватить своего человека, а потом напали из засады и убили его, не предприняв ни единой попытки вызволить? — слова Эльзы буквально сочились недоверием, да я и сам понимал в случившемся не больше.       — Получается, что так, — я чуть пожал плечами.       — Кто конкретно напал на вас? — тут же вскинулась она.       — Не имею понятия.       — Ваша история звучит слишком нелепо, чтобы быть правдой, — Эльза поднялась из-за стола, захлопнув папку. — Пожалуй, стоит разобраться в вашем деле более тщательно. До окончания расследования побудете у нас.       — Я арестован? — переспросил я, надеясь ослышаться.       — Задержаны до подтверждения ваших слов, — а все-таки мне совсем не нравился ее тон. И взгляд… — Мы свяжемся с вашим командованием и найдем свидетелей. Не переживайте. Если вы говорите правду, вам совершенно нечего бояться. В противном же случае вам придется об этом сильно пожалеть, — майор хищно улыбнулась.       От ее последней фразы мне стало жутко. Я слышал немало историй о методах работы службы безопасности. О том, как они пытают людей до смерти. Долго, жестоко и изощренно. Говорят, при службе безопасности существует отдел исследований, который разрабатывает наиболее эффективные способы допроса с пристрастием. И точеное лицо Эльзы мне представлялось в застенках как-то ужасающе органично…       Майор обошла стол, взяла папку и направилась к выходу. Прямо перед ней дверь распахнулась, и в допросную вбежал молодой парень, скороговоркой выдавший, что ее срочно вызывают.       На мое недоумение никто внимания не обратил, меня попросту заперли не меньше, чем на полчаса. Вернулась майор Штербенлос с таким видом, будто только что узнала об измене мужа или о чем-то похуже. Проще говоря, она выглядела, словно взбесившаяся фурия. Глаза горят, зубы стиснуты, брови сдвинуты.       — Генерал Морган лично поручился за вас, и служба безопасности приняла решение не отрывать вас от служебных обязанностей.       На моем лице непроизвольно расплылась широкая улыбка, я вскочил со стула, и тут Эльза перехватила мою руку и стиснула мне ладонь с такой силой, какую трудно было ожидать от такой некрупной женщины.       — Только не думайте, капитан, что следствие закончено, — почти по-змеиному прошипела она. — Если я хотя бы заподозрю вас во лжи, вы немедленно отправитесь в тюремную камеру. Мы еще вас вызовем для уточнения деталей. Не покидайте пределы города до специального разрешения. У нас очень злые и голодные собаки, не хотелось бы отправлять их по вашему следу.       — Учту, — я резким движением вырвался из ее хватки и вышел в коридор.       Невероятная череда совпадений начали всерьез меня тревожить. И после допроса стало очевидно прямое участие генерала. Уверенности в этом добавил Аккер, который ждал меня прямо на ступеньках у входа.       Мы обменялись любезностями. Старый друг вел себя как-то уж слишком повседневно для такой встречи. Не задавая вопросов о случившемся и не спеша объяснять что вообще происходит.       — Тебя ждет генерал. Лучше поторопиться, — сообщил майор.       — Как раз сам хотел с ним встретиться. У меня накопилось к нему множество вопросов.       — Только не принимай слишком близко к сердцу все, что можешь там услышать. Это мой тебе дружеский совет, — предостерег Аккер.       Мы добрались до штаба разведки за пару минут на служебной машине майора. Он остался сидеть в авто, а я отправился на встречу. Когда я вошел, генерал пялился в окно, так же загадочно, как и при нашей первой встрече.       — Капитан Росс, проходите. Я ждал вас, — вежливо поприветствовал меня он.       — У меня есть основания полагать, что вы обо всем знали.       — Знал.       — Вы хоть понимаете, что все мои люди погибли там? Я чудом выжил! Вы знаете, где я побывал? Ведь знаете же!       — Иногда солдатам приходится погибать ради своей страны. Это их работа. Вы так не считаете?       — Я считаю, что плох солдат, который погибает за свою родину. Гораздо полезнее было бы жить ради нее.       — Вы, несомненно, правы. Но увы, не всегда возможно так поступать. Это война, и люди погибают на ней независимо от нашего с вами желания.       — Я даже не собираюсь плевать вам в лицо, генерал, — его размеренный, полный безразличия голос меня разозлил. — Просто скажите мне, за что погибли мои бойцы?       — Они погибли для того, чтобы разведка смогла получить важные данные. Позвольте объяснить. Вы ведь близко общались с беглым полковником?       — Так вы и это знаете?       — Это было частью плана. Вы должны были встретиться с ним и наладить контакт. Но все должно было произойти по его инициативе или чтобы он по крайней мере в это верил.       — А если бы я погиб в бою?       — Был определенный риск, но все-таки вы живы. Операция успешно завершилась, — хлопнул ладонями генерал.       — Определенный риск? Так это называется?! Гибель целого отряда — это успех?! — не сдержал эмоций я.       — Иного решения не существовало. Все должно было выглядеть естественно.       — Почему вы не сказали мне всего раньше?       — Разве вы согласились бы тогда пойти на это? Могли бы наделать бы глупостей, обесценив долгую и тяжелую работу, — Морган был невозмутим, холоден и спокоен.       — И что теперь? Может, вы наконец объясните мне? Кажется, что один я не в курсе происходящего.       — В наших рядах есть некий человек — «Тень». Вам знакомо это прозвище? Полковник наверняка упоминал его. «Тень» долгое время сливал информацию нашим врагам, но в этот раз мне удалось переиграть его. Нужно было действовать и я пошел на оправданный риск. Риск оправдался, хоть и не без потерь. Зачем мне понадобилось обставить это именно так — скоро сами поймете.       — Подождите, генерал. Откуда вы могли знать, что все сложится именно так? Даже если бы я не погиб. Откуда вы знали, что меня отпустят, что вообще все будет настолько удачно?       — Не забывайте, кто я, Мартин. Мне по долгу службы положено знать все и про всех.       — Кажется, вы не сильно любите отвечать на прямые вопросы, — я натянуто усмехнулся.       — Сейчас это не важно. Вы знаете достаточно. В дальнейшем вам предстоит сыграть очень важную роль. Но все-таки мне нужно ваше согласие. Вы будете получать всю необходимую информацию и самостоятельно планировать действия. Готовы ли вы к такой работе?       — А если я откажусь? Вы предусмотрели такой вариант?       — Вы можете отказаться, но тогда придется объяснять майору Штербенлос, где вы на самом деле провели эту неделю.       — Как у вас все схвачено, однако, — я покачал головой. — Просто невозможно не согласиться.       — Я в вас не сомневался, капитан. В качестве извинения за сложившуюся ситуацию вы будете представлены к новому званию и получите особые полномочия, — Морган умолк на пару мгновений. — Что касается службы безопасности, я разберусь. Делайте свою работу, и все будет хорошо, но помните о нашем сегодняшнем разговоре.