У нас два обличия

— Давай сбежим? Легкий ветреный гул просквозил сквозь слегка приоткрытые створки дверей балкона, на белокаменной балясине которого восседал бета. Из-за этого рокотания деревьев сада, танцующих от ветра, мне показалось, что Теу имел совсем другое, и я переспросил: — Что? — Давай сбежим? Только теперь мы вместе, — снова отстоял Теу те самые слова, что пересекали сквозняк. Я только разочарованно фыркнул себе под нос и снова вонзил глаза в потолок, лениво разглядывая каждый завиток литой люстры. Но черт меня дернул ответить бете, что, несомненно, затронуло его чувствительную душонку: — Если попытка снова не удастся, то у тебя есть второе нетронутое плечо, а у меня всего лишь одна задница. В своих словах не преувеличивал и был прав. После моего почти удавшегося побега, я собирал свой зад по кусочкам. И я не торопился выкидывать из головы слова Дариуса о том, что если еще раз удумаю сбежать, драть мой зад будет не он один, а вся чертова казарма. Спустя недельку другую, я оклемался, но слова его продолжаю вспоминать. После того, что этот гад сделал со мной, в комнате был погром: содраны расписные обои, разбиты к чертям все красивые фарфоровые статуэтки, перья из перины и подушек кровати были выпотрошены. Прислуга тогда еле справилась с этим кошмаром, который я наворотил. — Дурак, — фыркнул бета, все еще сидя на том самом балконе. — Сам знаю! — продолжал я порскать, кидая раздраженный взгляд на спину беты, которая растворялась в танцах белых газовых штор, прикрывающих вход на балкон. В комнату я Теу не пускал, так как хотел остаться наедине с самим собой, но надоедливый голос беты, который чересчур сильно интонацией походил на голос Дариуса, все продолжал меня доставать, даже сквозь шумный гул ветра. Прошел месяц с того унизительного момента. За это время я подостыл в плане гнева, но не прекращал думать и вспоминать свое унижение. Я сам себе не мог простить тех неосмысленных слез, того положения, в котором оказался. И весь этот месяц я размышлял о многом. Первая мысль была покончить с собой, спрыгнуть с высокого балкона, чтобы все кости превратились в щепки. Но я выкинул эту идею из головы уже на следующий день. Вторая мысль — отомстить, и она мне уж больно понравилась. Обида подталкивала меня к мести все сильнее, шепча на уши и напоминая о содеянном со мной несправедливости. И я все время напролет думал о том, как же я отправлю демона к его чертову отцу. Я ждал, когда он снова придет ко мне в комнату. С нетерпением ждал и ночью, на всякий случай припрятав за своей подушкой очередную литую статуэтку. Я долго ждал… Демон мне мерещился на каждом углу, даже танцующие на ветру шторы вырисовывали его высокий силуэт, а за дверью шаги прислуги, казалось, отбивали четкий походный шаг Дариуса. Я заперся в этой комнате, как в своей крепости, ожидая только приходы слуг. Самое удивительное, что прислуга была только из юных девушек, и выплеснуть на них гнев я просто не имел такой гнусности. Но осматривая девушек, я решил встать на старую протоптанную мной тропинку. Я хотел проверить, что не утратил ли я любовь и желания. Хотелось разбавить эту горечь чем-то приятным и нежным, и милая юная Гортензия была моим маленьким бальзамом на душу. Она была скромной и милой, невысокой, кудрявой брюнеткой с мягкими формами. Вот только, после нашей близости, горечь в моей груди только увеличилась в размерах и стала колоть меня изнутри. — Эй! — отозвал я жителя балкона. Я неожиданно вспомнил о своем ведении и сообразил, к чему все эти разговоры о побеге. — Хочешь избежать свадьбы? Услышав это, бета резко обернулся и вколол в меня, пропитанные желчью, желтые демонические глаза. Эти яркие огни спалили напрочь дымчато-белые занавески, которые молочной пеленой скрывали нас друг от друга. — Уже прислуга об этом трезвонит? — раздраженно спросил Теу, скрипя зубами. — Может быть, — усмехнулся я, не дернувшись с кровати и продолжая дырявить взглядом потолок с люстрой. — Но я об этом знал еще тогда, когда Дариус… назначил вам с Деяном наказание. — Я еле выплюнул имя демона, запнувшись. Бета перекинул ноги за точеные столбики перил балясины балкона, и приближающийся шаг стал стучать каблуками по мраморным плитам. Желтоглазый демон раздвинул белесые шторы, и огненный взгляд беспрекословно напрямую стал прожигать моё тело. — Это он тебе сказал? — процедил, запинаясь на каждом слове. Я безмятежно лежал на свежем покрывале кровати, и только повернул голову в бок. На подушке, под которой скрывалась фигуристая золотая статуэтка, не так уж и удобно спать, поэтому я помассировал ладонью шею. — Нет, — коротко ответил я, не скрыв всплывшей брезгливости, которая в последствии разбудила ярость. — Думаешь, я с ним тогда ваши семейные дела обсуждал?! — уже не стал я терпеть, подскочил с кровати и выпустил пар в виде раздраженного крика. Я выдернул из-под подушки эту чертову статуэтку и кинул на холодный пол, отчего та так же холодно и гулко откатилась от кровати, ударившись об ножку пузатого шкафа. Скрючившись, я уперся в колени локтями и прикрыл свое лицо ладонями, массируя переносицу и нахмуренные брови. Наблюдая за этим, Теу даже не дернулся. У него в глазах и злобы не проскользнуло, только понимающая меня серьезность. Он присел на край кровати, и хотел положить руку на моё плечо, но та замерла в сантиметре, и он ее отдернул. Правильно. Мне не нужна жалость. — Просто, — начал я, убрав ладони от своего лица. — Когда я мариновался в каморке некромантов, то… моя душа… она… — я запинался, не в силах подобрать правильные слова и избежать глупости. Не часто я был так растерян. — «Твоя душа» что? — нетерпеливо спросил Теу. Я еще больше замялся. Вот зачем я стал тереть эту чушь? — Я не знаю, как правильно это объяснить. Просто, на тот момент, у меня было чувство, что я парю по замку и вижу, и слышу все, что в нем происходит, даже ощущаю чувства и мысли других. И тогда я был в главном зале, где все и узнал. Я повернулся к бете, в ожидание увидеть насмешливые глаза и надутые щеки, сдерживающие всплеск смеха. Но я настиг то ли испуганные, то ли удивленные глаза Теу. Он, отшатнувшись, напоминал испуганного кота, раскрывшего светящиеся желтые блюдца глаз. — На случай временной смерти, душа не отделяется от тела и не странствует, подобно призраку. — Неужели? — наиграно показал я удивление, взмахнув ладонями. — Тогда не верь мне. — Знаешь о сказаниях про силу души? — Бредни! — отмахнулся я. — Явь! — словесно дал мне подзатыльник Теу. — И ты тому доказательство. По-настоящему сильной душой обладают единица из тысячи. Я спрыгнул с кровати, оставив на ней Теу, и отдернул шелковистую длинную набедренную повязку, которая, как юбка, съезжала в сторону. Одежду я сам не выбирал, мой китель со штанами потерялись бесследно, и сколько бы я не просил принести мне нормальную одежду, то все равно несли это бабское тряпьё. И эта недоповязка-недоюбка была более или менее нормальным из принесенного пестротканого тряпья с полупрозрачными вставками, которое ничего не могло прикрыть и чести не имело называться «одеждой»! Так что, пришлось одеться и щеголять перед Теу в таком виде. — Тебе идет, — с улыбкой сказал желтоглазый, бросив на произвол нашу старую беседу, переключившись на мой внешний вид. — Тебе бы больше подошло! — огрызнулся я на бету, посчитав его слова шуткой. — Нет, я серьезно. Тебе очень идет. Я обернулся к Теу. Его желтые глаза были спокойны, а на губах играет еле ощутимая улыбка, которую с первого раза не заметишь и не придашь ей значения. Неужели в меня влюбился? А сам говорил, что его устраивают только женщины. Даже если и так, такой смелости я на себя не решался взять, так как получил бы нагоняй от обоих громил: от Авита-слона и от Дариуса-подонка. Даже сейчас я поежился, вспоминая их. Мы с Теу еще не друзья, мы даже не возлюбленные, мы — знакомые по несчастью. Как хотел я опять что-то ляпнуть, так за дверью послышалась свора строевого шага. В отличие от шага прислуги, этот четко отбивался от пола, и сопровождался зеркальным эхом. Кто-то из «строевых» в эту часть заползает редко, и я жестами указал Теу на балкон, с которого он каким-то чудом ухитряется сбежать, не переживая о целости своих костей и не видя замершую высоту у него под ногами. И когда Теу скрылся за газовыми шторами балкона, я опять схватил золотую статуэтку с пола и приготовился к обороне. В замочной скважине заскрипела связка ключей, и ветвистая дверь стала распутывать медные завитки, впуская гостей внутрь. Я же этих гостей подкарауливал побоку от двери, прочесав потливые руки статуэткой, которая ненароком пыталась из них выскользнуть. Когда дверь полностью раскрылась, в ее проеме засверкала черная грива шлема одного из стражников, и только я взмахнул в воздухе статуэткой, то меня уже скрутили в захвате, поднося воняющую влажную тряпку к лицу. Статуэтка выползла из рук и снова встретилась с полом. — И впрямь буйный! — отозвался обо мне один из стражников, держа мои руки в крепких силках. Стражники уже ожидали моей ярой буйности, поэтому тщательно подготовились к этой встрече. Я продолжал буянить, сильно ударяя кулаками по железному корпусу страж, пока меня не обхватил хмельной дурманящий смак, от которого тело стало невыносимо легким, а все мышцы разом превратились в вату. Та тряпка была пропитана явно каким-то странным средством. — Вот и славно, — облегченно сказал второй страж, наблюдая, как силы постепенно меня отпускают. Уже выпотрошенный и без сил, меня подхватили за грудки как куклу, держа на весу. Заметив, что я и на ногах не способен устоять, стражник поднял меня на руки, обхватив под коленями. Я уже перестал соображать, где потолок, а где пол. Моя голова опрокинулась назад, и я только и мог видеть, как мелькают настенные колонны и фрески перед глазами. Я не мог сообразить куда меня несут. Все мерещилось и плыло, голова стала кружиться, и я еле ухватывался за сознание. И это сознание хлесткой пощечиной пробудила скрипнувшая дверь и резко поменявшееся освещение. Меня завлекли в просторную комнату с расписным и красочным убранством, которое еле проглядывало сквозь сумрак. Но комната была не пустой… Некто-хозяин восседал темным силуэтом на фигуристом диванчике, и, увидев пришедших гостей, он встал с него и подошел нас встречать, выплыв из тени. Пару придворных и услужливых бет мерещились по темным бокам, непременно шепча друг с другом. Но когда хозяин комнатушки подошел поближе, то вся свора шепотов быстро затихла. — Я Клемент — евнух гарема Сына Неба, — представился невысокий бета. Меня поставили на ноги, но без опоры страж было невозможно устоять. Но даже так я попытался дернуться в их сильных руках, так как меня раздражали чужие прикосновения. Однако я был ослабшим и как тесто мягким, и дельный отпор не смог дать. Голову словно в дым погрузило. В глазах мерещатся темные мушки, и ноги косятся все ближе к земле. Но взгляд еще мог скользить и примечать, и я посмотрел на того, кто представился Клементом. Главный евнух гарема был слишком молод для своей должности, но красотой не блистал: низкорослый и мягкотелый бета, при этом лишенный бороды и любой растительности на теле. У него был страшный крысиный взгляд с маленькими колючими глазами, которые были глубоко посажены в глазницы. Он вызывал у меня явное недоверие, и я, в очередной раз кинув на него мимолетный взгляд, поморщил губы. — Снимите с него одежду, — мягко приказал этот коротышка моим крепким конвойщикам. Те мигом его послушались, и один из них, беспардонно, рывком сдернул с меня набедренную повязку, оставив нагим. Это мне явно не понравилось, но во мне не было сил даже возмутиться. Та дрянь, которую поднесли к моему носу, наводила сильный дурман в теле, из-за чего колени потянуло к полу. Евнух задумчиво приложил к губам указательный палец, рассматривал меня с головы до ног. Он минутку помолчал, пропахивая взглядом каждый сантиметр моей кожи, потом подошел поближе и провел рукой по моей скуле, спускаясь к губам. — Откуда у тебя шрам на губе? — спокойным голосом поинтересовался евнух. Несмотря на его отталкивающую внешность, его голос был чересчур мягок и добр. — В детстве подрался, — соврал я, не желая упоминать о папиной пощечине. Но, несмотря на минувшее прошлое, я скучал по его своенравному характеру и задорному голосу. — Это не беда, — облегченно вздохнул Клемент, отшагивая назад. — По желанию, можно убрать. Я только отрицательно мотнул головой. Для меня это память о родимом доме, хоть и такая горькая. Тем более, если дом я свой больше не увижу… — Как знаешь, — произнес с легкой улыбкой евнух. Он махнул пальцами, очертив в воздухе круг, сказав: — Повернись. Я бы послушался, но стражники опять это приняли за свой приказ и резко развернули меня спиной. Из-за спины опять померещились шаги евнуха, дыхание которого коснулось моих лопаток. Мягкая рука очертила линию позвоночника и замерла на пояснице. Я спокойно стоял, опираясь на сильные руки страж, а ноги желали подкоситься. — Мы могли бы встретиться с тобой и раньше, молодой Маркус, — усмехнулся Клемент, отстранив руку. — Но ты оказался намного ретивее и попытался сбежать. Меня снова повернули лицом к евнуху. Увидев снова моё одурманенное выражение, он терпимо поджал губы и вздохнул. — Мне пришлось использовать настой мафусаила*, чтобы сковать твой буйный характер, — оправдался низкорослый Клемент. Так вот что эта за гадость. От нее в моих глазах летают мушки. — Лис, Ори! — позвал евнух двух прислужников, которые мигом выпрыгнули из тени комнаты. Двое бет подбежали к главному евнуху и сделали поклон. — Подготовьте молодого Маркуса, вам помогут стражники. Я понял из-за чего все эти смотрины. Дариус, спустя месяц, удосужился меня вспомнить. От этого по телу просквозила молния страха, но она быстро остыла затупившись. Даже одурманенный травами, я понимал, что это мой шанс встретиться с ним. Однако раздражение проело еще свежие остатки сознания. Я взъелся, и мой язык стал язвить без моего участия. — И каково же быть оскопленным*? — тихо произнес в след уходящему Клементу. Он замер и медленно ко мне обернулся. Парочка названых бет тоже встали, как вкопанные, со страхом оглядываясь на меня и провожая Клемента взглядом, который заново протоптал ко мне шаг. Он посмотрел в мои глаза. В его же взгляде бликами отдавалось разочарование. — В отличие от Вас, поцелованных Богом в лоб, я был нищ и не имел никаких перспектив, как быть «оскопленным» в детстве и проданным в рабство. И пока Вы впитывали хлеб и питье выращенное трудом бедняк, которые впахивали на Вашу семью, они продолжали гнить, лишившись хоть каких-то прав. Рабство могло бы и дальше чумой продвигалась по всем землям, пока Высочество Дариус не перерезал корень несправедливости, и теперь насильно лишать кого-то достоинства мужского или душевного — уже преступление. Он просто плюнул мне эти слова в лицо. С желчью во взгляде, и перекошенные кривизной губы, казалось, выплевывали яд. — Если рабство прекратилось, то кто я? — с не менее ярой злобой, поинтересовался я у евнуха. Тот беспрерывно ответил, с той же ядовитой интонацией: — Вы — преступник, оплачивающий свое преступление в гареме Сына Неба. И то, что я выше упомянул — напрямую связано с Вами, молодой Маркус. Ведь лишить достоинства — это однозначно лишить и чести. А Вы, как известно, замахнулись на честь брата самого Короля. Я минуту наблюдал, застыв на месте, за его колючими глазами, которые со злой колкостью рассматривали, словно делая при этом одолжение. Но, потом, взгляд больно прочесал по моему плечу, опустившись, и Клемент развернулся спиной и направил шаг на выход. — Увести, — приказал Клемент, легко махнув рукой, уже скрывшись из закромов комнаты. Меня снова крепко сжали в руках стражники, поволочив следом за двумя бетами. Они вывели в большую ванную комнату, выложенную малахитовыми плитами. Вся комната изумрудно-зеленая. В огромной круглой ванне, похожей на глубокое блюдце, уже журчала горячая вода и испускала теплый пар к потолку. И вокруг этой ванного блюдца вздымались в потолок тонкие колонны из черного мрамора, головы которых скрывал мохнатый пар. — Прошу, положите его в ванну, Сир, — попросил бета у стражников. Те послушались и, не дав мне привыкнуть к воде, сразу окунули в кипяток. Я зашипел, почувствовав, как обожгло ноги. Упираясь кое-как руками в скользкие борта ванны, я сопротивлялся с горячей водой и паром, что так сильно жжет глаза. Заметив мою неприязнь, один темноволосый бета схватил заранее приготовленное ведро ледяной воды и, в противовес кипятку, остудил воду в ванне. Пар стал более густым и молочным, окатив новой волной потолок и колонны. На мгновение мои ноги ощутили расслабляющий поток холодного течения, который вмиг растворился с водой, делая ее более теплой и мягкой. Уже привыкнув, я полностью погрузился в воду. Другой бета, который больно напоминал омегу, поднял мою правую руку из воды и стал ее натирать каким-то пахучим маслом. Темноволосый же набрал в маленький банный черпак теплую воду и окатил мою голову, намочив волосы. Стражи любопытно рассматривали эту сцену. Им, видимо, не часто удается посмотреть на то, как работает прислуга, ухаживая за подчиненными гарема. И они даже не старались скрыть жаркий демонический взгляд, продолжая жадно засматриваться. Но я терпел это, потому что выбора другого нет. Когда меня полностью выкупали в воде, пропитанной всякими пахучими маслами, меня выволокли из ванны и стали вытирать. — Прошу, поднимите руки, Сир, — просил бета. Я, пошатываясь, послушался. Когда на моем теле не осталось и намека на капли воды, омега-подобный бета принес сложенные белоснежные штаны и связку колец браслетов, но прежде, чем их надеть, меня опять натерли запашистым маслом, который имел еле сладкий привкус карамели. Это запах приукрашивал мой альфий, делая из него нежный аромат. — Прошу, Сир, приподнимите ногу, — снова попросил бета. На меня натянули белоснежные штаны, которые были чуть выше щиколотки, и на том месте они были намного уже, чем в бедрах. А затем, меня стали расчесывать и надевать широкие кольца браслетов, которые узаконили свое место на моих плечах, слегка болезненно вбиваясь в сильные напряженные мышцы. Ещё один тонкий и совсем легкий браслет нашел свое место на щиколотке, но лежал он более свободно и при ходьбе шустро звенел. — Мы закончили свою работу, — синхронно выдали беты, так же синхронно поклонившись. И стражи схватили меня за плечи и вывели из пропаренной комнаты, дав вздохнуть, по сравнению с ванной, прохладный и свежий воздух. Мы снова оказались на перекрестках бесконечных коридоров, перепутавшихся между собой. Заворачивая за углы и поднимаясь по бесконечным ступенькам лестниц, меня привели к широкой двери, которая, опять же, была сплетена ветвями завитков. От руки стража дверь мгновенно открылась. Меня завели в комнату. Даже сейчас на меня все равно кидали взгляды стражники, которые зачастую были пропитаны интересом ко мне. Но и так я не мог ничего поделать с дурманящей слабостью, хотя в сердцах я хотел выколоть этим уродам глаза, чтобы впредь не кидали похабных взглядов. Однако, не успел я возразить, меня опустили на кровать и стражи скрылись за сплетающейся дверью. — Прекрасно, — фыркнул я, рассматривая огромную комнату. Но демона не показалось среди этих просторов. Наверное, это очередная комната Дариуса, только лишенная всяких настенных и острых трофеев. И я, в который раз пошатнувшись, встал с кровати, облокачиваясь об столб балдахина, и пьяно прошагал пару метров по комнате. Действие этой гадкой травы хотелось сбавить. Но туманный взгляд уловил маленький столик, обставленный нарезанными фруктами и высокой темной бутылкой запечатанного вина. И спутывающимися ногами подошел ближе к столику, ухватив сразу бутылку. Решив голыми руками выволочить въевшуюся пробку, я уже запыхался и с трудом открыл вино. Проигнорировав пару стройных бокалов, сразу хлебнул с горла. Вино было сухим, отчего во рту стало кислить, и я закусил маленькой долькой бескостного арбуза. Невзирая на напиток, дурман не спадал, но мысли стали свежее. Я оставил бутылку в покое. — Решил выпить для смелости? — неожиданно раздался вопрос за спиной. Дариус стоял позади, облокотившись об массивный дубовый комод, подперев его руками. — Как ты появился? — растерянно и даже ошарашенно спросил я у демона, попятившись назад. Как и Теу, у этого засранца был талант появляться из ниоткуда. — Я здесь был все это время, — усмехнулся Дариус. Я только потом заметил дверь ванной комнаты, которая хитро скрывалась в углу, потерявшись среди дверок широкого шкафа. Дариус, как и в прошлый раз, был безликий, и только сверкающие янтарем глаза открывали его эмоции. Демон, отлипнув от комода, сделал шаг навстречу, и я только попятился в сторону пьяным и испуганным шагом. Я опять сел на кровать, сжав покрывало в слабых руках. Мысли опять бегали в голове, что за шкирку не каждую удавалось уловить. Но одно я до конца понимал, что опять завяжется неравный бой. И в очередной раз окинул комнату на наличие предметов, которые могли послужить в качестве оружия. — Не старайся, — снова хрипло сказал Дариус, сквозь ткань маски. На этот раз, его голову закрывала плетенная чалма темно-синего цвета. — Оружия ты здесь не найдешь. Я промолчал, посмотрев озадаченно на демона. В любой другой раз, я бы взбунтовал, но сейчас я чего-то ждал. Ждал непонятно чего… Дариус замер над фруктовым столиком и схватился за край маски, зацепленной за чалму. Секунда, и ткань спала с его лица, оголив смуглую кожу. Я, в который раз, ошарашенно захлопал глазами. Без маски Дариус казался обнаженным. И, тщательно рассматривая его лицо, я пытался выявить хоть какие-нибудь черты уродства, но тех не оказалось. У него была чистая кожа, ровный нос, пухловатые губы со слегка заметным желобком на нижней губе, квадратные скулы и совсем знакомые ядовито-янтарные глаза. Вот урод… Зачем скрывать лицо без причин? Демон, как ни в чем не бывало, хлебнул с горла бутылки вино, не брезгуя. Пока он делал глубокие глотки, я наблюдал за каждым его движением и лицевыми изгибами. Я заметил, как из края накрученной чалмы выглядывают пара, а то и тройка золотых сережек. Неожиданно Дариус отстранился губами от горлышка и посмотрел на меня. — Что, нравлюсь? — усмехнулся демон, и его щеки украсили еле заметные ямочки. Я лишь фыркнул и отвернул голову вбок. Решил, что куда интересней будет рассматривать тумбочку, чем его идеально не перекошенную физиономию. — Какого черта? — зло буркнул Дариус, наклонив голову вбок и с любопытством рассматривая меня. — Недавно только убить грозился, а теперь ведешь себя, как благородная скромница. «Затишье перед бурей» — мелькнуло в мыслях, но почему-то эта буря не торопилась пробудиться. Я молчал, сильно сжимая покрывала кровати, но Дариус это не заметил, отдав взгляду предпочтение обследовать моё лицо. Он недовольно фыркнул, словно собака, и стал снимать с себя тонкий завязчатый кафтан, скидывая намотанную чалму. Как и ожидалось, у него угольно-черные волосы, стриженные в короткий ежик. А когда с плеч соскользнул кафтан, на его раненом плече, на месте моего бывшего укуса, показалась широкая повязь золотистых браслетов. Но он и их снял, и мне в глаза ударило пятно метки. Я спрыгнул с кровати, позабыв расшатанное беспокойство в мышцах, подошел к Дариусу и принюхался. Его сандаловый запах был разбавлен с другим, более свежим… — Любуешься на свою работу? — усмехнулся Дариус, но потом сердито поджал губы. Я приложил пальцы к его плечу, не веря, что это моя метка. Демон только скинул мою руку, обидчиво на меня посмотрев. Я опять продолжал молчать, что, несомненно, взбесило Дариуса. — Ты язык проглотил? Мне уже надоело, что я говорю сам с собой. Дариус схватил одной рукой меня за лицо, надавив на щеки, но я откинул его руку. — Не трогай меня! — грозно процедил я сквозь сжатые зубы, слегка оголив клыки. Я отшатнулся, и мышцы снова напомнили о своей слабости. Пьяный дурман так и не выветрился из головы. Воспользовавшись моим шатким положением, демон толкнул меня на кровать и тоже проскользил под куполом винного балдахина. — Скажу этим вахлакам*, чтобы больше тебе не давали дурманящие травы, — сказал демон, оседлав мою талию, — а то ты совсем спокойный. Где же твоя пламенная энергичность? Я поморщился, когда его дыхание слишком близко коснулось уха, и я откинул Дариуса на бок. Тот встал на четвереньки и посмотрел на меня, задорно блистая глазами и улыбаясь. Он подполз ко мне и опять сжал в захвате, отчего и получил от меня удар по скуле. Удар был слабый, однако он отшатнул от меня Дариуса. Но тот быстро отмахнулся от этого «пиха» и уже во всю улыбался, облизав верхнюю губу языком. Я опять оскалился. Кровь в венах забушевала, но не пропитывала насквозь окованные слабостью мышцы. Все рывки и удары, которые я делал, были дерганные и слабые, и не приносили никакого вреда демону. Однако Дариус получал от моего слабого сопротивления удовольствие. Но потом все прекратило напоминать эту игру, когда демон накинулся на меня, придавив к кровати и схватив за запястья. В лицо ударило его дыхание, и его губы впились в мои. Жадно меня целуя, Дариус и не замечал мои попытки его укусить, даже моё дерганье под ним не производило никакой заминки поцелуя. Он схватил меня за щеки и надавил, чтобы я ослабил челюсти, и его язык соприкоснулся с моим. Я поморщился, словно проглотив дольку лимона. Свободной рукой стал бить по лопаткам демона, стараясь освободиться, но силы надолго испарились из моего тела благодаря ужасной траве. — Попробуем новую позу? Или ты любишь по-сучьи? — язвительно произнес демон, оторвавшись от поцелуя и заползая горячей рукой под завязки моих белых штанов. От этого я еще сильнее поморщился и постарался отодвинуться от демона подальше. Тот только усмехнулся и опять притянул меня поближе к себе. В ответ я зарычал, и в мыслях промелькнула идея ударить его в пах. Но и ее я отстранил от себя подальше. Биться таким образом было уже ниже плинтуса. А учитывая моё нынешнее состояние, то я и так сопротивлялся, как слабый омега. — Урод! — я зарычал, когда почувствовал, с каким треском рвутся швы на моих штанах. Единственный элемент моей одежды и вдребезги распался, когда одна только рука подтянула за бывший пояс штанов — а отныне кусок белой тряпки, — и оголила мой пах. Я одновременно и зарделся, и зарычал, когда почувствовал холодок воздуха, проскочивший по открывшимся участкам тела. Но и острый взгляд темноволосого демона не оставался в стороне. И когда янтарные глаза прошлись по моей полностью оголенной фигуре, Дариус вульгарно заулыбался, скользнув острым кончиком языка по жемчужным клыкам. — Уже лучше, — ответил сам себе демон. Он рассматривал меня с шеи до бедер, отмечая фигуру. Я чувствовал, как медленно дурман отступает из тела. Картина вынырнула из пелены дыма, но мышцы, снова налившись силами, все равно уступали силе изворотливого Дариуса. При его-то габаритах, он был гибок и держать меня на месте умудрялся одной лишь рукой. — Убью! — опять стал я кидаться угрозами, но неожиданно запнулся. Рука демона проскользнула по моему вялому члену, и указательный палец скользнул под крайнюю плоть. Я рвано задышал, словно от страха, и слова забоялся пискнуть. Чувствовал, как покалывает нежную кожу от резкого растяжения. Кажется, еще движение, и кожа лопнет. Но нет. Палец юрко стал оглаживать головку, и, вскоре, она стала влажной от выделяющейся смегмы, а сам ствол затвердел и чуть приподнялся. — Умница, — шепнул демон мне на ухо. — Когда закончим, возможно, отпущу тебя… Но это только «возможно». Не рисуй надежды, что ты отделаешься так легко… От злобы, сильно впился короткими ногтями в запястье Дариуса, словно пытаясь перерезать ему вены. Мысли кишат ненавистью к этой мрази в демонском обличии. Его рука, оставив старое место, спустилась вниз. Он приподнял мою левую ногу, задрал ее и уложил к себе на плечо. Остатки штанов уже в конец порвались, и последний треск шибко ударил по ушам. Эту самую ногу я хотел отдернуть и ударить демона в живот, но тот, словно предсказав это, сильно вогнал в меня сразу два пальца, увлажненные лишь только моей смегмой. — Чтоб тебя черти в аду так драли! — я дико рявкнул скривившись. В ответ Дариус лишь только ухмыльнулся. Янтарные глаза еще пылче заиграли в неожиданно накатившем полумраке комнаты. Пока я все еще дрожал от боли и от непрерывной имитации фрикций, Дариус решил, что уже пора встать на следующую ступеньку. Выдернув резко пальцы и приспустил влажной рукой штаны. У него тоже уже стоял, и, чтобы показать это, он приложил его к моему члену, и Дариус стал поглаживать сразу два ствола, смешивая выступившую смазку. В глаза ударила наша с ним разница, и я еще больше зарделся от злобы. Член демона щедро превосходил мой на целую головку, что больно раздражало. И к сердцу опять подкралась мальчишеская зависть. Мне снова пришлось использовать губы в качестве кляпа, избегая ненужных и выдающих мою слабину стонов… — Еще запоешь, — усмехнулся демон, наблюдая, как я кусаю губы. Дариус навалился всем телом, перина под нами с треском прогнулись, и я ощутил, как его смазанная головка члена скользнула вниз и уперлась в мало разработанный анус. — Стой! — Поздно. Дариус сжал губы до состояния тонкой полоски, он терпеливо и медленно протолкнул головку сквозь сжатое кольцо мышц. Я от этого чуть ли не заскулил и случайно укусил внутреннюю сторону щеки. Демон медленно проталкивался в меня, но и от этого было не легче. Боль тупо расходилась от поясницы по всему телу, и я, не сдерживая себя, вцепился когтями в его предплечье. Я продолжал истязать его, клыками впиваясь в смуглую кожу и оставляя после себя алые кольца от зубов… Не дав мне привыкнуть, Дариус стал больно, но медленно двигаться. Кажется, что этот ужас не сравнится с моей прежней болью. Кажется, еще минута — и все. Я уже прекратил сдерживать крик и рваное дыхание. Предательские и знакомые слезы боли обожгли щеки. Они сами текли, тем самым унижая меня еще сильнее. Демон, увидев это, слегка приостановил темп и поцеловал меня в мокрую щеку, слизав соль кончиком языка. Почему-то от этого не мерзко… Когда во мне опять набух узел, Дариус не стал его вытаскивать, а только расслабился и лег на меня. Он одернул мою голову вбок за волосы, и его губы коснулись места за ушной раковиной. Они нежно очерчивали кожу, пока с контрастом боли зубы не вонзились в шею. Я задергался, и узел стал больно упираться в живот. Демон, отомстив мне, поставил метку на самом видном месте, заползая за линию роста золотистых волос. Кровь там слилась с прядями и скатилась густыми каплями на покрывало. Мой голос пропал, и я только немо дышал, с еле заметным свистом хватая воздух. Я еще не кончил. Дариус решил-таки заняться мной, но без излишней нежности. Он взял резко меня за член и стал так же резко поглаживать, не дав моему узлу набухнуть, сминал больно основания. Но и так я как-то кончил, запачкав рельефный живот демона и сжался в его руках. «Отомстил так отомстил…» — снова вгрызлась в голову мысли о самоосуждении. Когда узел немного спал, я стал ворочаться и попытался выползти из-под Дариуса, но тот только зарычал и сильнее поджал меня. Он дождался, пока узел окончательно спадет и вынул член из ноющего зада. Я чуть опять не заскулил, но вовремя сдержался. Мышцы всего тела ужасно ныли, и будь у меня хоть остатки сил, то я бы использовал их, чтобы убить этого ублюдка. Ненавижу… В пропахшем потом воздухе раздался очередной скрип кровати. Дариус соскочил из-под купала балдахина, поправляя черные штаны и направляясь обратно к пузатому темно-дубовому комоду. Я только краем глаза наблюдал за демоном, стараясь унять еще неостывшее рваное дыхание и гул сердцебиения. Грудь Дариуса блестела от пота, а на плечах светились царапины и ссадины вперемешку с укусами, которые я ему оставил. Даже слегка удивился тому, что хоть какие-то раны я смог ему нанести… Когда демон достал с глади комода плоский квадратный ларчик, то я слегка привстал на локтях, оглядывая писаную шкатулку. Дариус подошел к кровати, присел рядом со мной и, слегка усмехнувшись, окинул меня коротким взглядом. Я же не выказывал никаких чувств, только выражение усталости и брезгливости застыло на моем лице вместе с высохшими дорожками соли. Но, словно не замечая этого, Дариус только раскрыл плоскую шкатулку, которая, в свою очередь, открыла взгляду золотой блеск двух колец. Одно кольцо приходилось, судя по ее размерам, одевать на шею, и выглядело оно, как один сплошной обруч из драгоценного металла с выставленным посередине граненым черным камнем. Но другое кольцо было размером меньше, и на запястье оно явно не уместилось бы… — Это, — начал Дариус, доставая большое кольцо из шкатулки, — очень красивый и очень дорогой ошейник. Его сделали специально для тебя, чтобы ты не смог сбежать — уйдешь за территорию замка, и тебя ударит мощный раскат тока. Снять его могу только я, и никто другой. Когда он рассказал назначение этой вещички, я попятился назад, пропахав складки покрывала, но и так Дариус меня достал. Толстый золотой обруч уже замкнулся на моей шеи, слегка зацепив колющую метку. — А вот это… — едко ухмыльнулся демон, сверкая глазами и доставая из шкатулки последнее «украшение». Но почему-то назначение этого кольца Дариус так не объяснил, но потом я и сам понял, когда рука демона потянулась к моему обмякшему члену. Демон сжал его в руках, не давая мне ускользнуть, и снова оттянул препуций, надев на влажную головку это кольцо, которое мигом сжало ее основание. — Черт! Убери его! — рыкнув указ, я поморщился, пытаясь саморучно снять этот стягивающий обруч. Но, невзирая на попытки, тот остался на месте, продолжая неприятно сжимать основание головки. — И не подумаю, — улыбнулся демон, оголив ямочки на щеках. — Поможет тебе не засматриваться на прислугу. Я насупил сердито брови и оскалился на демона. Тот только отмахнулся и резко соскочил с перина кровати, подходя к широкому шкафу. — Можешь шипеть сколько тебе вздумается, — произнес демон, натягивая на себя очередную маску-тюрбан, накручивая ее вокруг головы, — но знай, если я узнаю, что ты блудишь, то я сам тебя убью. Ты только мой. Последние слова он проговорил с мертвым металлом в горле. И, накинув на плечи легкую рубаху, скрылся за шуршащей ветвистой дверью. Я, оставшись со своим угнетением наедине, соскользнул с покрывала кровати и спустился вниз, ощутив прохладу пола, и поясница заныла знакомой болью. Только приняв более или менее вертикальное положение, я почувствовал, как толстый золотой ошейник сильно давит на плечи, заставляя их опуститься. И эти самые плечи судорожно задрожали. Нет, я не рыдаю, и дыхание не дрожит от истерических всхлипов. Слезы просто сами по себе текут, словно сами выбирали время для их нового появления. Но знакомая горечь опять колко забилась в груди и в горле, вместе с судорожно бьющимся сердцем. Словно внутри меня поселился гнилой червь, который проедает меня насквозь… Так мало хватило мне времени, чтобы гордость моя разбилась, а достоинство пало ниже земной глади. Сумрачный воздух снова задрожал и оживленно зашуршали завитки двери. Я сдернул шелковое покрывало с кровати и прикрыл оголенные ноги. В комнату, замешкавшись, зашел главный евнух. Клемент так и застыл недалеко от двери, не делая и шага, смотрел на картину, привставшую у него перед глазами. В его взгляде опять застыло разочарование, жалость и опять доброта. — Что, забавно видеть, как преступник, поцелованный Богом в лоб, лишился достоинства? — осиплым голосом грустно усмехнулся, шмыгнув носом. Клемент только виновато поджал тонкие губы. Он медленно подошел ко мне и так же медленно опустился на пол рядом со мной, доставая белый платок из нагрудного кармана. И скупо ответил, не прикрыв грустных нот: — Не удивлен. — Неужели? — я притворно всплеснул руками. — Спектакль не по нраву или артист бездарь? После таких слов Клемент ничего не ответил. Он только стал вытирать сложенным уголком платка мои мокрые щёки. Ткань мягко впитывала слезы, но меньше от этого их не стало. — Я видел немало таких сцен, молодой Маркус, — тихо ответил Клемент. Его голос стал более сумрачным и грустным, оттенив присущую его голосу мягкость. — Когда я был молод, я был одним из младших евнухов и ухаживал за гаремом Асура — отца Дариуса. И поверь мне на слово, молодой Маркус, виды, которые я видел, были намного ужасней, что и вспоминать их приходится с трудом. Асур, помимо того, что губил собственных детей, морил и своих жен, мужей и фаворитов. Ужасно было стягивать кровавые простыни, а еще больше тяжко наблюдать за слезами плачущих омег и девушек… — Яблоко от яблони… — Не говори так, — украдкой перебил Клемент, положив теплую руку на моё плечо. — Дариус не любит, когда его сравнивают с отцом. — А мне как будто нравится, когда меня смешивают с грязью! — Я уже отчаянно рычал, срывая голос ко всем чертям. — Ты еще молод, Маркус, — грустно и с улыбкой вздохнул Клемент. — Дариус сильно заинтересовался в тебе, и все его угрозы — только припугивание. Скоро ты ознакомишься с гаремом, мой мальчик. Рука Клемента успокаивающе гладила мои плечи, помогая встать с холодного пола. — Я очень сильно надеюсь, что ты познаешь здесь свое счастье…