Faceless

      Просыпаться не хотелось. Мышцы рук и ног болели после вчерашних нагрузок, а голова ощущалась тяжелой.       Хелена лежала рядом, на сдвинутой с моей кровати, спрятавшись в тонкое армейское одеяло до подбородка. На лице ее сияла широкая улыбка. Заметив, что я проснулся, девушка повернулась в мою сторону, собираясь что-то сказать, но не решилась.       — Не спишь? — разминая шею, спросил я.       — Уснешь тут. Ты всю ночь кричал. Стонал что-то. Плохой сон?       — Наверное, — я пожал плечами.       — Переживаешь о вчерашнем? — тихим нежным голосом спросила Лисманн. — В любом случае — знай, я ни о чем не жалею.       Вопреки вчерашнему ужасу, Лисманн почти светилась от счастья. И я ее не винил. Такова жизнь солдата. Жить даже не одним днем, а одним мгновением. Ведь следующее может и не наступить. Это многих привлекало в военной службе, быть может, и Хелена из их числа. Когда смерть дышит в затылок, начинаешь ценить каждый вздох, кусочек мяса на огне вкуснее любых изысканных блюд, а редкая вспышка страсти двух небезразличных друг другу людей не сравнится ни с чем.       Мне даже не по себе стало от мысли, что порчу всё своей унылой мордой, но увы, изобразить радость не получалось даже через силу.       Девушка подвинулась ближе и обняла меня за плечо, касаясь моей шеи черными кудрявыми локонами.       — Я виноват, — выговорил я, хмуро глядя в потолок. — Столько людей погубил. Хватит с меня.       — Неправда, — уверенно возразила Хелена. — Ты хороший командир и верный соратник. Прямо как мой командир, что был до нашего знакомства — капитан Стоун. Старик одной ногой в могиле, но все еще капитан. Высшие офицеры его терпеть не могут, как и он их.       — В этом мы и правда похожи, — я приподнял торс, подтягивая ногой штаны, что свисали на спинке кровати. — Поедешь со мной в столицу? Довольно кровь проливать непонятно зачем.       — И что же я там буду делать?       — Займешься, чем всегда хотела. У тебя ведь есть мечты вне службы?       — Так давно, что уже и не помню, — Лисманн села рядом, прислонившись головой к моей груди. — Но если хочешь, я поеду с тобой. Хоть в столицу, хоть на край света. Только как быть с СБ? Они ведь не отстанут.       — Я разберусь.       Снаружи послышалось хлюпание шагов по лужам, хотя до утреннего подъема еще оставалось время.       В палатку вошел Аккер. Хелен испуганно замерла.       Он окинул нас недовольным взглядом, особенно задержавшись на девушке. Стоит ли говорить, что сексуальные связи между командиром и подчиненными строго запрещены, и если к отношениям между каким-нибудь штабистом и его молодой помощницей-лейтенантом ещё могли относиться снисходительно, то вот связи офицера с солдатами в боевых частях строго наказывались. Впрочем, сейчас мне было все равно. Пусть меня даже расстреляют, хуже вряд ли будет. А девчонку как-нибудь отмажу.       — Это наглость, капрал, — процедил сквозь зубы Аккер. — Не приветствовать офицера по правилам.       Хелена торопливо вскочила с кровати, вытягиваясь в полный рост, одной рукой удерживая одеяло, что прикрывало ее обнаженное тело.       — Простите, господин майор.       Брайн в три шага приблизился к ней и с размаху влепил пощечину, так что Лисманн едва удержалась на ногах.       Я сорвался с места, вклиниваясь между нею и майором.       — Ты чего творишь? — крикнул я.       — Спасаю от трибунала, — строго ответил Аккер. — Увижу еще раз — оба пойдёте под арест. И не пожалею даже по старой дружбе.       — Закончил? — недовольно поинтересовался я. — Только ради этого явился?       — Жду в штабе после построения. Есть важное дело.       — Зайду. А ты больше не трогай моих солдат. Я ведь тоже жалеть не стану.       Аккер кивнул и молча вышел.       Я обернулся к Хелене. Она, все так же кутаясь, сидела на краю постели.       — Урод, — вырвалось у меня.       Хелена громко расхохоталась. Ведь правда, легко отделалась. Вот только Аккер явно не по душевной доброте нас простил. Ему очень нужно, чтобы я оставался на его стороне. А это, в свою очередь, отличный повод выторговать для нас с Хеленой почетную отставку.       Мы быстро оделись, договорившись покинуть палатку врозь и встретиться уже на построении по случаю прощания с погибшими. Я ушел первым, заглянув по дороге в свое жилище. Включил радиоприемник. В эфире шла зацикленная передача на нескольких языках. Что-то про чрезвычайную ситуацию на острове. Раз имперские солдаты сидят на базе — свой ход сделали люди Гадермана. Если им удалось взять столицу, наша командировка скоро закончится, чему я буду сильно рад. Хотя строить планы раньше времени не стоит.       В кармане что-то зашуршало, и я вспомнил о письме от Хамади. Сунул руку и вытащил измятый отсыревший конверт. Хотел вскрыть, но в последний момент передумал. Что там может быть? Извинения? Объяснение в чувствах? Пара прощальных слов человеку, с которым, похоже, ее ничего не связывало? Только душу сильнее рвать. Теперь уже не важно. Хотелось забыть все, связанное с этой историей. И плохое, и хорошее. Подумал порвать и сжечь, но зажигалки не нашлось. Потом избавлюсь.       На площадке за казармами негромко звучал гимн. Началась прощальная церемония. Я привел себя в порядок, как мог, разгладил форму, умыл лицо и поспешил к остальным.       Погода снова испортилась. Подул холодный ветер. Осторожно пройдя мимо построившихся солдат, я встал напротив капитана Вара, который молчаливо смотрел в пустоту перед дюжиной гробов. Все открыты, чтобы каждый мог проститься с боевым товарищем. Все, кроме одного. Так делали, когда тело слишком изуродовано. Слишком много жертв за один день. По бледным лицам живых, не сильно отличавшихся оттенком от мертвецов, было видно, насколько упал боевой дух. Сегодня совсем тихо. Обычно кто-то из офицеров произносил вдохновляющую речь, но не в этот раз. Даже Хелена, ещё недавно казавшаяся веселой, сейчас держалась с трудом.       Некоторые в слезах падали на колени, и их тут же подхватывали под руки и уводили прочь сослуживцы.       Я подошел к гробу Лавуан. Она лежала тихая, спокойная. Впервые за долгое время не огрызалась, не тряслась от ломки или затаенной на меня злобы. Красивая, по-аристократически бледная, заботливо укрытая флагом.       Жаль только, мертвая.       Хелена остановилась напротив.       — Я буду скучать по ней, — прошептала она.       — Вчера погибли лучшие люди, из всех, кого я знал. Эту утрату ничем не восполнить, — я осторожно коснулся холодной щеки Амели.       — Может, лучше так, чем мучиться от болезни, — пробормотала Хелена.       — Я видел, как она умирала. Ей было больно и страшно. И ведь она говорила, как все будет, но все равно пошла. Я это допустил, — говорить это было больно, но я должен облечь своё чувство вины перед ней в слова. — Её ранили. Она предупреждала, чем всё кончится, но я не слушал. Уж очень хотелось покончить с ублюдком, который напал на нас.       — Любой мог погибнуть, — Хелена тяжело вздохнула. — Никто не мог знать даже она, если уж пошла за тобой. Если даже ее волшебный дар не помог, ты уж точно не мог ничего предвидеть.       — Ренн тоже погиб, — я глянул на закрытый гроб. — Не могу в это поверить. Не могу…       — Даже лучшие из нас не бессмертны, — Лисманн почтительно склонила голову над телом Лавуан.       — Я ведь так виноват перед ней. Без раздумий бы умер, лишь бы она прожила еще хоть один день.       — Даже не думай! Я и так совсем одна осталась. Все погибли. Только мы вдвоем и живы. Не оставляй меня, — глаза Хелены намокли.       Я крепко обнял ее обеими руками, едва сдерживаясь, чтобы не разрыдаться.       Слишком долго эта боль копилось во мне, а теперь хотела в один момент вырваться. Столько крови, столько смертей. Бесчеловечная жестокость, ставшая для нас обыденностью. Мы думали, что привыкли и зачерствели, но на самом деле только прятали всё поглубже в себя, лишь бы не сойти с ума. Верили, что это не напрасно. Верили в великую цель, что оправдает творимые злодеяния. Да только это ложь. Через пару лет никто даже не вспомнит о том, что здесь было. Кто здесь умер… Бесконечный круговорот насилия, который никогда не остановится. Зачем империи этот далекий остров? За что погибли мои люди? Не затем ли, что империя просто хочет забрать себе все, до чего может дотянуться? Без всякого великого замысла. Просто чтобы столичная богема продолжала жрать в три горла, а гвардия — охранять их покой, пока весь остальной мир подыхает от голода и болезней. Неужели же именно за такое будущее мы сражались?       — Мне нужно идти, — я попытался отстраниться от Хелены, но девушка не хотела отпускать меня. — Скоро все кончится.       — Будь осторожнее. Прошу тебя, — почти умоляла Лисманн, будто чувствуя неладное.       Но как бы мне ни хотелось остаться с ней, долг требовал действия.       Я отправился в штаб к Аккеру, по пути закинув письмо от Хамади в измельчитель бумаги. Чтобы не было соблазна открыть и прочитать там что-то, что окончательно меня прикончит.       Майор традиционно стоял над картой, делая какие-то пометки в небольшом блокноте. Увидев меня, только махнул рукой, подзывая ближе.       — Сегодня рано утром Гадерман при поддержке взбунтовавшихся солдат лайнской армии занял президентский дворец. Ты понимаешь, что это значит, Мартин? — в его голосе сквозила неприкрытая радость.       — Да. Наша работа на острове закончена.       — Почти. Ты должен сделать последнее.       — Снова какую-нибудь мерзость? — скривился я. — Сначала скажи, что там с СБ? Можем ли мы с Хеленой вернуться в Майнхорн, не опасаясь ареста?       — Об этом не волнуйся. Сделаешь все, как надо, так я вас лично до дома провожу, — усмехнулся Аккер.       — И чего ты хочешь?       — Хочу, чтобы предатель Гадерман оставался под контролем, когда мы уедем, — майор протянул мне крошечный пакетик с кусочком проволоки с серебристым кружочком на конце. — Мятежный полковник очень хочет встретиться с тобой в своей новой резиденции. Пристроишь это где-нибудь в кабинете.       — Прослушка, — догадался я. — Кто бы мог сомневаться.       — Предателям доверия нет. Тем более таким, как он.       Я взял пакетик и сунул в нагрудный карман.       — Он сообщил, зачем я понадобился?       — Нет. Наверное, хочет поблагодарить за помощь или похвастаться успехом. Возьмешь машину и охраны пару человек, не больше. После вчерашнего мы всю округу прочесали. Опасности нет.       — А тот диверсант? Вы нашли тело? — взволнованно спросил я.       — Никаких тел, кроме пары мятежников.       — Вот же живучая тварь, — зубы свело от злости.       — Забудь, он уже не твоя проблема, — майор снова начал что-то записывать.       — Забыть? — я почувствовал, что закипаю. — Он убил Лавуан и лейтенанта! Он должен был сдохнуть в том лесу!       — Он сдохнет. Рано или поздно. И нет никакой разницы, кто его прикончит. Ты солдат или мститель? — в голосе майора послышались нотки недовольства.       — Ладно. У меня нет никакого желания с этим тянуть.       Я почти вышел, когда Аккер вдруг меня окликнул. Не знаю почему, но уже в тот момент я почувствовал тревогу.       — Сейчас не лучший момент, но, пожалуй, я должен сказать. Лейтенант Хамади погибла. Этой ночью. Она выполняла задание в городе и, похоже, ее отряд попал в засаду.       — Понял, — я шагнул на улицу.       Сердце сжалось до предела и отдалось болью в груди. Всякий раз, когда думаешь, что хуже уже быть не может, судьба в насмешку бьет с новой силой.       Что же было в том письме? Что такого она хотела мне рассказать перед уходом и мог ли я остановить ее в тот момент? Я ведь собственноручно убил ее. Прогнал. Даже выслушать не захотел из-за какой-то дурацкой обиды. Сначала повелся, как дурак, на ее очарование, потом надумал себе глупостей и вынудил уйти, хотя она не была мне обязана. Уж точно моя уязвленная гордость не стоила ее жизни.       Меня затрясло. Пришлось сжимать руки в кулаки. Я ускорил шаг, чтобы поскорее забрать машину со стоянки и скрыться от лишних глаз, но дорогу преградила Лисманн. В любой другой момент я был бы безумно рад ей, но только не сейчас. Я попытался молча пройти мимо, но девушка увязалась за мной, не отставая до самой стоянки.       — Куда ты? — требовательно спросила она. — Я с тобой, прикрою, если что.       — Нет, ты останешься. И не спорь. Это приказ, — резко бросил я, открыл водительскую дверь и забрался в машину.       — Да, господин майор, — расстроенно ответила девушка.       Обойдя машину, Лисманн постучала по дверце багажника. Я обернулся — ее уже не было рядом, а на мокром заднем стекле остался отпечаток губ.

***

      Дорога и впрямь оказалась спокойной. Не считая нарастающего внутри чувства тревоги и ненависти к самому себе. Отвлечься ничто не помогало. Радио в машине ловило только белый шум и обрывки переговоров, от которых становилось еще поганее.       Блокпост на въезде в город почти опустел. Вместо республиканских солдат там дежурило несколько вооруженных мужчин в безликом камуфляже. На обочине стоял знакомый гражданский внедорожник, принадлежавший Лукасу Рейну. Вот только его тут не хватало. Я мысленно выругался, выходя из машины.       Увидев меня, из-за джипа показался и сам Рейн. Мы переглянулись с нескрываемой взаимной неприязнью, но он решил не подходить, наблюдая издалека.       Ко мне приблизились двое в камуфляже. Один из них попросил сдать оружие. Не уверен, что представляю со своим пистолетом серьезную угрозу, но раз требуют, придется оставить. Я так спешил, что даже карабин бросил на базе, да и не нужен он. Хотели бы убить — еще на дороге расстреляли бы.       Боец досмотрел машину и, не найдя ничего опасного, маякнул напарнику открыть шлагбаум.       Город не то чтобы сильно изменился. Народ так привык к хаосу, что никакой государственный переворот и уж тем более грохот стрельбы где-то на горизонте не мог поменять планы местных жителей. Они как обычно — слонялись по улицам, ютились по кабакам и занимались своими делами. Сегодня одна власть, завтра другая, потом и она сменится. Большинству плевать. Абсолютно безразличная масса.       Чтобы добраться до места назначения, пришлось сверяться с картой. Благо, она нашлась в машине.       К моему удивлению, разрушений и следов боя в городе практически не наблюдалось. Если правительственные войска и сопротивлялись, то очень недолго, не желая умирать за слабый безвольный режим. И на Лайне это не впервые. Интересно, сколько продержится новое правительство.       Я остановился у железных ворот, ведущих на территорию дворца. Кругом кипела жизнь. Рабочие и солдаты утаскивали мертвые тела, оттирали кровь со стен и всячески прихорашивали резиденцию для новых хозяев. Меня никто не остановил. Видимо, их предупредили с блокпоста.       Само здание казалось очень старым и внушало уважение. Конечно, оно и близко не сравнится с величественным гигантизмом Майнхорна, но на фоне нищих деревень и кривых бараков каменная лестница и ряды белоснежных колонн ощущались чем-то выдающимся.       Я поднялся в главный зал, где солдат Гадермана оказалось еще больше.       Небрежно запихивая трупы в мешки, они говорили обо всём подряд. О женах и любовницах, о кино или музыке, кто-то жаловался, что голоден. Один культурный тип искренне расстраивался, что стрельба повредила такую замечательную архитектуру, при этом волоча бездыханное тело женщины в деловом костюме, которая, судя по пулевому отверстию на затылке, стала неслучайной жертвой.       Миновав высокие двойные двери, а за ними еще одни, я попал в кабинет президента, где за старинным столом из качественного дерева сидел полковник. Как и положено, помещение было обставлено соответственно статусу. Картины с массивными рамами на стенах, дорогие кресла с позолоченными узорами на спинке и, конечно же, широкие панорамные окна, чтобы правитель величаво осматривал через них свои владения. Мест спрятать прослушку достаточно. Теперь надо подгадать момент.       — Садись, Мартин, — любезно предложил Гадерман.       Это напомнило мне первую встречу еще тогда, в плену. Только кабинет был попроще и сидение не такое мягкое.       Я подвинул одно из мягких кресел и уселся напротив.       — Зачем я понадобился? Мне казалось, ты уже добился, чего хотел.       Я сделал вид, что поправляю воротник, и, вытащив мизинцем жучок из кармана, просунул его в щель между деревянными ножками и тканевой подкладкой.       — Не буду увиливать. Хочу предложить тебе остаться, — неожиданно заявил полковник.       — Предложить что? — переспросил я с ненаигранным удивлением.       — Наши отношения не всегда складывались хорошо, особенно в последнее время, но ты все правильно понимаешь. Надежных людей мне сейчас очень не хватает, а мятежников на острове еще полно. И мне не помешает кто-то вроде тебя.       — Никогда в жизни!       — Успокойся, Мартин, подумай, — Гадерман оперся подбородком на единственную ладонь. — Я проходил это. Подумай, кому и ради чего ты служишь. Кажется, что что-то можешь изменить, защитить кого-то, но раз за разом лишь разгребаешь дерьмо, пока сам однажды не захлебнешься. Я помню тебя другим.       — И я помню тебя другим, полковник. Когда ты еще не стал предателем.       — Кого я предал? — рассмеялся Гадерман. — Канцлера? Да чтоб ему сдохнуть. Народ? Он сам себя предал, когда покорился кучке знатных выродков, решающих, как жить остальным. Я же предлагаю тебе свободу. Новый мир для таких, как мы. Без империи и федерации. Мир, где только нам решать, как жить и за что бороться.       — Красиво говоришь, но не убедил. Как по мне, ты просто очередной мелкий тиран, захотевший поиграть в правителя. И мне действительно жаль, что империя так разложилась. Лет десять назад тебя, как и тебе подобных, повесили бы на площади, а теперь мы вынуждены заключать союзы.       Я говорил это так яростно и уверенно, хотя сам не до конца верил в свои слова. Империя показала мне свою жестокую и бесчеловечную сторону, но я не хочу становиться таким же кровавым палачом, только рангом пониже. Никакого выбора нет и, наверное, никогда не было.       — Очень жаль, Мартин, что ты такой упрямый и глупый. Империя — самое страшное зло, которое видел этот мир. И какими бы благими ни были твои намерения, пока ты служишь им, будешь нести только смерть и страдания.       — Насмотрелся я на ваш свободный мир. На методы, которые ничем не лучше имперских. Ты просто очередной одержимый властью урод. Я не стану тебе подчиняться. Застрелишь меня? Ну давай! — я резко встал и раскинул руки.       — Уходи, — хрипло произнес Гадерман. — Уходи, пока я не передумал.       Как-то слишком всё просто. Неужели и правда отпустит? Я не стал испытывать его терпение. Тут же развернулся и вышел, оглядываясь, боясь, что он сам или пара автоматчиков выбежит следом и пристрелит, добавив мое тело в кучу к остальным несчастным. Но я шел все дальше, вышел на улицу, сел в машину, а никто меня так и не тронул.       Столько людей погибло лишь затем, чтобы один безумный палач сменил другого. Хамади, Лавуан, Ренн, Эрлер… Я до сих пор не мог свыкнуться с мыслью, что их больше нет. И что погибли они во многом по моей вине.       Дорога назад тянулась медленно. Хотелось выйти наружу и закричать от отчаяния. От того, как несправедлив этот мир, как внутри все рвалось и горело.       Не хотелось даже останавливаться. Лучше бы протаранить к чертям этот блокпост. Так бы и сделал, если б не служебное оружие, за которое мне отвечать.       Остановился и вышел к тем же двоим. Рейн отдыхал на заднем сидении своего джипа, за рулем сидел кто-то из его людей.       — …И не говори, — вещал боец своему напарнику. — Вчера постреляли отряд, — он вернул мне пистолет, не прекращая свой рассказ. — Девчонка там была, темненькая такая, красивая, слов нет. Высокая, выше тебя и фигура — ты бы видел. Очень жалко было. Но Рейн велел застрелить. Еще смотрел на нее так, будто знал.       — Короткие волосы, смуглая, иностранка? — проговорил я, чувствуя, как ком подступает к горлу.       — Точно, а ты ее знаешь? — удивился боец.       — Да, — я щелкнул предохранителем. — Это лейтенант Хамади.       В глазах помутилось. Рука сама взмахнула, и палец дрогнул, засадив ему пулю промеж глаз. Его напарник схватился за автомат, но я был быстрее и тремя выстрелами уложил его. Затем переключился на джип Рейна и расстрелял оставшиеся патроны по машине. Магазин опустел. Я бросил пистолет на землю и подбежал к джипу. Разбив локтем заднее стекло, открыл дверь. Рейн схватился за свой карабин, но я успел вырвать оружие у него из рук. Подонок успел-таки в последний момент нажать на спуск и оглушил меня выстрелом, после чего выскочил наружу.       Ловко парируя мой удар, Рейн сбил меня с ног подсечкой.       — Вот же тварь! Быстро ты у меня не подохнешь! — шипел он, наливаясь гневом.       Я отползал от наступающего противника, пока не представился момент ударить ему промеж ног и повалить на землю. После этого я обхватил его за шею и начал душить. Он отчаянно пытался вырваться, даже вытащил нож из подсумка и порезал мне предплечье, но вот освободиться уже не смог. Ослаб и отключился.       Изрезанной дрожащей рукой я дотянулся до его карабина и застрелил ублюдка. Тот, что был за водителя, еще подавал признаки жизни. Кряхтел, истекая кровью, мотал головой и кричал, надеясь на милосердие. Напрасно. Обойдя машину, я поставил переводчик огня на одиночный и избавился от последнего.       Стало тихо. И только в ушах продолжало звенеть, непонятно — от выстрелов или от переполняющей меня ярости.