У нас два обличия

Целый день я провёл с отцом и младшим братом. Старшего отца вместе с братьями-близнецами в семейном поместье не было. Как говорил Габриэль, они уехали в соседний город, чтобы договориться о сватовстве. Отец не унимался. Когда Дариус отказался от свадьбы с Габриэлем, то мало кто осмелился взять его в супруги. И старший отец не опускал руки выдать его хоть за кого-то, кто обладает хоть каким-то чином и деньгами. Я думал, что он после моего заточения поменяет мнение насчёт этого, но придётся ждать его возвращения, чтобы лично спросить. — Всё так изменилось, — ностальгически и вполголоса произнёс я, задирая голову на высокую люстру, которую в своей старой жизни и не замечал вовсе. Младший отец сидел со мной на широкой козетке, напротив незажженного камина. Был уже ранний вечер, и окна были наполовину зашторены, из-за чего в гостиной был прозрачный сумрак. Отец продолжал тянуться ко мне, уткнулся носом в грудь и вдыхая мой запах, словно боясь, что я бесследно растворюсь в воздухе. Мне оставалось шёпотом сказать ему на ушко, что я никуда не уйду, и только тогда он успокоился. — Прислуги стало меньше, — заметил я. Габриэль, сидящий на мохнатом ковре под камином, соглашаясь со мной, кивнул. Но я заметил и то, что манера одеваться у него изменилась: свой яркий повседневный наряд он сменил на строгий коричневый костюм, который закрывал бледную кожу Габриэля. — После того, как ты пропал, отец сократил количество прислуги, так как средств на их содержание у нас не было. Часть служащих сейчас сопровождает отца и братьев в городе Краалесте, а оставшаяся малая часть находится здесь. Я внимательно слушал брата, переваривая каждое слово, уроненное им. После моего исчезновения, семья переживала трудные моменты не только душевные, но и финансовые. Как только король отказался от помолвки с Габриэлем, то статус и престиж семьи упал, захватив с собой и главный достаток. И я прекрасно понимал, что эта вина лежит на моих плечах. — Где же ты был? — произнёс отец дрожащим голосом. Он не поднимая взгляд на меня, и я понадеялся на то, что и не поднимет. Я чувствовал себя недостойным смотреть ему в глаза. Отец только неумолимо и трепетно поглаживал мои руки, внимательно вглядываясь только в них. — Не похоже на руки заключённого, — произнёс отец таким же тихим голосом, словно разговаривал сам с собой. Потом добавил для меня: — Что с тобой было? Куда ты пропал и почему? Его голос прорезался, и в каждом поставленном вопросе читалась горечь и обида. Нервно сглотнув ком нерешительности, я посмотрел на отца. Не хотел врать, но вынуждают обстоятельства. — Я провинился перед королем. — Чем? — вскрикнул папа. Его взгляд насупился и заострился, смотря на меня. Я балансировал между правдой и ложью, но, смотря на переживающего отца, стрелка моего компаса указала на правду. — Я оскорбил его младшего брата, но это была лишь малая причина того, из-за чего он отказался от свадьбы. Я не старался себя оправдать, а говорил так, как оно было, слегка утаивая некоторые моменты. — Так в чем была причина? — в голосе отца отдавалась горечь ещё сильнее, чем прежде. — Когда тебя забрали, я не мог успокоиться и вечно донимал служивых охранников и прислугу, но ничего они мне не сказали. Я простоял с Габриэлем и Константином в ожидании стольких часов, пока нам не сказали, что ты осуждён и нет никакой речи о свадьбе с Габриэлем — с братом осуждённого. Отец в очередной раз за день заплакал. Не знаю, сколько он плакал эти полтора года моего отсутствия, но эти слёзы лишь капля в море. Я поджал губы, чувствуя свою вину перед ним. — По демонским традициям, — начал я, перебив всхлипы отца, — после свадьбы, король распускает весь свой гарем и становится верным только своему избраннику. Он не хотел расставаться с гаремом и быть обязанным нам. Специально интонацией подчеркнул слово «нам». Ведь на это надеялся старший отец, когда доверял свой торговый флот Дариусу, взяв с него слово, что он возьмёт в мужья Габриэля. — Я стал лишь предлогом для аннулирования сделки. Прости меня… Я опустил виновато голову, посмотрев на дрожащие руки отца. — Для меня главное, что ты жив, дурачок, — усмехнулся отец, и слезы на его лице стали выглядеть не столь печально, как до его доброй улыбки. Сейчас казалось, что он плачет от счастья, а не от горечи. Для меня эти слёзы всё равно были горькими, и хотелось поспешить их стереть. Вместо этого я только успокаивал дрожь отцовских рук и поднял одну его ладонь для поцелуя в запястье. Через тонкую шероховатую кожу губ я почувствовал, как сильно бьётся его пульс, как стучит родное сердце. Но его рука не дала мне насладиться этим моментом дольше, чем долю минуты, и она самовольно легла на мою щеку. — Ты так изменился, — произнёс отец осипшим голосом, поглаживая большим пальцем руки шрам над губой, который оставил мне ещё давно — в моей прошлой жизни. — Даже запах твой изменился. Стал немного горьковатым, и волосы так сильно отрасли. В этот момент его рука решила поправить мою непослушную прядь, завернув её за ухо. И меня отдернуло. Я резко словил ладонь отца, отводя её в сторону. Из-за этого папа испугался и посмотрел на меня кроличьим взглядом. — Прости, прости… — опомнившись, пролепетал я, повторно поцеловав папину руку. — Просто, я так устал. Всю ночь был в пути, теперь мерещится всякое. Именно там, где папа хотел пригладить непослушную прядь, были сальные от мази волосы. Именно там стоят две метки Дариуса, чей запах я выводил этой мазью. — Да, мой хороший! Отец запереживал ещё сильнее прежнего, спрыгнул с козетки и повёл меня за руку до моей старой комнаты, словно я сам не смогу до неё добраться. Но было приятно сжимать тёплую руку, ностальгируя и вспоминая прожитые моменты из детства, когда отец водил меня за ручку. Открыв комнату, я не сразу вспомнив её в сумраке. За окном уже отдавала синева утихшего вечера. Но когда я пригляделся, то сразу стал улавливать знакомые черты своей старой комнаты. — Тебе принести что-то? — не переставал отец переживать. — Все хорошо, папа. Я хочу отдохнуть. Спустя долгие прощания и желания о спокойном сне, когда дверь, наконец, закрылась, я, словно стянув себя лживую личину усталости, резко схватился за саднящую метку за ухом. Она стала щипать, и из-за этого я несдержанно зашипел, оскалив клыки. Прав был Теу. Первая метка, в отличие от второй, сошла словно по щелчку пальцев. Запах тогда утих, хоть и оставался уродливый шрам. А сейчас… А сейчас дела обстоят сложнее. Запах Дариуса лез из меня не утихая, разрывая мою кожу. Приходилось увеличить количество мази вдвое и из-за чего волосы пачкались быстрее, но это было всего лишь пол беды. Мой родной запах становился постепенно горьким из-за частого применения чудо-мази. Да и достать её в своих родных краях было куда сложнее, чем в стенах замка, ведь доставлял мне её Клемент. Надо было думать о том, как я достану средства, которые смогут скрыть чужой запах с моего тела, не изуродовав мой собственный. В мою голову никаких идей не лезло, как пойти к ведуньям на старый рынок, но этого я делать совершенно не хотел. Моё возвращение уже навело много шуму в городе, а если меня увидят на старом базаре у бабок ворожей, то кучи слухов облепят мою спину, как в старые времена. Но этого я теперь не желал. Мне нужно самому пустить о себе слух, чтобы эти сказки прекратились и чтобы никто не знал, как жестоко меня унизили. Я мог и дальше терзаться этими размышлениями, пока в комнату без стука зашёл Габриэль, припечатав своей спиной дверь и задумчиво опустив взгляд на ковёр. Он дожидался момента, когда отец уйдёт к себе в спальню. — Что было на самом деле? — только этот вопрос припечатал меня к липкой стене растерянности. — Что было, то и рассказал, Габриэль. — Нет! — отрицательно махнул светлой головой омега, перебив меня. — Ты выглядел так, словно хотел уйти от расспросов. Я решил увести эту тему в дебри, но не получилось скрыть всю правду от любопытных глаз Габриэля. Он всегда был хитрым лисёнком, хоть раньше он и казался глупой куколкой, но теперь я вижу, как он осмелел и поумнел за это время. — То, что Дариус нашёл способ избежать свадьбы, обвинив меня — правда. Я попался ему под руку, хоть моя вина и была. — Что ты сделал? — Переспал с его братом. Но я и не думал, что он его брат, Габриэль! Я уже вспылил, и, чтобы себя успокоить, стал шагать по комнате, повернувшись спиной к брату. Не хотел видеть осуждение в его глазах. — Маркус… — послышалось за спиной. Он хотел меня упрекнуть — я это знаю. Но решил всё-таки спросить о другом: — Тебя держали в тюрьме? — Нет, в одной из хорошо оформленных комнат. — Ты пытался сбежать? — Габриэль всё же обошёл меня и посмотрел в мои глаза. — Да, — честно ответил, не скрывая пульсирующих желваков. Своё поражение не хочется вспоминать даже сейчас. — Была только одна попытка, и мне почти она удалась. Потом на меня повесили сдерживающий ошейник, чтобы я не смог это повторить. Взгляд омеги смотрел на мою грудь, где рубашка слегка разъехалась, открывая вид на старые синяки, которые ещё не зажили после ношения того самого тяжелого ошейника. В этот момент Габриэль не давил меня расспросами, а только смотрел на эти синяки, словно изучая их. Но спустя несколько минут, это затянувшаяся тишина стала давить на меня. Я прекрасно знал, какие мысли сейчас вертятся в голове этого глупого омеги, и решил его переубедить, пока на светлых ресницах не стали выступать слезы. — Габриэль, — нежно произнёс я, положив столь же нежно свои руки на его плечи, — в этом нет твоей вины. Я сам и не понял, как выполнил своё обещание. Виноват во всём лишь я один, и тебе не стоит перетягивать на себя всю ответственность. Чтобы я не говорил, слезы так и потекли с глаз Габриэля. — Но это совсем не оправдывает того, что я виноват перед Ричардом, — сквозь громкие всхлипы проговорил омега. — Если бы я тогда не вспылил и не высказал всё отцу, то он бы не оказался сейчас в тюрьме. Я притянул его к себе, приобнял, из-за чего уже глухие всхлипы стали биться об мою грудь. Тёплое дыхание Габриэля рывками ударяло по коже, грея меня. Почему-то в этот грустный момент я улыбался, но не ехидно, а мягко и ласково. В последний раз, когда мы с ним виделись до моего «ареста», он так же прижимался ко мне и плакал, просил о помощи и брал обещание, что я разорву его помолвку. И, к моему большому удивлению, я так и сделал, хоть и не намерено. Такое чувство, что это обещание контролировало меня на протяжении всего моего пути, как только я вышел на коне за ворота отцовского поместья в то раннее дождливое утро. Судьба за ниточки контролировала меня, играясь со мной, словно с марионеткой. Но до меня только сейчас дошла мысль, что это единственное серьёзное обещание, которое я выполнил за всю свою жизнь, хоть и по жестокой усмешке той самой судьбы. Однако я забыл и то, что выступая за пределы золотых ворот, в то самое утро, в тот самый час, я дал сам себе обещание, что сохраню чувства Габриэля и Ричарда. И это обещание я готов выполнить самостоятельно. — Габриэль, — окликнул тихо, поднимая его заплаканное лицо за точеный подбородок. — Я постараюсь вытащить его из тюрьмы. Сделаю всё возможное. — Хватит стараться для меня и давать обещания. — Он тихо шмыгнул носом и вытер дрожащей рукой застывшие слёзы на своём лице. — Тем более для тебя я ничего не сделал… — Мы же с тобой не на рынке, — усмехнулся я. Но меня потом озарила мысль. Точнее я вспомнил, что у Габриэля с Ричардом были серьёзные отношения и близость, и Габриэль каким-то способом умудрялся скрыть запах альфы на своём теле. — Габриэль, — уже второй раз окликнул его, и во второй раз я схватил его за плечи, но в этот раз резко и неожиданно, от чего омега испуганно подпрыгнул. — Ты же скрывал запах Ричарда на себе. Как ты это делал? Он на короткое время оторопел — это было видно по его застывшим в растерянности глазам. Но потом он взял себя в руки. — Ну, — протянул омега, — я покупал всякие травки по советам бабок на рынке, заваривал их и пил. Через силу заставлял себя это делать, так как дрянь ужасная. — Скрыть запах метки это способно? — этот вопрос вылетел у меня неожиданно, даже для меня самого. Но братец от этого вопроса во второй раз не оторопел, и, на удивление, выдал четкий и быстрый ответ: — Одна бабка говорила, что может, — хлопая наивно глазками, проговорил Габриэль. И, добивая все мои надежды, задал вопрос: — А тебе зачем? Я заскрипел зубами. Сказать «нужно» — каждый дурак сможет. Однако говорить Габриэлю правду о том, что у меня стоит две метки Дариуса — демона, за которого тот должен был выйти замуж, — совершенно не хотелось. Если бы не я, то эти две, а может и три метки, красовались бы на шее Габриэля. Они по праву были обещаны ему. И, переступая в очередной раз через свою гордость, я решил их продемонстрировать. — Пожалуйста, — сквозь сжатые зубы, выговорил я. — Не говори об этом никому. Вспоминая всё то, что произошло со мной тогда, я сильно сжимал челюсть и не хотелось её разжимать. Но я, всё-таки, нашёл в себе силы и развёл отросшие за это время волосы, показывая место двух укусов. В этот момент я, почему-то, яро себя ненавидел. Я показал не просто метки Дариуса, я показывал свою слабость. И было очень унизительно и стыдно это демонстрировать своему младшему брату, который с самого раннего детства видел во мне опору и защиту. Он всегда брал с меня пример, и сейчас я выставил напоказ своё тщедушие. Когда он только увидел укусы, то он сначала не понял и приглядывался к ним. Но когда до него дошло, то его глаза удивлённо распахнулись ещё шире, чем прежде, и зрачки стали напоминать чёрные блюдца. — Мне пришлось заплатить за свою глупость… Омега прикрыл руками свой рот, словно боясь сказать что-то, что могло меня обидеть. Но спустя столько унижений, которые я пережил, на любые слова у меня уже не хватает обиды и гнева. — Это метки, которые должны были быть на тебе. Зачем? Зачем я продолжаю на него давить, говоря это, словно на нем лежит за это ответственность? Это вырвалось из моих уст случайно, но выглядит так, словно я стараюсь повесить на него вину, хотя изначально давал обратное. Я не понимаю, что со мной. — Это сделал с тобой… — он с трудом выговаривал каждое слово. Я промолчал и опустил взгляд на пол, но вскоре поднял его, посмотрев на Габриэля. Он как-то успокоил в себе дрожь и смотрел на меня более или менее трезвым взглядом. — Ты сможешь достать эти травы? Габриэль в этот раз не задавал лишних вопросов, а понимающе кивнул. Если эти травы помогут мне скрыть запах демонских меток, то я смогу свободно ходить по городу и навещу городскую тюрьму, где заточен Ричард. Но для начала, стоит встретиться со старшим отцом, из-за которого тот и оказался в этой самой тюрьме.