У нас два обличия

Гнев прорастал в моем теле с каждой минутой все сильнее, что в глазах мерещились мушки из-за быстрого биения сердца. Я всё боялся прикрывать глаза, потому что в темноте сразу всплывал образ ядовитого прохвоста Деяна, из-за которого моя жизнь перешла в руки Дариуса, целиком и полностью. Как он провёл меня, как умудрился? — это всё, что кружилось в моей голове, пропитавшееся яростью. Я не понимал и не представлял, что же будет ждать меня дальше, но знал одно — моя жизнь не принадлежит мне. Жить по указке — это не было моим. Вспоминая те решающие слова, мне только в гневе оставалось передразнить: — Это вчерашнее дитё успело переспать с половиной омег города! — повторил я слова Дариуса, делая голос наигранно грубым и имитируя его интонацию. Мысленно плюнул, представив опять эти янтарные глаза. Я нагнулся над дверью, пытаясь согнуть завитки, чтобы открыть эту клетку голыми руками. Несмотря на всю приложенную силу, та даже не скрипнула. На руках лопнула кожа от натяжения, и в гневе я припомнил имя черта. Кованая петля, находящаяся на том месте, где, по сути, должна находится замочная скважина, была, можно сказать, несущей конструкцией. Если получится согнуть её, то освободится и несколько других петель, и тогда створки двери смогут приоткрыться. Но моих сил недостаточно, нужен инструмент. Я прошагал вглубь огромной комнаты, гуляя взглядом и пытаясь найти что-нибудь подходящее для взлома двери. И взгляд спасительно зацепился за камин, под боком которого стояла кочерга. Поразмыслив, что она совершенно идеально подходит, я схватил её и нетерпеливо подбежал к двери. С трудом просунул загиб кочерги между петлями и, даже упираясь ногой в дверь, попытался согнуть. Метал долго не поддавался, только через несколько минут борьбы, петля с жалостливым скрежетом прогнулась. Как только во мне стало стекаться радость и победное чувство, этот чёртов завиток выпрямился и вернулся обратно на своё место. — Дрянь! — заорал я не своим голосом, что в горле стало першить. Я стал в ярости долбить дверь ногой, но та даже так не поддавалась, а я лишь только сбил дыхание. Сердце опять бушевало, и я снова прильнул полностью к размышлению. — Это тебе не застёжки на девчачьих платьях расстегивать, да, Маркус? — уже от злости стал говорить сам с собой. Трудно дыша, сглотнул слюну. Я был зол… на себя. Это как надо было сесть в калошу? Я сам не понимал. До меня просто не доходило. Три года военного ремесла с её приучению к дисциплине, остроумию и смекалке просто испарились из моей головы напрочь, не подбрасывая идей к побегу. Вот что во мне не унималось, так это упрямство. Я не хотел мириться со своим положением и решил обследовать свою темницу. Клетка, на удивление, оказалась золотой: везде разбросаны меха на полу, кровать украшена подвесным балдахином, а по боку раскинуты валики-подушки. Все в стиле роскоши. Даже золотые статуэтки имеются, как именуемые её аксессуары. Но комната сама по себе давала понять, что она не для сладеньких девочек и омежек. Медвежья чёрная шкура на полу, суровые стены, обложенные каменной плиткой, и висевшие на них оружия — все это наводило какую-то брутальность и суровость. Оружие… Я поднял взгляд, чтобы убедиться. Над камином, да и на всех стенах, трофеем висели разные типы оружия: от громоздких секир, до утонченных мечей. Я почувствовал себя ребенком в кондитерском магазине и хитро ухмыльнулся.

***

Спустя два часа, на полу возле непокорной двери букетами лежали мечи с топорами и недавно упомянутые секиры, даже парочка копий нашли своё место на полу. Дверь как стояла, так и стоит стеной, и медные завитки пунцово-оранжево блестят под загульным лучом заката, словно издевательски мне подмигивая. На ней не осталось ни царапины, а руки мои исчерчены алыми линиями и мозолями, как реками и озерами карта нашего блядского мира. Ноздри прожорливо хватали воздух, пытаясь угомонить буйство. Я сидел напротив двери испепеляя взглядом, не отводил и на секунду. Так бушевало сознание, что в моих золотистых волосах замер пар, и виски потели, отпуская одну бисеринку пота скатится мне по щеке. Я поспешил вытереть рукавом взмокшее лицо и заметил, как сильно напряжены мои лицевые мышцы. Морщина на лбу, именуемая «тревожной», превратилась в залом и не сползала с моего лика. «Тревожность и ненависть» — вот название картины, на которой я изображён. Я сижу на прохладном полу, поджав колени и смотрю насквозь прожигающим взглядом на дверь, в надежде, что хоть под этим прицелом она откроется. Но нет. За окном приходит, вытирая у порога ноги, ночная мгла. Я и долей сознания, и своей чувствительности ощущал, как покидает солнце эту комнату. Нет, не из-за освещенности. Я чувствовал, до какой степени оранжево-желтые лучи заката медленно тухнут, прекращая греть мою спину сквозь довольно толстую ткань кителя. По пояснице медленно скатилась стужа, да и так и замерла на копчике. Ночь вступила в свои права, пробиваясь отражением, через стеклянные плиты купола, и луна озарила ночное небо и комнату сизым светом. Я смирился с клеткой и вздохнул обреченно. Через открытые плиты купола садов, просачивался ветер, который начал затрагивать кроны деревьев, от этого те начинали шелестеть, как детская погремушка. Я про себя удивился. Под куполом теплицы может быть такой холодный заверть воздуха? Но на переднем плане шума, кажется, что-то просквозило. Либо жадное дыхание, либо смешок. — Как интересно видеть такую раздосадованность. Давно её не видел, — по-кошачьи прозвучало хриплым голосом, вонзившемся мне в уши. Я резко вскочил, не забыв схватить попавшийся под руку тонкий меч, дремлющий всё это время на полу. От резкого подъёма мышцы ног превратились в игольницу. Глаза бегали по кругу, оглядывая все быстрым взглядом, который не успевал уловить мелкие детали. Я искал его. — Тише-тише! — попытался успокоить вибрирующий голос, хозяина которого я не мог уловить. — Я не наврежу. Загадочному нечеловеческому голосу я не доверял, потому что предпочитал смотреть в глаза, а не верить на слуху. Я сжимал меч сильнее, пытаясь слить его со своей рукой. В белых прозрачных шторах заиграл ветер, провожая прохладу в комнату. На балконе что-то мерцнуло и нависло над белым парапетом тёмной тенью. Шифоновые шторы, нити которых отражали только серебристый лунный свет, были насквозь пронизаны желтым мерцанием колючих глаз. Нет, не ядовито янтарных с золотым оттенком, как у Дариуса, а именно что желтых, но, почему-то, источающих любопытство. — Кто ты? — крикнул я в танцующие от ветра шторы, за которыми просматривался стройный силуэт. Жёлтые глаза пронизывали светом блёклую ткань штор насквозь. От таких огней ток щеголял по всему телу, но мои руки не дрожали, они только сильнее сжали рукоять обоюдоострого меча. — Отец при рождении дал мне имя Портумн, — произнёс силуэт, так тихо, словно часть его слов унес ночной ветер. Вскоре, он снова заговорил на съедение гулу ветра: — Но я провозгласил себя Теут. Можешь звать меня Теу, человек, я не буду нести обиды. Я задумался, еле улавливая слова сквозь жадный ветер и шелест крон. Незнакомцу не верил, и хватку меча я не ослаблял. Кто может менять имя данное при рождении? — Покажись, — без враждебности просил я. Силуэт спрыгнул с белокаменного парапета и направился в распахнутые створки стеклянных дверей балкона. — Отпусти меч, я не наврежу, — продолжал переубеждать Теут, сдергивая штору в бок и обличая себя из тёмного силуэта. Тело его приобрело форму стройного юноши, под стать мне в возрасте, но уступающего в массиве мышц лишь на ступень. Он не был подобен омеге или девушке, он не источал запаха. Плечи были широки, а талия тонка, как у осы, и руки изящны, подобно казистым рукам скрипача. — Кто ты такой, Теут? Его глаза своим светом оттеняли черты лица. Он прищурился и щелкнул пальцами, от чего на каждой свече канделябров зажглись дрожащие огоньки, бросая на стены и пол танцующие тени. Лик его посветлел, и в глаза перестал кидаться ярко-желтый огонь глаз Теу. Я вдохнул до предела, словно хватая рыбу в сети, чтобы больше уловить. Но воздух был пресный, и запах цветов парил со стороны раскрытого балкона, под которым был сад. «Он бета» — сразу мысленно бросил, когда я полностью продегустировал запах комнаты. — Я, — начал Теу, облизав пухлые губы, — тот, кто создал эту дверь, — кивнул он мне за спину, но я не обернулся следом его кивку. — Раз создатель, тогда что же входишь через балкон? — усмехнулся я, смотря в пронзительно-желтые глаза в упор. Я не идиот. Он хотел выхватить меч. Парируя моей ухмылке, его пухлые угловатые губы искривились, вздергивая один уголок вверх, обнажив ямочку на щеке. Он само язвительность, чьё звание незадолго приписывалось и мне. Куда ядовитей, но я смотрел на него, словно в зеркало. — Потому что там стоят стражники, и они меня не пускали, — улыбнулся Теу, приписав оправдание. — С одной стороны, было забавно слышать, как ты скоблишь эту дверь на ухмылку охране. Моё лицо незаметно дрогнуло, а все мысли поморщились от самоосуждения. Но шум ветра быстро выветрил из головы остатки самобичевание, и направил снова всё внимание на непонятного бету. Тот даже расслабился, заметив, что я чуть припустил острие меча ближе к полу. — Знаешь, — продолжил он, без опаски и по-хозяйски ступал по полу, вторгаясь своей стройной фигурой в просторные замахи комнаты, — я не выхожу из своей мастерской днями и частенько пропускаю здешние слушки. Но мимо моих ушей не могло пролететь то, что старший приобрел себе игрушку, — промурлыкал он, кинув на меня любопытный огонёк желтых глаз. Мой взгляд в ответ прищурился от услышанного. Он сел только на широкую кровать, откинув свисающий конец винного балдахина, такого же полупрозрачного, как и шторы. Однако я не испытывал внимания к его резко поменявшемуся поведению, больше интересовало то, что он изрекает. — «Старший»? — с вопросительным уклоном повторил слово, что недавно врезалось в уши. Теу потомил с молчанием и улыбнулся. Я, в свою очередь, опустил меч, скользя взглядом по его плечам. Он совершенно безоружен, и я чуть ли не кинул меч к остальным орудиям на ковёр из-за ненадобности. Увидев жест, бета открыл всё-таки рот: — Дариус мой брат, — улыбнулся бета, в усмешку добавив: — Старший брат. Я ожидал многих и разнообразных ответов, но никак не ждал, что выпадет именно такой. Данная ситуация отзеркаливает прошлую. Как не успел я подумать, что этот бета красив, так чуть не клюнул на один крючок дважды. Мне еще не хватало и этому «брату» солью в глаза сыпнуть. Он заметил ошеломлённый взгляд, гуляющий по его телу, и одарил улыбкой. Да, я сверял двух братьев. Они отличались колоссально, как огонь и лёд. Теу, в отличие от Деяна, не был «пороховой бочкой» и не имел хрупкого женственного телосложения, но и это меня не успокаивало. Он был бетой с хитрым взглядом, да таким, словно говорил им, что обведет вокруг пальца всех и каждого. Его иссиня-чёрные волосы спадали длинной косой до поясницы, и я про себя удивился, что раньше её не заметил. — Знаешь ли, беты часто выбирают партнёров в зависимости от того, кто их провёл на этот свет. Меня выносила женщина, — произнёс Теу, приняв мой заинтересованный взгляд, как за очередную ловлю любовных приключений. Но нет, на этот день достаточно. — Хочешь сказать, что тебе нравятся женщины? — уточнил у беты, разгадав его тонкий намёк. Кажется, на любой вопрос у этого беты был один ответ — улыбка, но с разными тональностями. Только потом до меня дошло, что в этой читался соглашающейся немой кивок. Дабы закрыть молчаливый свищ, я задал свежий вопрос: — Почему он носит маску? Это всплывало каждый раз, когда я задумывался о Дариусе. Вместо лица представлял янтарные глаза, и это раздражало и злило сильнее, чем заточение. — У него на это свои причины, — водянисто отогнал вопрос бета. Улыбка медленно сползла с его лица. — Шрам? — не унимался я в расспросах. Я опустил меч облокотиться на старое место кочерги и подошёл ближе к раскрытому балкону. Он высоко задрался над ночным садом. И, увидев спуск вниз, внутри меня перекосились не только органы, но и кости. И как этот бета смог забраться сюда? Меня вытащил из раздумий несдержанный смешок желтоглазого. — Если тебя так это интересует, то ты можешь дождаться его и спросить, — произнёс он нахально, поглаживая покрывало огромной кровати. Это было слишком жирно для тонкого намёка. — Почему я в его комнате?! — рыкнул я сквозь зубы, когда в голову пришло осознание. Я зло вонзил взгляд в бету, словно он сам меня здесь запер. Бета испуганно распахнул свои желтые глаза, он смотрел на меня, как кот на разъярённого пса, пока его чувство ошеломлённости не прервала улыбка. Звонкий смех отбился от стен комнаты, и я с большим удивлением посмотрел на бету. — А ты забавный, человек! До тебя ещё не дошло? — кинул через смех Теу. Белки глаз покрылись блеском слез, а щеки побагровели от прильнувшей крови. — Ты — одалиск, наложник, пёс, игрушка, — натужно произнес темноволосый. Последние слова, словно током, пронзили голову, и оставшийся разряд резко прошиб каждый позвонок спины, спускаясь до пяток ног. Опять вернулась ярость, опять несдержанное дыхание и рык, освобождаемый расчесавшиеся от боли руки. — Что? — я гневно воткнул глаза в усмехающегося бету. — Что ты сказал? — прошипел зло в вдогонку, хватая этого демона за грудки. Я приподнял его над кроватью, сжимая в кулаках белый воротник свободной рубашки, чья холодная ткань покрывала мои расцарапанные руки очередной волной колюще-щипающей боли. Бета в лице изменился, когда почувствовал рядом со своей шеей мои руки. Губы прекратили изгибаться шкодливой улыбкой наглого ребёнка, и глаза, наконец, приобрели серьезность. — Успокойся, — приказал он, легко схватив за моё предплечье. Когтем демон надавил на ямочку запястья, пытаясь освободить свой воротник от моих цепких рук. Я и на секунду не ослабил хватку. Руки прилипли к белому воротнику, и сквозь крепко сжатые пальцы почувствовалась проступившая крупица крови. — Не шути так со мной, — сквозь гнев прохрипел я. — И не шутил. Я сказал правду, — кинул хладно бета, проговорив последнее слово с более ощутимой сердитостью. Я пытался сдержать себя от таких действий, но моя вспыльчивость никогда не шла со мной вровень. Мысленно избивая себя в гневных думах, я попытался одуматься и успокоить напряжённые мышцы. Еле расцепил пальцы и ржавую хватку, которая не торопилась уходить. — Я альфа, — попытался более спокойно сказать, однако скрип зубов так и процеживал воздух комнаты. — Думаешь, Дариус не знает? — без усмешки съехидничал желтоглазый. — Мало того, ты не первый альфа одалиск в его гареме. — И ты пришёл посмотреть на очередного? Я сердито одарил демона взглядом, пытаясь сжечь его глазами. Но тот только цокнул, на секунду блеснув зубами. — Не думал, что я пришёл с намерением помочь тебе? В этот раз стены комнаты приняли ударом мой смех. — С чего вдруг демону помогать человеку? — скептично повёл я бровь, прожигая его взглядом. Я искал в его глазах ложь, чтобы не споткнуться на своём доверии к нему, но так и не нашёл, не уловил вранья в его взгляде. Только застал, как бета на долю секунды насупил брови. Сердитым он выглядел как ребёнок. — Деян ловит таких бедняг как ты, словно бабочек сачком. И ему всегда сходило всё с рук, а беднягам — верная дорога к гильотине, — тихо произнёс бета, опустив взгляд мне на грудь. — Дариус всегда прикрывал глаза на его выходки. Я хочу изменить это. Хочу… Бета запнулся, вдыхая ночной воздух. Сейчас он напоминал потерянного ребёнка, что невольно хотелось успокоить. Глаза сверкали толи от злости, толи от раздосадованности. Давненько её не видел, да… — С чего такая ненависть? — поинтересовался я. Можно подумать, что я сам не опробовал яд Деяна на своей шкуре, но мне хотелось знать, чем же он насолил Теу. Но он, вместо слов, молча расстегнул пару пуговиц рубашки, оголяя левое плечо. Красивую карамельную кожу уродовал небольшой шрам в плечевой впадине под ключицей. Для альфы это незначительная царапина, но для беты она несла душевную боль. Однако, прежде чем начать говорить, он громко выпустил воздух через нос. — Мы с Дариусом жили вне дворцовых стен, — начал Теу, не поднимая стыдливо взгляд. — Наш отец был сумасшедшим и кровожадным тираном. Демоны, как и люди, обещаны смерти, но он верил, что сможет избежать этого пути. Он хотел всегда остаться при власти, и, своих наследников-сыновей несущих пол альфы, он приказывал ещё младенцами нести в лес… Моё дыхание от такого вздрогнуло, а кулаки сжались до очередной колкой боли. В детстве, мой о-дедушка, когда ещё был живой, рассказывал об этом алоглазом чудовище. Асур был тираном, его глаза были пропитаны кровью насквозь. Он посыпал пеплом головы всех, кого считал неугодными. Но я не мог и знать, что «неугодными» он считал и своих детей. Теу снова облизнул пересохшие губы, чтобы продолжить рассказ. — Детей-омег он оставлял при себе в своём многочисленном гареме с их младшими родителями. Бетам повезло куда больше. Меня вывезли из замка при моем рождении, и первые пять лет жизни воспитывали, подобно омеге, чтобы я не смог отстоять в сражении на наследство трона. Но, когда мне исполнилось четырнадцать, меня в сопровождении привезли в «отцовский» дом. Это, как помню, был какой-то праздник прибытия его союзников в столицу. Был пир, и отец за делом пообещал мою душу их королю, в качестве одалиска в его коллекцию. Тогда-то я и встретил Деяна. Я просил у него помощи, молил о ней. Он только усмехнулся мне в лицо. Я мысленно ослаб переваривая этот незаконченный рассказ, что выложил бета. И, пока я находился в прострации, он все заваливал воздух непрекращающимися предложениями, пока не осталось ни места для вздоха. — Я пытался сбежать сам! Но меня поймали стражники и привели к отцу. Асур унизил меня на виду у всей свиты орков, графов, кланов, наследников их имён и прислуги. Отец сам воткнул мне в плечо Змеиный клык. В глазах его играли огни ненависти и презрения к прожитому. Хоть вой волком, прошлого не изменишь. Я мог спросить что угодно, и опять потревожить его воспоминания. Но мой язык самовольно и с наигранным равнодушием выдал: — И из-за чего, спрашивается, ты хочешь мне помочь? — снова развеял затяжелевший воздух вопросом. Моя черствость была только на поверхности. — Какой же ты узколобый, — вздохнул бета, прикрыв плечо, но оставив две пуговки не застегнутыми. — Я просто помогу тебе за щедрое «спасибо». — И как же ты мне поможешь? — нашёл я время полюбопытствовать. Ведь, действительно, как? За дверью стражники, а через балкон — невозможно. А Теу, который как-то совершил «невозможное», засверкал глазами, наконец, дождавшись от меня умного вопроса. Он серьёзно нахмурил брови и посмотрел прямо в лоб. — Ты умрёшь. — Что, прости? — Тебе не послышалось, — холодно ответил бета. — Это безболезненно, уверяю тебя. Я ошарашено посмотрел в спокойные глаза беты, с такими же длинными ресничками, как у его «старшего». Совершенно спокойно-желтые глаза, с неожиданно вздувшимся за секунду зрачком. Можно подумать, что он целыми днями пропадает в узнице, а на свою мордашку частенько надевает колпак палача. — Я не хочу тебя разочаровывать, но я не идиот, чтобы доверить свою жизнь за скомканный рассказик и… — Успокойся, — перебил желтоглазый шкодник, нацепив колюче-сердитый взгляд, но лишь на мгновение. — Это, можно сказать, кратковременная смерть. — А я так и понял, что не почасовая. — Прекрати! Я на полном серьезе это говорю. Моих сил достаточно, чтобы остановить твоё сердце на пять часов, — серьезно проговорил Теу. — Этого времени, думаю, хватит на то, чтобы тебя нашли… — Мой труп, — поправил я. — …и отнесли к Нижним садам, прямо в кладовку к некромантам, — продолжил желтоглазый, не обращая на меня придирчивого внимания. — И что же дальше? — я спросил, сжимая челюсти от напряжения и язык прилип к нёбу. Эдакая затея помирать мне не нравилась, и я её, уж более того, не приветствовал. Смотрел на бету все ещё недоверчиво, а то и с долей ненависти, пока тот не стал объяснять. — Нижние сады — это край замка, за стеной которого идёт дикий лес. — начал серьезно Теу. — Как очнёшься, тебе стоит выйти из кладовки и пройтись по коридору направо, до конца, понял? Сразу выйдешь в Нижний сад, пойдёшь к дальней каменной стене, заросшей завесой колючего каперса. Под ним есть дыра. Не забудь перекрыть ее зарослями — это, всё же, мой тайник. Не хочу, чтобы его нашли. Проконсультировал демон, окончательно поставив точку. Он поднял желтые глаза на меня, прекратив считать пуговицы на моем кителе, ожидая кивка. И я кивнул. Все, что надо я запомнил, и мысленно подчеркнул жирной линией, чтобы не забыть. И спрашивается, почему же я согласился? Да потому, что я ничего не теряю. Лучше умереть, чем обрести такой позор. Да и Теу незачем лишать меня жизни всерьёз. Я насмотрелся на много дешёвых спектаклей, однако Теу под них не подстраивался. Он говорил правду. Я это чувствовал по его сердитым глазам, когда он припоминал Деяна. Бета не стал томить с моей смертью, сразу приготовился убивать. Напрягся, насупил брови со серьезным выражением на лице, выровнял дыхание, которое отдавалось комариным свистом, и подошёл ко мне ближе. Он сложил ладони в нахлест мне на грудь. Моё дыхание вздёрнулся от его прикосновения, но я его унял быстро. Отвлёк себя красивым видом карамельной ложбинки, которую поленился прикрыть тканью рубашки бета. Руки грели пуговицы и ткань, процеживая теплом мою грудь. Но потом что-то поменялось, тепло ушло, а дышать я стал со свистом. Глотка словно медленно сжималась. Я неожиданно ощутил, как стенки легких прилипли друг к другу. Воздуха катастрофически стало не хватать. Я пытался глотнуть его ртом, но он был раскален и проедал тело насквозь, прожигая в груди дыру. Сердце сорвалось со своего мирного сердцебиение и стало бешено колотиться в ребра, придавливая и так сжатые легкие. — Что ты сделал? — прохрипел я от удушья, хватаясь за горло. Язык, словно покрылся пеплом. Контраст температуры тела резко сменился. Если внутри все разъедает от пламени, то кожа покрылась блеском холодного пота. Глаз мутнел, закрывшись молочной пленкой, делая все расплывчатым. Не только взгляд, но и слух шипел, и слова беты доносились сквозь водную стенку. Тело его расплывалось, а движения становились плавными и не обрамленными четкими линиями. Ноги резко ослабли, и я коленями вонзился в пол. Боль перестала поступать волнами по телу. — Я дарую время, пока Дариус не сломал тебя, как сухую ветку, — произнес бета совершенно равнодушно и с чистым лицом, не обременённым беспокойством. — Сволочь, говорил же, что безболезненно! — прозвучал глухой хрип сквозь сжатое горло. Я на четвереньках пытался устоять, но это было бессмысленно, ведь через секунду одну-другую моё сознание отпустит тело. Пока я висел на этой грани, последние слова, что я успел уловить: — Второго шанса не будет. Я сам это знаю. И конец. Тело, уже не оставшее в себе и крупицы моей души, встретилось с холодным полом. В глаза окончательно вонзилась тьма.