***
В комнате, как я предпочитал, был тусклый свет. Я всегда зашторивал окна, не желая, чтобы гулял яркий солнечный или лунный свет и мозолил мне глаза, даже если за окном светило гаснет, прячась за кромку горизонта. И, находясь только в своей комнате, словно в укрытии от лишних взглядов, я мог с облегчением вздохнуть и наконец расслабиться. Этот день был очень тяжёлым. Даже не день, а прошедший месяц. После того, как Дариус вернулся, Агна не уставала бегать за ним, словно хвостик. И демон этому был и рад. Он провёл этот день, посвятив его полностью своей единственной дочери, а в конце этого дня он всем сладко наобещал о грядущем пире. Но меня изнутри гнобило непонятное чувство, наблюдая за всем этим. Не из-за того, что отец и дочь наконец воссоединились, а из-за того, что стоило Дариусу появиться в том саду, так от него стало разить запахом кровавой вишни. Агна ещё маленькая, и в таком возрасте она не умеет различать природные половые запахи и не понимает даже их суть. И я не больно торопился объяснять грехи её папаши, но меня вымораживало то, что он удосужился первым навестить свой гарем и того аловолосого вампира, а не свою дочь. Только от этих мыслей мои кулаки сами по себе сжимаются. — Урод! — выругнулся я, истоптав кругами ковёр. Я ходил по своей комнате взад-вперед, представляя в своей голове, чтобы я тогда в саду сказал о нём, какие слова выплеснул ему в лицо и как всё это произнёс бы. Но после такой прогулки по своей комнате, я всё же успокоился и лёг на ещё застеленную постель, свесив с неё ноги. Прекрасно зная, что колкими фразами и гневными высказываниями Дариуса не возьмёшь, я уже начинал думать, как мне выбраться из всего этого. Я помню, когда опустил свою гордость, позволив демону играться со мной, как ему вздумается. Сейчас, воспоминания об этом, в моей голове рождают лишь только гнев и ненависть к самому себе. Я дал трещину, не смог устоять после длительного воздержания, что опьянило мой разум тогда. Однако это для меня не является сейчас оправданием. Хоть и после того вечера Дариус снял злополучное кольцо, я до сих пор не могу простить свою слабость, и аппетит в любовном плане у меня погас. В ветвистую дверь глухо постучали, но это все же донеслось до моего слуха. Я привстал на локтях, посмотрев на всё ещё закрытую дверь. — Кто? — лишь только этот вопрос я произнес, и дрожащий голос поспешил ответить за глухо замкнутой стеной: — Прислуга, Сир. Я нехотя встал с кровати и открыл ветвистую дверь. После нескольких уроков от Клемента, я, наконец, научился управлять этой заразой. — Чем могу помочь? Юный парнишка зарделся от своей неуверенности, и, не уняв свои алые щеки, скромно опустил свой взгляд в пол, не посмотрев на меня. — Пригласительная весть, Сир. Сын Неба желает, чтобы участвовали на этом празднике. Он хочет видеть ваше лицо. — Отказываюсь, — коротко произнес я в ответ, тем самым сломав на корню все ожидания парнишки. Я не хочу видеть его, слышать его и чувствовать на нем запах ядовитой вишни… — Но, Король выразился, что это ангажемент*, — не утихал парень, подняв, наконец, взгляд на меня. Сбоку от него кто-то кашлянул, прячась за стенкой. И, судя по легкому звуку трещанию кафеля, он был не один. — Хочешь сказать, что я должен как шут выступать там? — Моей ярости не было предела, и будь рядом зеркало, то я смог бы увидеть пылающее костром свое лицо. Я уже хотел завязать дверь перед его курносым носом, но, не успев я это сделать, так парень поклонился, став заколупкой между массивными створками двери. И если я тут же захлопнул дверь, то парню откусило бы голову. — Пожалуйста, — попросил парень, шатнув хмельной головой, от чего пшеничная копна волос подпрыгнула. — Мне строго велели вас привести. Я недовольно зажевал нижнюю губу, и желваки на моем лице заплясали с новой силой. С одной стороны я не хотел идти на пир и мозолить глаза Дариусу, а с другой — у парнишки уже кулачки дрожат, и не трудно представить, какое наказание его ждёт. Милосердно вздохнув, я всё-таки нехотя выдавил из себя это «Хорошо», и не успел я произнести его полностью, как из-за спины парнишки шустро выбежало трио, состоящее из прислуги. Шустрые лапки стали пробегать по моей спине, прикладывая тот или иной костюм, визуально примеривая на мне и выбирая, какой подходит лучше. От такой скорости я ошалел и недоуменно разводил руками, пока шустрые руки прислуги гуляли по моей фигуре. — Стоит сначала принять ванну, — произнес один из троих. — Я только что её принимал… — Айа, нагрей воду, — пропустив мои слова мимо своих ушей, произнес старший из прислуги. Скрипнув зубами, я терпеливо разделся идя в ванную комнату. Золотой ошейник Дариус с меня так и не снял, что пришлось вновь скидывать наглые ручонки прислуги, пытавшиеся его расстегнуть. Недовольно хмыкнув, тот самый Айа обиженно стал выполнять старое поручение о нагреве воды. Взяв два специально подготовленных кувшина, он стал терпеливо переливать из них воду в ванну, а я, в свою очередь, терпеливо ждал, стоя босыми ногами на холодном кафеле. И скрежетание зубами теперь было не от злости, а заразой доносилось от скованных холодом ног. Я поторопил этого нерасторопыша, чтобы он быстрее закончил своё дело, но тот в ответ только задрал нос выше крыши. Из-за этого возникли смутные мысли, что у Деяна есть двойник — такой же наглый. От пара глаза стали слезиться, и голова стала кружиться. Ванная комната становилась душной, и, не долго думая, я решил проверить воду. Мокрый жар обжег пальцы, и я скомандовал: — Разбавь холодной водой. И дверь открой — выветри пар, а то дышать нечем. Один из прислуги стал выполнять указания живее, чем Айа, и я мысленно его за это похвалил. Мне надоело стоять голышом и мозолить глаза этой троице. Но парень, стоявший все это время за стеной ванной комнаты, который и был главным посланником вести, нерешительно встал возле складной ширмы и облокотился об малахитовую стену. Голубой взгляд его как-то освободился от робости и, без зазрения совести и скромности, теперь таранил мою голую фигуру. Я недовольно ухмыльнулся и залез в ванну, расплескав немного горячую воду. К кипятку мои ноги быстро привыкли, но, уже приседая к воде, я зашипел, когда жар стрельнул по яйцам. Айа в уголку захихикал, и старший прислуга поспешил дать ему по затылку. Правильно сделал. — Как тебя зовут? — уже привыкнув к горячей воде и пару, кинул я за спину тому парнише. Даже не оборачиваясь я чувствовал его колкий взгляд у себя на затылке. — Кеель Заазаль. От услышанного я чуть ли не поперхнулся горячим паром. Он носит фамилию Клемента. Но я не стал дальше переспрашивать его. Пока меня намыливала прислуга, продраивала каждый сантиметр моего тела, я всё продолжал думать об этом. У Клемента есть родственник? Но как? Он евнух и бывший раб — он не может иметь детей и давно потерял связь со своей семьёй. Он сам мне рассказывал о своём горьком пережитом, упомянув и о том, что он единственный из умершего рода Заазалес. От таких мыслей ком разрастается в горле, и, чтобы разбавить его, я выплеснул этот вопрос, чтобы не терзать себе голову: — Ты близкий к Клементу? — Да, Сир, — поспешил с ответом паренек. Его соболиные брови, несмотря на столь юное и растерянное лицо, которое еще не успело убрать с себя детские юношеские черты, помрачнели и стали более серьезней возвышаться над карими и колючими, но добрыми с виду глазами. Да, определенно общая черта с Клементом всё же есть. Но это не давала четкого ответа. — Брат, племянник? — не унимался я в догадках, терзнув мимолетным взглядом его лицо. — Его единственный сын. В этот раз мои глаза устремились на него уже не мимолетным взглядом, а скорее вонзились в него жестоко и резко, как копьё в бедную антилопу. Да, сравнение было это уместно, ведь парнишка от такого броска был ошеломлен и казался загнанным в угол. — Приемный? — Нет же, плод сферы, — растерянно, но серьёзно проговорил Кеель. Троица была занята делом, но все же продолжала греть уши, особенно Айа. Я задумчиво замолчал, решив, что лучше наедине с Кеель или с Клементом поговорить на эту тему. Но смутное, такое знакомое, но в то же время далекое слово прозвучало в его словах, что я мысленно запнулся и прогладил рукой волосы, что мокрой паутиной упали мне на лоб. «Плод сферы» — это ли не то, о чем мне обещала поведать Агна ещё на свадьбе Теу? Собиралась, но не смогла до сих пор, и мне приходилось добывать информацию своими руками. Точнее, можно было и самому понять, что из себя представляет эта самая сфера. Но нужно было уточнить некоторые нюансы. Не всё мне рассказывал о-дедушка, далеко не всё о старом мире, где ещё не успела повластвовать столетняя война. Как я и говорил, некоторые части замка были для меня закрыты, а некоторые были свободны для моих прогулок. Благо, библиотека не входила в этот счёт, и я часто наведывался туда, прихватывая книги для воспитательных работ и для утоления своего интереса. И достал интересную информацию и о сфере, и о силе души. Про последнюю я слышал не часто, поэтому с интересом пожирал взглядом листы книги, стараясь не пропустить ни единой строчки, которая могла нести ценную информацию. Я был настолько голоден, что прочёл книгу за один вечер и после стал переваривать всё прочитанное. В книге приводились факты и описывались эксперименты, но, к сожалению, эта книга была альманахом и только четверть страниц книги относились к нужной теме, но я всё равно осилил её всю. И это было весьма полезно, ведь книжка открыла мне глаза и ответила на много вопросов, ответы на которые я не знал на протяжении всей своей жизни. Например, та самая сила духа, исходя из легенд, была дана людям — именно людям! — в качестве дара от бога загробного мира Клео. Почему бог смерти так расщедрился — не сказано, но говорится, что Клио принёс дары демонам, людям и оркам — триаде, которая правит Востоком. Демонам дал долгую жизнь, выносливость, способность жить в любых условиях и приспосабливаться к этим самым условиям довольно в короткие сроки; оркам — физическую силу и мощь, также и выносливость, хладнокровность. Людям, будучим вообще далекими от магии и не приспособленным к суровой силе, он дал силу духа — способность погружать свою душу в прошлое, будущее и настоящее через сны. Но и то эта сила проявляется, как солнечное затмение, — очень редко. И не всем подвластна… Были случаи, когда человек не мог проснуться, и его тело умирало от истощения. «Так себе подарок!» — буркнул грубо, но только в своих мыслях. Я в тот момент был при смерти, и шанс, что я отправлюсь в преисподнюю Клио был очень велик. Но, наверное, у Бога Тьмы есть особые планы, в которые моя смерть не входит. Хотя, я в то время, как попался в руки Дариуса, только и мечтал посетить его обитель. В военном деле, люди с таким даром и возможностью его контролировать очень ценились, как шпионы, ведь их способности позволяли воочию следить за врагом, и даже если и попадали они в плен, то они не теряли свою ценность и у вражины, если «сильные духом», конечно, были готовы выполнять их приказы. Безусловно, эта ценная и очень редкая способность не единственное, чем может похвастаться мой народ. В отличие от многих рас, люди имеют мощную сообразительность и не часто налегают на религию, а на точные науки — да, и ещё как. Нашей изобретательности могут посоперничать только эльфы, однако те миролюбивы, эгоистичны и, тем более, являются поклонниками Бога Природы — Терра, и посвящают все свои силы его прихотям. Им совершенно не до войны и помощи другим, и поэтому-то они не входят в Великую Триаду. Хотя смысл триады — это союз, но эта тройка единственные, кто устраивал вражду и втягивала при этом другие народы. В основном вражду развеивают демоны и орки, люди же в этом плане жертвы обстоятельств. Нам приходилось защищать свой дом. Но в итоге стали союзничать с демонами, когда Дариус свергнул отца и развязал войну уже с бывшими союзниками — орками. Путаница в межполитических рознях — то ещё «наслаждение». Однако же, что касается моей недавней способности… Когда я был пленником гарема, без возможности посетить королевскую библиотеку, я просил Клемента раздобыть нужные книги об этом даре. Но он не смог этого сделать, и эта новость о сыне даёт пищу для размышлений, и не столь эти размышления благонравны… Сразу всплывает вопрос: «А друг ли ты мне?».***
Когда солнечный свет уже окончательно стих за пределами хрустального купола, меня встретил сладкий запах сытьи и хмельной медовухи. Веселое подмигивание светлячков усеивало воздух вокруг меня, и я издали наблюдал за вечерним фуршетом. Широкие столы, застеленные белоснежными скатертями, стояли протяженным рядом, напоминая мраморную колонну старого театра. Ледяные высоченные статуи в виде слонов холодили воздух, но даже они не могли остудить хмельные головы поддатых гостей. Сколько бы бочонков рядом с белоснежными столами не стояло — все успевали опустошить, и, — судя по шумихе и похабным песенкам, — бочонков с хмельным было много, и прислужники не успевали бегать за другими. «Да, в сравнении с этим праздником жизни, свадьба Теу кажется мне поминками, — подумал я, выходя на общий свет пирования, захватив в руку бакал с вином. — А хоронили его девственность и любовь к женскому полу…» Я сделал щедрый глоток, отпив от содержимого бокала, и только потом понял, что в нем не вино, а что-то очень крепкое. Для здешних стариков-пьянчуг, которые здесь напивают песни, подобно мартовским котам, данная микстура на один зуб. Но у меня-то пошатнулись слегка коленки, и взгляд дернулся, словно от удара молнии. — Дрянь, конечно, жесткая, — произнёс я, не боясь, что в данной шумихе меня кто-нибудь услышит, — но чертовски вкусная! Сделав ещё глоток, поставил полупустой бокал на кромку стола, но не успел я от него отойти, как меня под запястье схватила широкая рука. Я прошёлся взглядом по волосатой ладони и наткнулся на чёрную кучерявую бороду. Это был гном. Не просто гном, а огромный гном! Он был коренастый и широкий, с виду сильный и поддатый хмелем. Его нос-картошка уже успел налиться и покраснел до фонаря, а стеклянные карие глаза смотрели сквозь меня. — Как расточительно разбрасываться недопитыми бокалами, — проговорил он пьяным голосом. Его усы уже давно слиплись от пива. Я из-за этого усмехнулся и ответил: — Для кого расточительное, а для кого умеренное употребление хмельного. Он загоготал и кинул меня на близстоящий стул. Именно, что «кинул», ибо силища у этого гнома с перебитой бровью — хоть лопатой греби. По его шрамированному виду было ясно, что он из вояк. — Ух какой! — хрипнул тот в ответ. — Праздник на то и праздник, чтобы надраться до поросячьего визга. Он взял широкой ладонью кувшин, которой в ней терялся и казался кукольным, и налил мне медовуху, смешивая всё с той же недопитым напитком. Я пытался сказать ему «хватит», но сквозь пьяные беруши он меня не слышал и продолжал тараторить о всякой ерунде. Сложив руки по подлокотникам стула, я всё же смирился и стал смотреть, как щедро течёт медовуха в мой бокал. — Будь ты воякой, то после каждого сражения упивался бы в хлам! — продолжал греметь гном. — Где мои младые сорок восемь лет? — Там же, где и пропитые бочонки вина, — усмехнулся я в до краев налитый бокал и отпил. Жуть, опять искры в глазах. Даже слабая медовуха не смогла разбавить крепкость этого напитка, и сейчас всё смешалось в ядрёный вкус. — Ха-ха! Хотел бы я их вернуть! — Младые годы? — Не-е, бочонки вина! Сейчас они бы так пригодились… Я усмехнулся с него, но потом с ужасом вытаращил глаза на этого бородатого гнома, когда он, — залпом! — осушил полный кувшин. Пока я смотрел на это, мой бокал опрокинулся и пролил всё своё содержимое на траву. Лучше так, чем упиваться до гномиков. — Хэ, Руслат, ну ты чертяга-а... — пьяно прозвучало за другим концом стола. — Опять нажираешься!.. Я решил оставить гнома, пока тот с пьяну не стал буянить. И быстро соскочил. Мне не хватало того, чтобы меня ещё прихлопнули за неласковое словцо. Отойдя только от стола с пьяным гномом, я тут же увидел его… Если стол был длинной колонной, то Дариус был капителью — головой, что возвышается над всем, ведь он сидел в самом начале, наблюдая за всей этой шумихой. На его коленях сидел его младший сын — Лео, и наговаривал ему что-то на ушко. Не успел я проследить за жестами мальчишки, так Дариус сразу поднял на меня янтарный взгляд. Я вздрогнул и остановился, но по-прежнему сжимал кулаки. Не долго мешкая, направился походным шагом к нему, и, увидев меня испуганным взглядом, мальчишка спрыгнул с колен Дариуса и побежал прочь. Демон хлопнул по ещё тёплым коленям и посмотрел в след сверкающим пяткам Лео. — Как это понимать? — оторвал я демона от разглядывания остывшего следа Лео. — Не думал, что ты придёшь, детомучитель, — пропустив мои слова мимо своих ушей, встал Дариус с нагретого места и продолжил: — Одна птичка мне напела, что кто-то поднимает руку на детей… на моих детей. Я только фыркнул и без страха заглянул в его огненно-янтарные глаза. — «Кто-то» всего-навсего выполнял свою работу, раз кто-то другой возложил ответственность на его плечи. Мы стояли рядом с длинной колонной и постепенно повышали тон друг на друга, и это стало привлекать внимание остальных гостей. Авит, стоявший недалеко, пристально наблюдал за нами, но не столь переживал по этому поводу и кивнул Дариусу в сторону лабиринта, намекая на то, чтобы мы не портили аппетит окружающим и не стали живым представлением. Я прекрасно помню тот лабиринт, то дерево с раскидистой шляпой, прикрывающая голову лабиринта вторым куполом. Помню, как больно было чувствовать сжимающееся кольцо на члене, и как приятно было улавливать его горячие губы на нём… И оказавшись опять напротив этого дуба, воспоминания с новой силой промелькнули в моей голове. Да ещё и слегка одурманенное сознание подкидывало дровишек. — Я признаю... — вздохнул Дариус, — я плохой отец, но хороший правитель. Как я люблю говорить: «без зазрения скромности». Но он прав, а я с ним согласен. Было тяжело признавать результаты, когда Дариус занял место отца. Мир переменился с того момента: столетняя война перетекла в русло мелких политических склок, рабство перестало существовать на территории Великой Восточной Триады и бедность не столь бросается теперь в глаза. — Поэтому-то у меня всего пять детей, — не дожидаясь моего ответа, проговорил он и снял платок со своего лица. — У короля должно быть много детей, но я прекрасно понимаю, что уследить за ними я буду не в силах. Наплодить, а потом учиться запоминать имена каждого? — нет, не хочу. Я желаю видеть шаги своих детей, запомнить достижение каждого… — Разнести поварню и распугать кухарок — прекрасное достижение! — перебил я его. — Ты такое хочешь видеть? Хочешь наблюдать за тем, как твои дети превращаются в разбалованных балдеев? Его глаза потемнели, а чёрные брови насупились. И он произнёс: — В таких, как ты? Хотелось сказать «нет», но я ответил, соглашаясь с ним: — Да, таких, как я! Я не хотел это признавать, но я это признал. Моя жизнь далеко не сахар: я гулял, спал со всеми омегами и женщинами, доводил некоторых до слез, думал постоянно о себе и пытался тем самым отомстить отцу за наплевательское отношение ко мне. Я не хочу видеть себя со стороны, не хочу видеть себя в тех юных мальчишках; я не хочу, чтобы они примерили на себе мою шкуру, а потом расплачивались за свои грехи, за свою глупость. Агна не встала на такую тропу, хотя она всячески капризничала, желая привлечь внимание не нянек, а Дариуса. Но всё равно она хорошая девочка и никогда не причинит вред никому. Мальчиковый характер же переубедить весьма сложно, будь то омега или альфа. Дариус приблизился ко мне уперев руки в кору дуба, замкнув меня между собой и деревом. Он нагнулся к моему уху и хрипло прошептал: — «Он не сделает с ними ничего, что не сделал бы с собой», — проговорил он смутно знакомые слова. — Это процитировала тебя Вирта, когда она жаловалась мне… Я заскрипел зубами. Хотел уже откинуть его руку и уйти, но он мигом поставил меня на место и заставил посмотреть в свои горящие глаза снова. — Не хочешь ли исполнить своё обещание? — проговорил он мне прямо в лицо, что даже его горячее дыхание прошлось по моей коже. Но от него все равно исходил аромат кровавой вишни, что злило меня ещё сильнее. Он отпустил руки, освободив меня тем самым от замка, но я, почему-то, стоял как вкопанный. Напоминание о клятве, наверное, вывело из меня весь смелый дух. — Развернись. Я не до конца понял смысл его слов, но мои мысли развеяла грубая хватка демона. Он развернул меня сам, уткнув лицом в колючую кору дуба. Руки его схватились за кожаный пояс моего кафтана и стали расстёгивать его. В ответ я начал упираться его шквалистым рукам, что даже глухое рычание за спиной не остановило моё сопротивление. Пристроившись ко мне ещё плотнее, он стал надавливать на меня всем своим телом и выдернул пояс из моих рук. И, получив нужное, Дариус отшатнулся от меня и стал рассматривать кожаный пояс. Кафтан на моей груди разошёлся, открыв мою кожу и второй пояс широких штанов, заправленных в невысокие сапоги. Я из-за спины наблюдал за тем, как он проверяет ремень на прочность, размахивая им и рассекая воздух с гулким звуком. — Что ты делаешь? — Я продолжал наблюдать за ним, но никак не мог понять его намерения. Ответа не последовало, лишь только звук рассеченного воздуха раздражал слух. Но тут же в лоб прозвучало властно: — Спусти штаны и повернись ко мне опять спиной. Я вытаращил на него глаза, снова со скрипом сжимая кулаки. Кафтан на мне разъехался теперь очень сильно, и я чуть ли не спотыкнулся об его подол, когда сделал шаг навстречу демону. — Зачем это всё? — прорычал я, что даже вены на лбу напряглись от злости. — Ты отдал меня в гувернёры, а на твоей одежде уже приелись чужие запахи — не значит ли это, что я тебе уже не нужен? Вот теперь играй с ними, а меня оставь в покое! На повышенных тонах, я даже не заметил, как Дариус схватился руками в мой кафтан. Как он смотрел пристально на меня, и как при этом его глаза чернели от расширенного зрачка. Но я только прыскал ядом, не боясь его. Старый страх куда-то испарился, осталась только ненависть. — Ты ли ревнуешь так? — Он сдерживал злость, но всё равно она процеживалась сквозь сжатые клыки. — Будь моя воля, я бы отпустил тебя на все четыре стороны, — прошипел я, жестикулируя руками и показывая правильное направление. — Ещё разрешил бы и наискось ходить: хоть боком, хоть вскоком. Но проблема в том, что я тебя при первой встрече готов был отпустить, а ты меня — нет… — Ты забыл по какой причине ты здесь? — Его руки сильнее сжали плотные края кафтана, что на воротнике я услышал треск ткани и боль собственной шеи. — Да тебе на Даяна было всё равно! Готов поспорить, что это очередное привлечение внимания с его стороны: сначала хотел привлечь Асура, а потом и тебя. Но тебе плевать и на него! Я догадывался, что за Деяном стоит колючее прошлое, так как не мог найти оправдание его ежливости и стервозности. Но руки, что подняли меня и вмазали лопатками в кору дуба, заставили подавиться вышесказанным. — Плевать? Привлечение внимания? Что ты несёшь? — зло говорил Дариус. На его щеках давно появились желваки, но этот оскал приносил что-то свежее к его свирепому виду. Я впервые видел его таким, и наша первая ночь, когда он был тогда в гневе, не раскрыла этот дикий лик в его лице. — Ты хоть знаешь, что делал с ним Асур? Знаешь? А я тебе расскажу, что, после такого, омег не берут в мужья, ведь их до конца жизни будут считать испорченными. — И ты поэтому выдал его замуж насильно первому встречному, который бы не стал себя обременять прошлым Деяна? Да тебе плевать было просто. Я тогда подвернулся только под руку и помог тебе сохранить гарем. Вот теперь заводись с ним, а меня отпусти и… — Я тебя люблю. Он перебил меня, умерив рычание в своём голосе и дыхании. Его руки опустили края ткани кафтана и переместились плавно на мои плечи, сжимая и гладя. Жесты Дариуса стали бережнее, но я, шокированный, опустил глаза ему на кусок оголенной груди, не осмелившись поднять взгляд и посмотреть в ответ на его лицо. Но он, так и не дождавшись, уткнулся в мои волосы и произнёс: — Я люблю тебя, невзирая на то, какие слова льются из твоих уст. Я хочу поставить на тебе третью метку… «Это такая издевка? Способ снова меня унизить и заставить мучаться?» — только эти слова гремели в моей голове. Он признаётся в любви, будучи пропитанный чужим запахом, запахом вампира… Нет, я и раньше ловил на нём чужие запахи, ощущал их, но не столь раздражался этому. Скорее, от этого ощущалась какая-то легкость от надежды, что с ним делить постель я буду не скоро. Однако сейчас, когда он так откровенно врёт мне, это выглядит настолько отвратительно, что внутри меня даже кровь забурлила от ненависти к нему. — Я не хочу с тобой даже одним воздухом дышать!.. — выдавил я из себя, но трусливо опустил голову, пока его руки сжимали мои плечи. — Я не хочу идти с тобой по бок, впереди ли, сзади ли… Я не хочу видеть тебя вовсе! Он надеялся услышать от меня согласие, увидеть робость, зардевшие щеки и искрящиеся глаза, которые немо промолвили бы «конечно»? Нет, сколько можно унижать меня? Сколько ещё втаптывать меня в грязь? Ему не хватило того, что я оказался под ним в постели? — Не-на-ви-жу! — прочесал я по слогам, осмелившись посмотреть ему в глаза, которые горели гневом и только им. Он зарычал поднимая кулак для удара, и я зажмурил веки, готовясь принять. Но он с треском, с таким сильным гулким ударом, вонзил кулак в долях от моего лица, прямо в кору дуба, которая жалостливо затрещала. — Иди! — прорычал Дариус. — Но если ты придёшь снова, то я никогда тебя не отпущу. Я выбежал из-под тисков и побежал к коридору лабиринта, который вёл к шуму фуршета. И я в метре от него остановился, оглянулся назад и произнёс: — Не переживай. Ты меня никогда не увидишь и не услышишь. Наверное, из-за того, что он поверил моим словам и испугался сказанного, он пошёл быстрым шагом за мной. И я не томясь и не стесняясь оголенного живота, выбежал на общий свет пирования. В нас сразу же вонзилось несколько пар заинтересованных глаз, но я не стеснялся и был опьянён только своим гневом. Когда Дариус всё же нагнал меня, схватив за руку и развернув к себе лицом, он зло впился в мои губы, накормив зрелищем все те глаза, что уставились на нас. — Батюшки мои родные! Выпьем за любовь! — прогоготал пьяно тот самый гном, и поднял кубок с вином над своей головой, пролив на неё половину алого. Я оттолкнул его в грудь, развязав этот поцелуй, и каким-то пьяным кулаком вмазал ему по скуле, но силы удара хватило, чтобы Дариус слегка пошатнулся. И, воспользовавшись моментом, я побежал прочь, что за спиной отдаленно прозвучало поддатым голосом: — А… Выпьем за удар правой и за любовь!