У нас два обличия

Я предполагал, что в поместье Марты, доставшееся ей в наследство от умершего мужа, будет не людно. Но зная, какая она зачинщица шумных гулянок, то я и подумать не мог, что настолько шикарный дом в старинном стиле может оказаться пчелиным ульем. Это было своего рода праздником жизни. После долгого погожего заката и наступления ночи, когда небо затянулось иссиня-чёрной пеленой, заливаясь светом звёзд и луны, на нашей грешной земле началось шумное гульбище, которого я еще не видел. Все старые сплетни, что я разгульник и развратник разбились об моё удивленное лицо, когда я увидел наибольший разврат. Незнакомые мне, поначалу, люди из знатных родов, веселились от души, напиваясь и кутя, словно прожигали последний день своей жизни, и словно заранее зная, что после наступления восхода солнца другой жизни нет, а только скучное прибывание в чопорных кругах и манерах светского быта. По-началу, как только я перешагнул порог её дома, то всё протекало мирно и свойственно светским вечерам — по всем канонам интеллигенции: жеманно и монотонно в общении и совершенно неискренне в разговоре, как это было на прошлом вечере, когда Элла подловила меня и своего мужа. Однако сейчас, пройдя определенное время, к моей персоне здесь привыкли и стали веселиться и гоготать во всю. Именно, что гоготать, как стая старых ворон, не стесняясь своего искреннего и режущего смеха. Сравнивая с тем фуршетом, когда я думал, что гогот толпы, насмехающейся над игрой шутов, был высоким гомоном, то я не мог представить, что в этом поместье могут его перекричать всего-то небольшой группой людей, которые распивали шампанское с горла бутылки, и даже дамы и омеги не брезговали этим. На диванчике, уединившись отдельным островком от остальных гостей, я встретил взглядом знакомую пару — Эллу, сидящую на коленях у своего мужа. Они были поглощены друг другом, целуясь и воркуя на глазах у всех, но когда Элла отстранилась от губ мужа и наши взгляды удивленно схлестнулись, то она торопя поманила меня ладонью, предлагая сесть рядом на этот округлый конфидан. У меня не было выбора и желания отказать, так как кроме них я на этом вечере никого не знал. — Добрый вечер, мадам Элла, и... — я посмотрел на её мужа, прервав это скомканное приветствие, так как имени его не знал. Он в ответ встретил меня серьезным и настороженным взглядом, но привстал поприветствовать мою персону, опустив с колен жену. — Альфред. — Он протянул мне руку для приветствия, но на лице не было даже намёка на дружелюбие, а только хладная сдержанность. — Альфред Рукс. Я пожал его руку, пока Элла кидала взгляды то на меня, то на своего серьезного мужа, словно немо смеясь над нами, вспоминая свою вчерашнюю шутку. — Вот и познакомились, — в игривом тоне, прервала она это скупое приветствие. — Здесь можно и без официальности, — усмехнулась она в конце. — Я удивлён, что мое имя было указанно в приглашении от Марты, — с простой улыбкой произнес я, опустив шершавую руку Альфреда. Удивительно, но руки у него были на ощупь, как у рабочего трудяги, а не как у знатного дворянина. — Не вы ли этому поспособствовали? — Брось, Маркус, — она поспешно перешла на «ты», — я это сделала не для тебя, а для Марты. Она усмехнулась, хитро засверкав глазами. Пока не схватила меня за руку и повела куда-то. Спиной я чувствовал ревнивый взгляд Альфреда, который провожал нас. Но Элла не обратила внимания и понеслась вприпрыжку по лестнице на второй этаж, не отпуская мою руку при этом действии, и мне приходилось за ней поспевать. — Марта, смотри, что я принесла, — победно воскликнула Элла, махая моей рукой, которую она так крепко удерживала в тисках, словно боясь, что я убегу. — Попрошу, «кого» и «привела», — в шутку поправил эту кукву, которая и внимания не обратила на это, а только подбежала к Марте и повисла у неё на плечах. Я раньше Марту не видел и не осматривал должным образом, так как на светских вечерах она появлялась только тогда, когда на них шли мои родители, а меня, как всегда, оставляли дома из-за очередной моей любовной шалости, не желая «снова позориться». Но сейчас я понял, что слухи о её красоте не врали, хоть под глазами образовались небольшие и еле заметные морщинки, однако Марту это не портило, а только добавляло к её внешности статности и зрелой привлекательности. С уложенными угольно-чёрными волосами, открывающими аккуратный лоб, она была похожа на дикую кошку. — Элла, ты опять-таки выпила лишнего, — произнесла Марта, убаюкивая мои уши своим бархатным голосом. Не свойственная дамам черта, иметь такой твёрдый, но в то же время женственный голос, который напрямую говорил о её властности и несгибаемом характере. Такая женщина от своего не отступит, и, — видя её в живую, а не представляя лишь картину, собранную из многочисленных слухов о ней, которые были весьма спорны, — я мог удостовериться, что Марту просто так на зуб не возьмёшь. Она меняла любовников как перчатки, и её было трудно зацепить чувствами и клятвами в вечной любви. По сути, она такая же, каким видел я себя два года назад: скупым на чувства и щедрым на комплименты для своих новых пассий, желая только тёплой совместной ночи, но никак не продолжения отношений. — Добрый вечер. Я наклонился чтобы поцеловать руку хозяйки дома. Но на этот жест она только улыбнулась и с легким удивлением изогнула правую бровь. — Извините, Маркус, что не могла встретить вас подобающим образом и лично, но оправдываться не буду, — произнесла она с остро-блестящими глазами, пока Элла гоготала где-то поблизости в разговоре с кем-то разукрашенным, подобно расписной вазе. — Надеюсь, это вас не затронуло за живое? — Я не обидчив, — добавил в ответ, на что Марта кокетно стрельнула глазами, якобы удивленно подняв свои густые бровки. — Давайте спустимся к камину — вечером здесь холодновато, — в конце произнесла она и, не дожидаясь моего ответа, прошла мимо, спускаясь по лестнице. Мне оставалось только проследить за её удаляющейся и обнаженной спиной, не прикрытой тканью платья, и последовать за ней следом, словно завороженный этим неприкрытыми участком женского тела. Да что за место здесь? Я до конца не понимал, что это за собрание фриков, которые не соблюдают правила общения и манер. Хотя меня это несоблюдение не шибко волновало, и было, откровенно говоря, все равно на этикет. Но мне казалось, что я Марту не сильно и заинтересовал. Может был я не в её вкусе или же моя манера речи её смутила, раз она так поспешила ретироваться. — Можете опустить вызубренные манеры поведения, — вдруг напомнила о себе Марта, продолжая спускаться по мраморной лестнице. Она словно читала мои мысли. — В нашем небольшом клубе нет-таки этих правил этикета. Здесь вы можете не утруждать чопорными манерами и не целовать руки дамам, приветствуя их. — Да, я заметил это, — согласился с Мартой, продолжая её преследовать. — Но вашу руку я поцеловал, потому что захотел. Я заметил, как она мимолетно оглянулась на меня, но быстро спрятала эти игривые карие глаза. И когда я снова проследовал за её открытой и красивой спиной, то на лестнице нас нагнала эта шумная парочка: Элла и разукрашенный парень с расстегнутым воротом рубашки. Когда они быстро промчались мимо нас, то по его терпкому запаху, сильно похожему на мой, я понял, что этот парень, с нарисованной мушкой над губой, был альфой. Меня внутри немного передернуло от того, что мужчина, рождённый не со статусом омеги, может пудриться и подкрашивать губы свекольной помадой, словно путана в борделе. Да, в этом плане я был весьма консервативен, благодаря строгому наставлению отца и семьи в целом, которые твердили об одном — альфа должен быть альфой. Я видел и многое повидал в заключении, но даже альфы в гареме Дариуса не разукрашивали себя, хоть и одевались в пестрые одеяния, лишь этим стараясь привязать к себе общее внимание. Да, — что греха таить? — я сам гордостью своей был опущен, и этот позор с себя я смыть уже никак не могу. Остаётся только замаливать прощение перед семьей и отцом, коих я так подвёл. — А вот и мы, а вот и я, а вот и Эллочка моя! — запел манерно этот расписной альфа, спрыгивая с последней ступеньки лестницы. Элла в ответ звонко засмеялась, повиснув на его широких плечах и чуть ли не срывая пуговицы с петель его белой рубашки, делая ещё открытее его лишенную растительности грудь. Удивительно, но Альфред не торопился приревновать свою шумоголовую жену, как когда-то он сделал это по отношению ко мне. Даже сейчас, когда мы мало-мальски познакомились и расставили все точки, отношение и общение с ним были натянуты, как струны на новой и необыгранной скрипке. Когда я спустился вниз в сопровождении Марты, в сумраке гостиной уже царил игровой шабаш, и этот расписной альфа уже успел влиться в толкучку вместе с Эллой. Люди как дети разбегались от альфы со завязанными глазами, который осторожно махал руками, пытаясь со своими неловкими движениями то ли словить кого-то, то ли не врезаться во что-то. Я не стал бегать и даже не проявлял желания играть в «Слепую курицу», но, заметив, как Марта неожиданно спряталась за мной, я почувствовал сильные руки, обхватившие мои плечи. — Оп, поймал тебя, Арти! — победно произнёс знакомый мне голос. Не успел я и возразить, как тёплые губы накрыли мои в поцелуе. Я сначала удивлённо замер, но, придя в себя, оттолкнул этого альфу, сорвав с его глаз платок. Но, рассмотрев его лицо и ощутив родственный запах, я замер. — Маркус? — Эван? Увидев изумленное лицо старшего брата я потерялся в собственных мыслях, когда голоса гостей заглушили пространство салона своим звонким смехом, прерывающимся на частые и довольно резкие хлопки аплодисментов. Но последним ударом ножа в мою грудь стал тот разукрашенный альфа, который подбежал к Эвану, обняв его за опущенные плечи. — Ты обознался! — пропел разукрашенный, утешительно поцеловав брата своими свекольными губами, оставив при этом алый отпечаток на побледневшей щеке. И это Эван — младший из близнецов, мой родной брат и достойный сын моего отца, как казалось мне раньше. Хоть он отличался от строгого Виктора долей непослушания, Эван старался не выделяться и оставил мне роль самого взбалмошного сына в нашей семье. Но сейчас-то я не верил своим глазам и не мог собрать картину целиком, словно мне в глазах двоилось или мерещилось, а в мыслях не было надежды, что я обознался. — Что ты тут делаешь? — в унисон произнесли мы одну фразу. Разукрашенного альфу, повисшего на косой сажени плеч Эвана, наша одновременно прозвучавшая фраза насмешила. — Какое сильное кровное родство, — усмехнулся он. За нашими спинами продолжали кутить люди, напиваясь и звонко смеясь. Им, наверно, уже перестало наблюдать за нами, и они нашли увлечение получше. Вот только этот альфа не торопился отлипать от плеч Эвана, стараясь не замечать его растерянность. — Арти, пройдись, — тихо рыкнул Эван, сбрасывая обидчиво руки этого расписного альфы. Так вот кого он так охотно пытался уловить в игре? На слова Эвана этот самый Арти только поджал силком угловатые губы, из-за чего, не смотря на густой слой пудры, на подбородке виднелись алые крапинки. Он молча ушёл, не возразив и не кинув даже слова, повиновавшись приказу Эвана, пока тот затащил меня за бок широченного серванта, скрывшись от лишних глаз. — Что ты тут делаешь? — грозно зашипел Эван, вдавливая своими руками меня в стенку. По силе мы были схожи, хоть брат и был выше меня. — Выполняю поручение отца о завоевании женских сердец! — отразив манеру брата, прошипел я в ответ. — Удивлён, что ты не в курсе событий, хотя вижу, что ты в их эпицентре. Мы боялись, что наше уединение найдут подозрительным и попытаются подслушать наш разговор, от чего и он, и я стали оборачиваться, провожая взглядом каждого проходящего мимо. — Ты сам тут какими судьбами? И кто этот... — я кивнул в сторону поникшего Артура, который присоединился к веселой Элле и Альфреду. — Я работаю... — растеряно произнёс Эван, подбирая слова. — Да, я вижу! — саркастично перебил я брата, указывая на ещё не остывший алый поцелуй на его щеке. От моего немого замечания брат резко стал вытирать своё лицо от следа накрашенных губ. Сколько лет я знаю Эвана, и столько раз я замечал редкие проявления взбалмошного характера. Он был примером для проявления моих язвительных шуток, помимо Габриэля, и я часто отрабатывал их на нем, зная, какой он отходчивый и старался молниеносно ответить на мои шутливые всплески. Иногда я характером равнялся на него. Сейчас он кажется мне душевно обнаженным и растерянными, и я ощущал его поникшее молчание, которое, почему-то, осадком засело комом в моем горле. — Послушай, не говори отцу... — отпустил Эван. В его словах затерялся тот самый мальчиковый страх, который рождался и в моей душе, когда я только вернулся в родное поместье, предвкушая разговор с отцом. Этот самый страх смешивался ещё и с чувством стыда и безнадежности, ожидая отказ, абдикацию и изгнание из семьи. Я не хотел желать такого родному брату, хоть меня и обошла стороной такая судьба. — Мне он простил... — Стоило мне только заикнуться об этом, так я заметил, как заискрились темно-серые глаза Эвана, заставляя меня замолчать. — Отец простил это тебе, так как знал, в каких обстоятельствах ты пребывал! — перебил меня Эван и тем самым поставив на место мой оптимизм. Я почувствовал одновременно его нервный вздох и сжавшиеся крепкие ладони, удерживающие мои плечи, словно боясь, что я куда-то убегу. Рядом никого не было — все собрались возле камина, что-то шумно обсуждая и перекрикивая с лихвой наш укромный разговор, и брат не боялся поднять голос от шепота до прошлого тихого вскрика. — Мы пытались помочь тебе, — уже тихо и словно про себя проговорил Эван. — Хватались за каждую весточку, но кроме как информации мы ничего не могли достать. Отец пытался подкупить стражников, чтобы они могли вывести тебя, но они были слишком несгибаемы и больше боялись Дариуса, чем мы могли представить. Не секрет, что они потом доложили о нашей попытке подкупа, но он ничего так и не предпринял, кроме как личной аудиенции с отцом. Он затих. Наше минутное молчание перебивали голоса людей, устроившихся в гостиной, и мы просто это время смотрели друг на друга, прямо в глаза. — Виктор знает? — Только этот вопрос я мог выдать, после долгого молчания. — Да, — потомив, ответил Эван, словно нехотя. — Он был недоволен, но, спустя время, принял меня. Я грустно усмехнулся. Это как отчитывать собственное отражение в зеркале. Виктор и Эван хоть и были близнецами, но кардинально отличались друг от друга характерами. Зная строгость и доброту Виктора, то точно мог предположить, что он простит любые ошибки как Эвана, так и мои. — Ты меня осуждаешь? — Мне ли тебя ещё осуждать... — Прекрати, Маркус. Мне и так не везёт в жизни, так я не хочу тебя расстраивать своим выбором. — В том-то и дело, что тебе везёт в жизни, раз у тебя было право выбора, — произнёс я в конце нашего укромного разговора, поставив Эвана в легкую растерянность. Он хотел ответить, но его тут же прервали: — Ма-а-аркусс! — протяжно запела Элла уже в конец пьяным голосом. — Ты же главный гость нашего клуба. Зачем прячешься, слово мышь кухонная? Элла схватила, — уже в который раз, — меня за руку, выдернув из укрытия широченного гостиного серванта, за которым мы так укромно с Эваном беседовали. Не смотря на то, что Элла девушка, на вид хрупкая, несмотря ещё и на то, что она пьяна, как старый дед с шатающейся походкой маятника, она как-то нашла в своём хрупком теле силы, чтобы выдернуть меня из укрытия. Сил ей хватало, но координация её движений подводила, из-за чего по дороге приходилось поправлять и ловить все вещи, в которые та успевала врезаться или зацепить. Ей-богу, она бы могла составить достойную конкуренцию тому здоровому гному-пьянице. — Со старшим братиком нужно было дома говорить, — пьяно возмущалась Элла, но мне на мгновение казалось, что доля трезвости присутствовала в её интонации. — А сейчас удели нам своё время. Все ждут в главном зале... Мы с Эллой проскользнули через слегка раскрытые двери главного зала, где воздух, за время нашего разговора с братом, успел прогреться огнём камина, который через разговоры гостей салона успевал скромно потрескивать, на фоне оживлённого гомона. Но как только нас заметили, и я погрузился в омут всеобщего внимания, питая не только свет и тепло камина, но и заинтересованные и жадные до разговора взгляды. — Наконец-то! — выкрикнул кто-то мягким мужским голосом. — А мы-то думали, что вы, все же, сбежали, господин Маркус, завидев наш неприкрытый стыдом шабаш. Девушка, сидящая на пушистом ковре, вслед за произнесенными словами парня, которого я не мог выделить из группы людей, звонко захихикала и игриво треснули по его плечу, благодаря чему, я смог увидеть этого остряка. Кто бы мог подумать, что рыжеволосый Артур решил сбросить с себя ту застенчивость и покорность, которую проявлял при присутствии Эвана. Но когда старший брат появился в разгоряченном пространстве гостиного зала, то колкий жар серых глаз Артура не потускнел и не понизился даже ни на один градус, продолжая сверкать и испепелять меня то ли предвзятой ненависть, то ли любопытством. — Если честно — удивлён, но не столь сильно, чтобы даваться в бегство, — парировал я, присев на одинокий стул, словно оседлав его и приложив свои руки к его прямой спинке. Думаю, такое здесь не примут за дерзость. — Да, крепкий ты орешек, — произнёс кто-то хрипловатым голосом. — К нам редко приходят новые лица, но до этого они должны пройти проверку. Говорил мужчина с аккуратной пшеничной бородой, сидящий сосредоточенно на гостевом пуфике, который так опасно был приближён к горящему камину. Он не отрывался своим вниманием от огня, не боясь ненароком угореть, и только поддевал угольки кочергой, просовывая её через перила решетки камина. — Ну, раз я здесь, то значит проверку прошёл? — поинтересовался я с усмешкой. — Не совсем! — перебила мою самоуверенность Элла, — Я замолвила за тебя словечко, чтобы... — она пьяно стала загибать пальчики, для подсчёта главных её причин: — во-первых, утолить наш интерес своими рассказами о том, где же ты всё это время пропадал. А во-вторых... всё! Элла пьяно уперлась взглядом в пол, загнув только один палец, что дало мне повод для возмущения: — Всего-то одна причина? — не сдерживая смех, выкрикнул. А как же наш уговор? Гости салона засмеялись, заглушая треск камина. Альфред притянул свою жену к себе на колени, и стал укачивать её, словно маленького ребенка. — Всё-таки придётся на три замка запереть погреб с вином, — сострила Марта, по-хозяйски восседая на широком кресле. — Элла прожужжала мне все уши, подтрунивая пригласить вас к нам, говоря, что вы человек из нашего круга. И кажется мне, что она не столь сильно была права, сколь сейчас пьяна. Но пришлось уступить ребёнку, чтобы ножкой не топал и губки не дул. В ответ я ухмыльнулся на её саркастичное замечание, пропустив мимо ушей шёпот и смешки остальных, которые переглядывались между собой, построив наскоро тихий диалог. Про какого ребёнка она имела в виду: про меня или про Эллу, которая так сильно напилась, что уже успела заснуть на коленях своего мужа. Наверное, все же это было про Эллу, но мне кажется недоверие Марты ко мне вовсе было не шуткой. Поза, поведение и один только её вид показывал Марту строгой хозяйкой в доме и главной фигурой в этом салоне, выделяясь на фоне остальных гостей, которые раскинулись где было душе угодно, хоть на пушистом ковре, пате или на отдаленном маленьком пуфике. Но лишь только Марта одиноко и гордо восседала на кресле, словно на троне, окружив себя своими верными фаворитами. Это напоминало мне льва, царящего в прайде или... Дариуса, всё так же верно господствующего в своём замке с белокаменными колоннами. И стоило мне его вспомнить, стоило только его образу болезненно промелькнуть в моей голове, так сразу в воздухе столь же болезненно прозвучало его имя... — Давайте опустим все это на потом и поговорим о Короле Дариусе? — произнес омега, сидящий на круглом пате и в нетерпении облизывающий губы, словно желая съесть вкусное пирожное, а не животрепещущую новость. От его слов во мне кольнул страх. Я сильно избегал эту тему, боясь то ли вспомнить те события, то ли сказать лишнего, что могло очернить меня в глазах гостей салона и самой Марты. Руки немного вспотели, и я поспешил их спрятать, схватившись за спинку стула, благо это нервное действие мало кто заметил, переключившись на перекрикивающиеся разговоры о Дариусе, стоило только его имени промелькнуть. В основном стали оживленно болтать о нём омеги и женщины, альфы только недовольно закатывали глаза к потолку, беты — терпеливо ждали продолжение темы, пропуская эти восхищенные вздохи о Короле, вопросы о котором стали непрерывно вонзаться мне в уши. — Какой он? — Вы видели его? — Правда ли, что он носит маску, скрывая своё лицо? От всплеска вопросов, перекрикивая друг друга возрастающими тонами и шумом, воздух стал для меня душным, что я слегка растерялся. Удивительно, что он имеет бурный интерес среди омег и дам, хотя и мужчины тоже не упускали возможность задать вопросы, но те быстро терялись, утопая в нетерпеливых вскриках среди слабого пола. — Господа, давайте не будем пугать Маркуса, — произнёс тот самый мужчина с кочергой. — В конце концов, это неприлично так загружать гостя кучей вопросов. — В нашем ли клубе чтить правила приличного поведения, — хохотнул Артур. Он сидел на полу, облокотившись спиной на ноги одной из барышень, сидящих на диванчике. Рыжеволосый Артур вызывал у меня неприязнь, и я ждал от него подлянки, на что намекали его острые до жути глаза, устремлённые на меня с вызовом и юношеской смелостью. Он напоминал того аловолосого вампира с жадным и кусающимся взглядом, который тешался в гареме Дариуса. Сходство было очевидным, помимо схожего типажа и взгляда, так и характер был колок и привередлив. — Так почему же вы пропали, Маркус, — не унимался Артур, несмотря даже на то, что Эван сидел с ним довольно близко. — Разные сплетни распространяются быстрее весенних ветров. И говорят, что вы были то ли пленником в его темнице, то ли любовником его брата, то говорили, что вас вообще отправили на эшафот. Я выдохнул с улыбкой, показывая этим выражением, что эти слухи не настолько уж и правдивы, хотя внутри меня бушевал огонь. Произнёс бы он эти слова два года назад, то я бы вырвал гадкий язык этого рыжеволосого сплетника. И что нашёл в нем Эван? Уж точно он с ним не из-за болтливого языка или всё же... — На то они и сплетни, — прервал я собственные грязные мысли о брате и этом Артуре. — Не имеющие веса правды и достоверности, они то и дело так быстро разлетаются по воздуху, — незамедлительно парировал я в ответ, от чего взгляд Артура растерянно осёкся. — Даже ваш брат не осмеливался говорить о происшедшем с вами. — Мой брат и мне не говорил, что является членом вашего клуба. — Такие у нас правила, — перебила Марта. — Кто вступает в рамки клуба, тот не смеет рассказывать о происходящих здесь событиях, чтобы не нарушать права других членов клуба, и, тем более, не использовать это как оружие, в попытке очернить чью-либо личность, присутствующую здесь. — Вот как, — тихо сказал я, задумчиво почесав подбородок. — То есть, мой рассказ не выйдет за рамки этого салона и не подвергнется осуждению высшего света? Большинство немо закивали головами, а кто-то решился закрепить мои слова, перебив это молчание. — Высшим свет мы не считаем, учитывая тех самодуров с Золотого кварта, — захохотал один полноватый бета, на что я его заразительному смеху вторил, непроизвольно усмехнувшись. — Религию и монархию посылаем к черту. Дамы и омеги здесь свободны от мужского плеча, сильны и изворотливы. Мужчины не строят из себя непобедимых героев, скидывая с себя режим патриархата. Все мы люди, и все мы имеем слабости и желания. И некоторые желания господ здесь я не принимаю, но и не сильно осуждаю. Вот, альфе с альфой лобызаться — зрелище не для моих гетеросексуальный глаз, но я же молчу! — Вот дальше бы и молчал! — выкрикнул Артур. — На лобызание женщин и омег ты смотришь совсем иначе, Арчер! Началась небольшая словесная возня в мелкой перепалке Артура и того самого Арчера, невзирая на промежуточные хохотки остальных людей, наблюдающих, кажется, не первой их пылкой и, вместе с тем, детской ссорой. Но среди их бранных голосов, воскликнул только один хриплый, хоть и не заставляющий эту перебранку прекратить, но всё же утихомиривший не только этих двух, но и заставив остальных поубавить свои голоса: — Вот такой у нас клуб безбожников, анархистов, мужелюбов, алкоголиков и взбалмошных крикунов! — усмехнулся в конце мужчина, тот самый с аккуратной светлой, словно седой бородой, все так же не упускающий из рук кочергу. Артур хотел и ему возразить, но все же подостыл, завидев, что тот хочет продолжить вещать, и рыжеволосый не решился его перебить. — Так что же с вами случилось на протяжении этих долгих двух лет, заставив вас спрятаться от всего честного света? Завидев послушание остальных, я тоже серьезно направил свой взгляд на него, словно дожидаясь команды или вопроса. Мужчина вырисовывался не только очередным слушателем моих рассказов, но и важной фигурой среди всех гостей салона Марты. Да и сама она кидала на него масляный взгляд, как казалось мне, пропитанный верностью и мягкостью, отражающиеся в блеске её глаз. Похоже, как-никак, этот мужчина мой верный конкурент в битве за сердце Марты. Стоит узнать его имя. Отвыкнув от выдумывания умных и заковыристых ответов, которые могут показать меня человеком высшего сословия, мне стоит лучше опустить эту манеру и рассказать простым языком, но, как следует, сгладив перед этим все углы той истории, которая со мной приключалась. — Я имел глупость познакомиться с младшим братом Короля, с которым наши отношения не наладились. — начал я, и на меня внимательно устремились голодные взгляды, внемлющие каждому моему слову. — В моменте нашей с ним ссоры, я оскорбил его. Он доложил об этом Королю, и это стало поводом для отказа от женитьбы на Габриэле. Все из-за того, что после свадьбы Король становится верным только своему избраннику и ставит заключительные три метки, становясь истинной парой. Он просто не хотел обременять себя нелюбовью к Габриэлю и расставаться со своим гаремом. Я закончил вещать, и повисла короткая тишина, словно слушатели переваривают всё вышесказанное мной. — Не казалось ли вам, что это было всё спланированным ходом Короля, чтобы избежать свадьбы? — спросил мужчина, тот самый фаворит Марты. Издалека я не мог предположить точно, к какому вторичному полу он принадлежит, но кажется, что всё же он альфа. — Обстоятельства протекали так, что я и подумать об этом не мог. Король воспользовался удачным моментом, хоть потом и наказал в последствии своего младшего брата — зачинщика всей этой истории. Хотя, — тихо протянул, с заминкой после, — я тоже был не меньше виноват. Меня условно держали не в темнице, а стенах замка. Я был ограничен в пространстве, но не был так сдержан как заключённый. Пытался сбежать, но эта затея провалилась, несмотря на почти удавшуюся попытку. Я не знал, что с моей семьей — все письма ко мне не доходили, и вскоре я обзавёлся там влиятельным знакомым, который помог отправить одно письмо. Он дико рисковал. Мужчина, дождавшись, когда я закончу говорить, нахмурился, а после совсем задумчиво погладил свою белокурую бороду, уперевшись локтем в своё колено. Он не решался задать новый вопрос, наверное, заметив моё понурое настроение, после признания своей вины под тяжестью этих воспоминаний. Но нарушить после словесную тишину вызвался только Артур. — Кстати о гареме, — с ухмылкой протиснул Артур, и за его спиной прозвучали ироничные смешки. — Говорят, что в цветнике Короля и альфы есть. — Боги! — страдальчески и молитвенно протянул Арчер, который незадолго отвергал религию и монархию. — Гаргон, только ты можешь на него повлиять. — Горбатого могила исправит, — произнёс, кажется, и есть тот самый Гаргон — мужчина с белобрысой бородой и серьезным взглядом, который незадолго вёл со мной беседу. И тут я вспомнил. Он и есть начальник той тюрьмы и двоюродный брат Марты. Он заведует той тюрьмой, в которой сейчас гниёт Ричард из-за лживого обвинения моего отца. У меня нервно всколыхнулись пальцы от такой удачи, что я сжал свою ладонь в кулак. Пока я сосредотачивался на идее разговора с Гаргоном о освобождении Ричарда, то на заднем плане всё мелькал не унимающийся голос Артура, трепещущий опять о Короле и демонских традициях, что капало не только мне на нервы. Я краем глаза заметил ходящие судорогами желваки на лице Эвана. Кажется, ему натерпелось придушить этого рыжеволосого выскочку, и в этом я был с ним солидарен. — Я заметил, что альфолюбство у демонов воспринимается не так остро, как у людей, — продолжал вещать Артур, и мне кажется, что его голос звучал не так противно. — Даже не смотря на то, что мы являемся одной из их колоний с правом сохранения своего монархического режима, имея своего Короля, хоть тот и подвластен давлению Короля демонов. Может всё из-за нашего религиозного и монархического режима? Артур сейчас не походил на ядовитую гадюку, так как общался не со мной о со всеми членами клуба, собравшихся в вечернем зале гостиной. Он говорил со всеми, кажется, на свою больную тему, и не торопился бросать на меня свой колючий взгляд. Когда он вёл разговор только со мной, то в его глазах мне мерещилась колкая игривость и озорство, которое он кидал на меня. Почему-то именно его дерзкий взгляд притягивал мое внимание. Может это он сам видел во мне мишень? — Дело не только в нашем монархическом строе, — ответил Гаргон. — Если бы демоны взяли нас в колонию с отрешением королевских статусов и титулов, то всех здесь присутствующих подравняли до простой массы людей, до наших прислуг и обычного трудящегося люда. А это становится чистым полем для просеивания так называемого лояльного рабства и покорения человеческой расы, где каждый из нас служил бы демонской короне. А так мы остались им более-менее равны, хоть и включены в их колонию как покорённые. Гаргон говорил правильные вещи. Я слышал, что он воевал за наши земли и отстаивал права и свободу человеческого народа перед вампирами и демонами. Он даже был ранен, насколько я слышал в редких разговорах о нём, и поэтому походка Гаргона выделялась слегка заметной хромотой — это было заметно даже на слух, так как его солдатский шаг четко отбивался только от одной ноги. Учитывая, что этот человек перенёс на своих плечах, то его словам я мог довериться, так как казалось, что Гаргон человек верный и попросту словами не разбрасывается — говорит в редкие моменты и по делу, только утоляя свой и общий интерес. — Но любые наши проявления идут под слежкой королевской знати, — неуверенно произнёс Артур, но вскоре он отбросил эту робость в голосе, будто бы проснувшись. — Наш Король Фауст — та ещё свинья, глубоко верующая во святость, хотя за его плечами и деятельностью никакой святости нет. Он посыпает головы пеплом за любое проявление однополой любви, а перед демонами лебезит, хотя прекрасно знает, что такое у них не зазорно. — Артур, — произнёс тихо Эван, но не с укоризной, а словно успокаивая. Старший брат положил свою руку на плечо Артура и слабо сжал его, пока рука рыжеволосого не накрыла ладонь Эвана. По сравнению с мраморной кожей Артура, Эван казался довольно загорелым. И в это мгновение я подумал, что смотрятся вместе они довольно мило, что даже в мыслях промелькнул некий осколок братской ревности, который нещадно колол мне в сердце, вспоминая наше с ним детство. Высокий и статный Эван и совсем дикий лис Артур, в голосе которого то появляется наигранная манерность, то просыпается альфья натура. Если бы не весь его маскарад, в который он облачен, и не этот колкий взгляд, посылающий в меня раскаты молний, то я мог бы его принять как брата, несмотря на его трупную бледность. Поганка рыжая, уж точно! В нашей семье ценится, в отличие от других, здоровый цвет кожи, и только Габриэля настигла эта мода на аристократическую бледность, но даже он выглядит розовее, чем этот альфа. — Вы расскажите о нём? О Короле Дариусе? — наконец-то прозвучал женский голос, через долгое господство оравы мужских. Говорила кудрявая девушка, на ноги которой и облокачивалась эта «поганка» Артур. — Извините, мы знаем, что надоели с этими расспросами, но и вы нас поймите. К нам не часто приходят гости, которые прибывали в стенах демонского замка. Я мягко улыбнулся, дослушав девушку. Хоть одно милое создание среди этих шумных стен, не считая строгую на ласки Марту. Та проявляла ко мне какой-то странный интерес, который я не мог прочесть. А Элла уже вообще успела заснуть на руках мужа, свистя носом. Ей придётся переспрашивать у своего мужа о всех событиях, прошедших здесь. — Что именно вас интересует? — как-то поникнув духом произнёс я, столь спокойно, что едва слышно. — Просто расскажите о первой встрече, — сказала Марта. Её голос прозвучал намного громче, чем мой, и я как-то выпрямился держа этот словесный удар. Я не хотел вспоминать о Дариусе, не хотел думать о нём и тем более говорить. Но слова сами потекли из моих уст, хоть столь неуверенно и растерянно. — Когда стража привела меня к его трону, то он восседал на нём, прикрыв свой лик тканевой маской. — Я облокотился грудью на спинку стула, словно обнимая её, но этим движением я старался угомонить своё бушующее сердцебиение. — У него смуглая кожа, угольно-чёрные волосы и янтарный взгляд с кошачьими зрачками. Высокий рост и развитая мускулатура. Характером бывает жесток, строг и нетерпелив, но в общении со своими детьми он мягок и щедр. — Вы видели его лицо? — произнес спокойно Артур. Его взгляд поутих, а голос был расслаблен, что я не сразу его и узнал. — Да, — сразу ответил, не подумав. — Он снимал её в общении со своей единственной дочкой, которая, не смотря на жуткий характер Дариуса, выросла просто чудесным ребёнком. С ней я тоже успел подружиться. На лице промелькнула улыбка, вспоминая эти игривые кудряшки и постоянно любопытные желтые глаза Агны. По ней я действительно скучал, и вспоминая её, в голове всплывали и другие образы: всегда сдержанного Клемента, мягкого Теу и бравурного эльфа Иво. — Вижу, что есть воспоминания, которые способны пробить на вашем лице искреннюю улыбку, Маркус, — произнесла Марта без её надоедливого «господин». — Да, есть, — согласился я. — Иногда скучаю по этим воспоминаниям, но большинство из них я ненавижу. Присутствующие здесь не знают и не могут почувствовать мою боль. Для них, кажется, я очередной разбалованный негодяй, который неожиданно для себя получил по заслугам. Но они и представить не могли, что испытывал я тогда, и кто терзал меня на протяжении этих двух лет.