У нас два обличия

Как неуклюже. Я думал, что смогу пройти это испытание, думал, что я сильней, смогу сбежать. Однако нет. Я такой же, как все бедные люди в этом странном мире. Забывшись в своих обличьях, я и забыл самое главное — есть кто-то и сильней меня. Да и «сильные» сбегают ли? Настолько глупо и изнеможенно я себя не чувствовал. Слабость в ногах, слабость в руках, шум в голове — все это царило в теле, а в мыслях бурлил очередной кипящий суп из самоосуждения. Ужасное чувство, ненавижу его. Лучше бы я так и стал обедом для волков. — А ты хитер, — водянисто прозвучало то ли в сознании, то ли наяву. Но слова эти походили на пар — бесформенные и неуловимые. Я не до конца понимал смысл. Что-то скрипнуло и отдалось мурашками по коже. С теменью закрытых глаз, казалось, невозможно расстаться. Веки тяжелые, а по коже гуляет ветер, затрагивавший и мои волосы. У меня редко так бывало, что, закрыв глаза, лежишь на кровати, а все тело трясет, как в детской погремушке. И несмотря на это присутствует какая-то легкость, мягкость, что окутывает меня. Эти ощущения иные и отличаются от того парящего то ли сна, то ли ведения. — Я тебя недооценил, уж прости, — произнес опять голос. Его слова отбивались в моей голове склизкими и широкими мазками на картине сознания — слишком вычурными и непонятными. — Не думал, что ты сможешь… Слова стали не долетать до слуха, словно мой невиданный собеседник исчез на расстоянии одной версты. Эхом начало отдаваться шуршание и шаг чьих-то ног, наверное, этого некто-собеседника. Сухость прожигала горло, а тело не могло пошевелиться. Я попытался дернуться, но что-то опять скрипнуло, удержав мои руки на месте. От этого жалкого толчка я почувствовал, насколько плечи онемели и их потихоньку начинает колоть, а лопатки сведены друг с другом до боли. Что за черт? — Бесполезно, — снова заявил голос, разговаривая монологом. Отвечать я не хотел, или же не мог. — Я не боюсь твоего буйства, наоборот, мне нравится, что ты такой живой… «Да, учитывая, что сутки назад я был мертвый» — успел я возразить, вот только в мыслях. Мой невидимый изрекатель снова подошел ко мне поближе, шурша легкими шагами. Только по слуху ориентироваться я и мог. Но онемевшее тело, еще несущее в себе чувство, шепотом подсказывало, что я лежу на мягкой кровати. Ткань покрывала, холодно остужала оголенные бока и щекоча при этом кожу. Хотелось скинуть все это, однако я мог пошевелить лишь пальчиками ног — единственное, что было не связано оковами онемения, или же единственное, где эти оковы начали спадать. Перина прогнулась под чужим телом, и дыхание коснулось кожи. — Тебе трудно овладеть своим сознанием и телом? Мысли порхают в голове, а ты не можешь за них зацепиться, даже мои слова воспринимаешь сквозь туман неясности? — После, моих сведенных лопаток коснулись пальчики, которые коготками прочертили кожу. — Но ничего. Такое бывает после плауна*. Царапины были сильные, но не отдавали коже ту боль, от которой можно было кричать. Я еще молчал, лениво водя носом по покрывалу, увешивая его складками. Его пальчики продолжали щеголять по моей спине, что и позвонки стали дрожать. Он коготком прочесал горбик на стыке шеи и плеч, где начинается моя золотая грива. На минуту я уловил приятную негу, спровоцированную этими плясками коготков. Руки поглаживали напряженные лопатки, спуская по дорожке впадины позвоночника. Обводя каждый позвонок, рука спустилась к пояснице. Нацелившись, ладонь легла на мои ягодицы, поначалу нежно поглаживая, а затем и жестко сжимая. — Весь из себя такой золотистый, — проговорил голос собеседника. — Даже кожа светится. Интонация его приобрела черты и отдавалась в воздухе четкостью звучания металлических струн. Уж точно не омежий голосок с его примесью во всех чертах сопрано. Однако тембром голос этот был мне знаком, он отдалялся все сильнее в памяти, и я пытался достать его оттуда. Единственное, что я смог достать из закромов было имя «Теу». И не успел я успокоиться, как тут ладонь больно шлепнула по мягкому месту, — готов поспорить, — оставив не малый огненный участок кожи. Я от такого встревожено дернулся, расшатывая взгляд, и веки раскрылись, моргая и привыкая к довольно яркому свету. Перед глазами было окно, провожающее уже вечерний свет в комнату. Стоило только повернуть голову, как наткнулся — на свои же родные — зафиксированные между петлями кровати руки, исчерченные ранами и ослабшие. Не вспомнив прожитые ужасы в лесу, так бы и не поверил, что эти руки мои. Но они связаны… — Тише, — попытался успокоить голос, когда я начал дико буйствовать, пытаясь сорвать руки с зацепа. — Не поможет. Его пальцы снова огладили лопатки, пытаясь успокоить налившиеся металлом мышцы. Но это еще сильнее вызвало мой гнев, от чего я зарычал в покрывала. Способность говорить исчезла напрочь, или же затаилась из-за сухости во рту — язык еле передвигался, скрепя по сухим зубам и нёбу. Я дернулся всем телом, пытаясь откинуть руки и выдал прохрипшее рычание. Собеседник, поняв, в чем причина моей неразговорчивости, встал с кровати, подошел к столу и соблазнительно звякнул кувшином воды, налив журчащую воду в стакан. Услышав плеск воды, сознание приостановилось к чертям. Одна мысль — «Пить!» — и все. Еще, с урчанием в животе, протестовала и мысль «Есть!», но та осталась второстепенной, когда уже по полу отбивался шаг собеседника. Он одной рукой перевернул меня на спину и подставил к лицу желанный стакан воды. Мысли поглощены только им. Я жадно и нетерпеливо прильнул к его ребру губами, а собеседник наклонил стакан, чтобы я смог нормально пить. — Так жадно пьешь, — описал мои действия словами собеседник. Я молча пил, с каждым глотком возвращая горло к жизни. И дойдя взглядом до виднеющегося донышко стакана, я поднял глаза на собеседника. От неожиданности, в горле застыл последний глоток. Я прыснул мокрым фонтаном ему в лицо, от чего тот зажмурился и так же резко раскрыл глаза. Янтарные впадины огней испепеляли, а его молчание просто угнетало воздух вокруг него. Но это угнетение меня не цепляло, я только пристально смотрел без опаски в демонские глаза, желая только об одном — чтобы мне освободили руки, и я смог наставить под эти самые глаза фингалы. Но мечты мечтами — моя ярость сильнее, что доказывает мой пробудившийся крик. — Освободи меня! Немедленно! Живо! Сейчас же! Не теряя красочных эпитетов в своей богатой речи, я стал кричать на демона. Кровать стала скрипеть от моих конвульсий и попыток освободиться. На что и не было надежды, Дариус так и не запрыгал выполнять мои приказы — зато прыгал лишь я один на кровати, рыча и царапая об петли руки еще сильнее. — Не ожидал еще увидеть в этом теле признак ярости, и это после смерти, ледяных ванн и марафона по лесу, — усмехнулся демон, сверля взглядом через прорезь маски. — И это все ты мне в полном виде подарил из-за своего распутного брата, тварь! — перебивая, я прорычал. — Притронешься ко мне — и все! Я убью тебя! Клянусь, убью! Несмотря на мои гневные изрекания, альфа улыбнулся одним лишь прищуром янтарных глаз, но все же встал с кровати. Он оставил меня в прежнем голом и растерянном положении, что одновременно обрадовало и насторожило. — Не растрачивай слова на клятвы, которые не сможешь выполнить, — произнес он, стоя ко мне уже спиной. Широкие плечи напряглись, а он посмотрел в зеркало, где в серебряной глади отражался моё зафиксированное тело. Такой разговор через зеркало ничуть не успокаивал, а только напрягал. Дариус смотрел в упор на меня сквозь зеркальную гладь и стал непоспешно проглаживать невидимые пуговицы на его безрукавке, оголяя грудь и живот. — Почему ты носишь маску? — без моего участия провозгласил мой язык. Это само выпало на уста. Но сколько я не старался, слова невозможно проглотить обратно. Демон сразу же, услышав мой вопрос, отвернулся от зеркала и посмотрел уже на меня, а не на моё отражение. Глаза заискрились не радостью, а именно удивлением. Он не ожидал услышать что-то сносное от гневного меня. Хотя гнев куда-то улетучился, и я решил его призвать к себе снова. Я опять начал бушевать, и, кажется, петли кровати стали сгибаться от моего буйства, жалостливо скрипя. Я не до конца понимал ситуацию. Думал, что это шутка, очень плохая шутка… Дариус не сможет… — Откуда же у тебя столько сил? — Он подошел к кровати и схватил за мою лодыжку. Я тут же ее отдернул, не забыв ударить демона по бедру. — Если хочешь нравиться мне, то продолжай так делать — это твоё сопротивление приглянулось мне больше, чем твоя внешность, — сказал он, словно мой удар ногой был легким дуновением ветерка. Я сильней оскалился. Прицелившись, махнул ногой, желая ударить в живот демону, но тот приостановил удар, схватив за мою ступню. Дариус сжал мою ногу, нажимая на место старых ссадин, пробудив моё рычание и заново оскалившееся лицо. Рычание было тихим, но слышным, и — черт возьми! — демон, уловив его, снова ядовито ухмыльнулся взглядом. Я уже научился читать его эмоции по его же глазам, а это забористая смесь, состоящая из ярко пылающих глаз и отсутствия мимики — злило не на шутку. Маска — его забрало и самая яркая слабость. Под ней он скрывает шрам или уродство. Если бы только мои руки были свободны, я бы сорвал ее. — Твои удары настолько слабые, что не способны и комара прихлопнуть, — произнес сквозь ткань маски демон, ехидно смотря на меня в упор и сжимая мою ногу еще сильнее. Я заскрипел зубами, но звука слабости не издал. Этими ногами я прошагал большую часть леса, и это после того, как они были застужены в ледяной воде. Они болели сильно, и Дариус это знал, скорее видел. Он давил когтем на носок, от чего сводило болью все тело. Уже на руках от боли вены вздулись, пульсируя и горя. — Неужели так больно? — с ехидством прозвучало в голосе демона. Он видел меня насквозь, и притворяться не было смысла. — Плаун убрал раны и почистил твоё тело, но боль все равно отдается эхом в теле… — Да заткнись ты! Оставь меня в покое! Я уже не мог терпеть, как его руки давят на мою боль. Она и правда идет волнами эха по всему телу, по всем конечностям. И демон продолжал эту боль возобновлять, давя все сильнее на ноги и делая из всего этого пытку. — Хочешь, чтобы я продолжил? — спросил Дариус, насупив взгляд. Он продолжил давить, а я завыл в сжатые губы. Он секунды две помучил меня, потом оставил мою ногу в покое, оседлал мои бёдра и, нагнувшись, посмотрел в глаза. Ноги как-то нервно подергивались из-за пульсации мышц от боли. Демон нашел еще одно слабое место — живот, и надавил на солнечное сплетение, спускаясь к пупку. От этого пустой желудок соприкоснулся с позвоночным столбом, и я уже не смог сдерживать страдальческого мычания. — Да будь ты проклят! — я скорее зарычал, чем проговорил, закусив нижнюю губу как кляп. Дариус не приостановился, он, наоборот, еще сильней усилил давку, пропахав весь больной живот. От изнемогающих событий этих двух дней, моя фигура стала сухой, что каждую венку можно было дать счету, а мышцы проглядывались не здоровым рельефом. Хотелось выть не от боли, а от хохмы, закутываясь в судороги смеха с головой. Сама картина давала выгул дикому смеху: Сын Неба, сам Король Дариус сидит на мне верхом и давит на живот, а я сдавленно мычу от боли. Но эту идиотскую ситуацию прервал сам Дариус, неожиданно заговорив: — Не хотелось бы тебя дергать в таком состоянии, но придется… Его голос стал тверже, как и мой гнев. Моё тело залилось только этим самым гневом, он плескался через край моего сознания. Как и говорил, я не умею сдерживать его — он сразу же слетает со всех предоставленных ровных поверхностей моего душевного состояние, если даже вокруг тишь да гладь, я взорвусь лишь от одной мелкой надоедливой детали, будь то комариный писк или же сквозняк. Но этот гнев был в состоянии карлика — он прикрывался только сарказмом и моей вздернутой ухмылкой. Однако сейчас он перерос в гиганта. — Если ты ко мне притронешься — убью! — уже хрипя от ярости, проговорил я каждое слово с металлом в горле. Демон засверкал ехидным взглядом и откинулся назад, облокачиваясь руками об мои ноги. Его ухмылка проглядывалась сквозь ткань маски, она тенью падала на его лице. Демон сидел на мне, а его раскрытая безрукавка, идущая волнами складок довольно плотной ткани, давала воздух телу. — Притронусь где? — игриво спросил демон, облокачиваясь на мои предыдущие угрозы. — Может, здесь? — Его правая ладонь, так же игриво, пошла вверх по моему бедру, пропахав море из мурашек. Я зарычал, пытаясь скинуть и альфу, и его руку, однако удачей для меня это не отозвалось. Его ладонь продолжала все так же медленно подниматься, пока не достигла паха. — Или здесь? Топорные альфьи пальцы коснулись моих фамильных драгоценностей, коими я так хвалился перед слабым полом. — Урод! — кривясь, я рычал так, как ни на кого другого в этой жизни. Я стал биться с зацепом на руках еще сильнее, чем прежде, и воздух заполнила музыка скрежета. Лаял как собака на оводу, обреченно пытаясь соскочить с этой цепи. — У меня есть соблазн освободить твои руки, но если начнется драка, то и так будет ясно, кто из нас… — Может ты хочешь уступить, а? — перебил я, продолжая буйствовать, вот только в мыслях проснулась усмешка и хитрость. — У тебя же есть альфы в гареме, и их достаточно. — Что ты хочешь этим сказать? — Демон угомонил свое ехидство, выставив на первый план любопытство. — Что я мог быть патикусом*? Дариус переменил взгляд с игривого на серьезный. Вот только взгляд этот серьезностью мало был увенчан, чем несущей в нем сердитостью. Но все эмоции так же быстро переменились как утренняя погода: сейчас штормит, а дальше будет солнце — лишь это можно сказать о старшем демоне, — вот только солнце это будет светить не для меня. Но я не опускал попыток вывести его из себя, несмотря на его отходчивость и несерьезность. Я промолчал в ответ его предыдущим словам, а демон, как я заметил, не любил тишину. Вначале он усмехнулся, подумал и произнес: — Я никогда не уступал и не буду, — кратко ответил демон, но, сверкнув колко глазами, тот продолжил неожиданно для меня: — Омеги очень нежные — любая грубость для них уже увечье. Дариуса коснулся старого места ласковой пытки, проскользив по моему бедру. — Беты — сильнее, но тоже не терпят боли. Широкая ладонь опять коснулась паха, поглаживая чувствительное место. — А вот альфы, они терпят любую боль, чтобы не понурить гордыню или честь, — произнес Дариус, сжав меня в руках. Боль потоком разнеслась по всему телу, а я чуть не сдержал воя. Воспользовавшись своим «кляпом», сдержал рык, но не сдержал эмоций на лице. В отличие от его, моя маска спала, вдребезги разбившись. Прикосновения демона играли на басистых струнах моего искаженного сознания. Его совершенно не останавливало то, как я рычу от боли и омерзения. Он специально скребет когтями пересчитывая мои рёбра, пробуждая остатки боли, которые большим сгустком скопились в ослабшем теле. Все мышцы обессиленные, изможденные. Но я не мог так просто лежать. Пытался скинуть демона с себя, но он снова сжал все то, что раньше я называл достоинством, до которого прикасались исключительно красивые девушки и омеги. Однако, сейчас это казалось мне не настолько мерзко, как я изначально это представлял. Чувство мерзости и отвращения мелким слизким слизнем затаилось где-то в углу моего подсознания, не желая высовываться оттуда. Я забылся, одурманенный тем, как ласково щекочут его пальцы мою плоть. Но потом я очнулся, встревоженный внезапно впившимися коготками и хриплым голосом: — Он стал твердым. После, демон соскользнул вниз, сев уже на мои колени и открыл моим глазам вид на мой позор. У меня встал от прикосновений альфы — демона, которого я короновал своим врагом. От этого самоосуждение надолго поселилось в моей голове, а этот вид я запомню надолго, запомню этот позор… Увидев моё перекореженное гневом лицо, альфа ехидно, со взглядом победителя, посмотрел на меня. В упор сверкая янтарными глазами, словно стреляя дротиками этих лучей и убивая наповал. Я снова заскрипел зубами, скалясь и обнажая клыки. Но на эту угрозу альфа только смехотворно хмыкнул, словно на рычание котенка или маленькой шавки. Однако, спустя секунду, я чуть ли не заскулил, как ранее упомянутая шавка, когда демон оковал меня в кольцо пальцев, сильнее сжав основание головки. Его рука с силой сомкнула кулак и стала поглаживать более грубо. — Тварь! — сжато хрипнул себе под нос, пытаясь извернуться от хватки демона. Дариус очередной раз засверкал ухмылкой глаз. За секунду послышался шелест деревьев, я за мгновение на щеках почувствовал щекотку лесного ветра, пропитанного смолой сосен. Но это оказалась иллюзия той свободы, что я себе так красочно воображал. Даже послышавшиеся крики речных гагар оказались всего лишь хлопками крыльев голубей, что приземлились на уступы парапета раскрытого балкона. — Как ты резко затих, — отбилось горячим дыханием мне в щеку. Демон нагнулся надо мной, продолжая поглаживать пах, пока я отвернулся к балкону. — Неужели смирился? Его усмешка коснулась меня, пощекотав мою золотую макушку, наводя в голове беспорядок и гнев. Я вскипел как чайник только от его вида. Перед глазами застыла его фигура. Я наблюдал, как этот демон наклонился, дыша через ткань маски, хотел меня поцеловать, но эта самая маска мешала ему. Сквозь эту ткань отбивалось тепло, которое нахально прогуливалось по моему лицу, спускаясь к шее. Я зарычал прямо ему в прикрытые тканью губы, нацелив взгляд на широкие плечи. Литые руки, сильные и резко очерченные рельефом, скованные ручейками выпуклых вен, удерживали меня на месте. Такие сильные руки, о которых я и не мог мечтать, усиленно тренируясь. Он такой, каким я себя хотел видеть. И это еще одна причина, по которой я его ненавижу… Второе дыхание посетило меня неожиданно, в качестве мощного мысленного хлопка по лицу и пробудившегося внутреннего крика «Одумайся!». Словно за ворот прыснули ледяную воду. И резко, опрометчиво и совсем дико, я вцепился зубами ему в плечо, да так, что почувствовал, как лопается чужая кожа и насколько может быть металлически-соленым вкус чужой крови. На моё удивление, демон не отскочил с криком, не прошипел угрозы от резкой боли. Он лишь насупил черные брови, бессловно отшатнувшись от меня. Взгляд его, словно отдернул с себя нежную пелену, которым он прикрывался. Его зрачки резко набухли, походя на черные блюдца, что не осталось янтарно-золотой каемки. Вот этими черные впадины смотрели на меня, и я, от страха сглотнув, стал чувствовать, как кислит его кровь в горле. На деснах еще остался этот вкус. Демон что-то прорычал, что я не смог разобрать, и схватил меня за волосы, вжимая затылок в кровать. Под таким углом горло еще сильнее заболело, и на мгновение показалось, что привкус его крови смешался с моим. Хрипло бился, пытаясь сдернуть руки, но все отзывалось безрезультатно. — Отпусти! — сипло успел произнести, когда меня перевернули обратно на живот и уткнули лицом в покрывало. Следующие мои слова отдавались только хриплым мычанием и ватным криком сквозь перина постели. Меня так сильно вдавили в кровать, что височные кости прошибло током и легкие сжались от нехватки воздуха. А демон больно сжал мою гриву, зверски вдавливая меня носом в простынь. Именно сейчас меня посетила настоящая мысль о смерти. То, что представлялось мне раньше — небольшая прогулка в мир мертвых. Сейчас же мне стало по-настоящему страшно, и, пытаясь себя спасти, я дергался, пока воздух не закончился в легких и нос не заболел. Только тогда Дариус дернул меня за волосы к себе, снова ломая мою шею под прямым углом, что, казалось, адамово яблоко разорвет кожу. Из моего носа потекла кровь, очертив мои губы, которые лихорадочно хватали такой нужный воздух. Все сбилось с ног и повалилось в кучу, запутавшись! Я не понимал, что к чертям происходит. Дариус из-за укуса переменился со скоростью ветра. Из моего носа течет кровь. И демон настолько жутко, просто чудовищно хрипит мне в затылок: — Приподними бедра! Я кашлянул кровью, которую слизал с губ, и отрицательно мотнул головой. От моего бессловесного ответа демон еще серьезней разозлился и сжал сильнее волосы. — Я не прошу тебя, чтобы ты отказывал, недоносок! После этих слов его рука еще мощней отдернула меня за волосы, заставляя привстать на колени и упереться локтями в перину. Нос забился кровью, и мне оставалось только осипло свистеть ртом, хватая дефицитный воздух. Левая рука демона легла на моё бедро, подтягивая к себе ближе, а правая, которая больно сжимала волосы, опустила свободно пряди, но так резко, словно отвесив подзатыльник. И голова упала к кровати, а я, как сука, выставил задницу, об которую уже стал тереться бедрами демон. Он насочил кровь со своего раненого плеча, собирая её щедрые капли, и неаккуратно мазнул ею по моему копчику, спустившись рукой вниз. Я задергался, ощутив неприятные ощущения. Даже заметив это слабое сопротивление, Дариус вогнал сразу два пальца. Подорвавшись, задрожав всем телом, я еле сдержал жалких скулеж, замаскировав за не менее жалким сиплым рычанием. Но то, что было дальше просто выбило остатки моих сил, что даже не осталось на собачий скулеж. Кровь — плохая смазка. Она быстро сушится и стягивает кожу — это я ощущал на губах, хлюпая носом и размазывая кровь по светлым простыням. Даже когда демон-мучитель стал пальцами имитировать фрикции, я бессовестно добивал эти простыни, используя как кляп. — Стоит ли с тобой церемониться? — сам у себя спросил Дариус, сердито шипя в мой взмокший затылок. — Расслабься, — приказал тут же. После недолгого шуршания одеждой демон притянул меня к себе ближе. Потом началось кромешное унижение, издевательство надо мной. Для меня демон перешагнул уже разом семь смертных грехов. В глазах полыхнуло красное пламя, растекшееся по всем сосудам. Я уже не стал чувствовать каторжную боль в заднице. Мне было больнее слушать его слова, что он так часто произносил, задевая мою шею губами и кусая её через ткань маски. Он говорил, что я теперь до конца дней останусь в его гареме и положение буду знать только одно, что принадлежу ему всецело. В ответ на эти слова, мне оставалось только хрипеть и мысленно кидать проклятья. Ощущал боль, которая не прекращала спадать, а только усиливалась с каждым разом… Демон не старался быть нежным, он специально резко растягивал меня. В глазах все продолжало полыхать, и нос забился уже сухой кровью, что вынуждало дышать ртом и не сдерживать рычание и собачий скулеж. И когда он убрал свои пальцы, мне в бедро стало упираться что-то покрупнее. Я опрокинул голову вниз, отцепив туловище от кровати и посмотрев на бедра демона. С них уже сползали завязки его черных штанов. Я, рыкнув кашлем, попятился вперед, пытаясь отодвинуться от Дариуса подальше. Но он вцепился в мою оголенную талию и притянул обратно. Было мерзко думать и чувствовать, как эта гадость скользит по ложбинке и трется об меня, но, как бы не старался, я не мог его оттолкнуть. От страха вцепился в простынь, но и та соскальзывала сквозь дрожащие пальцы. Его рука легла больно на поясницу, заставляя прогнуться. Я поддался его указанию только с третьей попытки, так как он больно натер мне пальцами спину, выдавив чуть ли не каждый поясничный позвонок. Сопровождая первый толчок своим придушенным за горло криком, демон подавляюще вдавил меня кровать, растягивая и так ноющий зад. Я заскулил, попытавшись дышать носом и чуть от этого не захлебнулся своей собственной кровью. И когда демон вогнал в меня член уже на полную длину, я не смог сдержать вой. Он замер, рыча мне в затылок. Первые медленные толчки постепенно набирали скорость и становились более невыносимее. Уже больное горло не позволяло мне кричать и жалостливо стонать, а только сипло хрипеть в простыни и подтягивать кровь, сочащуюся из носа. Но даже тогда, когда я полностью сдался, ослаб и поддался, Дариус продолжал рычать и резко вколачиваться в меня. Но больше всего он не унимал слов, что так врезались в воздух вместе со скрипом кровати. — Попробуй еще раз сбежать и станешь подстилкой для всей королевской казармы, — хрипло ударило мне в уши. После этих слов Дариус отлип от моей спины и, схватив меня за бедра, стал еще более грубо насиловать, насаживая глубоко на свой член. От боли я еще подавлено скрючился, поджимая под себя руки и колени, почувствовав, как слезы не томя стекают по щекам, до конца добив мою гордыню и достоинство. Через мгновение демон застыл, полностью вогнав в меня член и замер. Последующую секунду он кончил, и зад колко защипало. Он продолжал слегка подталкивать меня бедрами, дожидаясь когда узел немного набухнет. И когда узел слегка растянул меня, Дариус медленно вынул его, и боль заново прошлась по моему телу. Еще одно мгновение, боль стала пробуждать дикую пульсацию, и кровать заскрипела от вставшего с нее Дариуса, который уже поправлял штаны и раскрывшуюся безрукавку. Засохший укус на плече и разводы крови он не мог скрыть. Перед тем, как выйти из комнаты, демон освободил мои руки с петли и, бросив что-то неразборчивое, покинул комнату. Только он успел закрыть за собой дверь, как в нее полетела декоративная статуэтка, что до этого мирно господствовала на прикроватной тумбочки. Я не знал откуда взялись эти силы, чтобы что-то яростно схватить и кинуть, но знал, что они были у меня последние. Через мгновение я стал настолько ослабшим, что не мог и сжать кулак. И только тогда я заметил, как все дрожит и сводит ходуном, как кровь пульсирует в венах. Я глубоко дышал, словно за секунду до этого тонул в воде. В ушах только и отбивалось моё глубокое дыхание и резкое сердцебиение. — Убью!.. Убью! — не прекращал говорить сквозь сжатые зубы, подгребая под себя буграми кровавые простынь и одеяло, все подушки. Хотелось что-то схватить, подмять и представить, что бесформенный ворох — это его фигура. И не выплеснутый осадок гнева пролился на эту куклу из тряпья. Я все разорвал, как только смог. А солнце за окном уже заплыло за лезвие горизонта, расплавив его до кроваво-алого цвета. Такое чувство, что просто взяли и мазнули свежей кровью, отметив границу неба и земли. И вытерев предплечьем суховатую кровь с подбородка, почувствовал, как же грубо сжало кожу на лице, а нос просто забило. — Ненавижу!