Взломщица

        Наверняка орлы были столь же недовольны нервными седоками, как и гномы с Ясноткой — полётом на запредельной высоте, однако ничем не выдали своего недовольства и опустили пассажиров на верхушку здоровенной скалы очень аккуратно. А Гэндальфа так и вовсе со всем возможным почтением. Благородные орлы Манвэ — это вам не какие-нибудь утки в сельском пруду.         Яснотка сперва просто-напросто шлёпнулась на камень: ноги её не держали. Боязнь высоты и облегчение от того, что отряду удалось спастись и от орков, и от варгов, и от пожара вместе вели к тому, что хоббитянка только и могла, что сидеть и хлопать глазами, не предпринимая ровным счётом ничего. Да и что ей было делать? Гномы все столпились вокруг своего раненого предводителя, которого орёл бережно уложил почти в середине площадки. Помощь Торину, конечно, требовалась, но не от Яснотки. Самые страшные раны, с которыми ей когда-либо приходилось иметь дело — это разбитые коленки и носы. Травмы среди взрослых в Хоббитоне с его размеренной и спокойной жизнью были делом нечастым: когда Дафна Большеног, подвязывая яблони, упала со стремянки и сломала руку, об этом судачили неделю. Так что во врачевании Яснотка, как и большинство её соседей, смыслила немного. Но сейчас и без неё было, кому этим заняться, и в умении Гэндальфа не усомнился бы никто из присутствующих. Даже Яснотка твёрдо уверилась, что старый друг её дедушки способен на гораздо большее, чем пускание фейерверков и втравливание юных Туков в Приключения.         Через несколько минут гномы, выслушав указания мага, уже спорили, чью рубашку пустить на повязки. Видимо, и волшебные методы лечения не обходятся без обычных бинтов. Яснотка не стала дожидаться, пока Фили и Кили, — первые добровольцы, ясное дело, — начнут раздеваться и предложила отдать свою нижнюю юбку. Конечно, приличные девушки без нижней юбки не ходят. Но приличные девушки и по деревьям не лазают (только по заборам, убегая от баранов!), и много чего ещё не делают. К тому же, у неё ещё были штаны. А гномам, если бы кто-то лишился рубашки, пришлось бы носить куртку, камзол или жилет на голое тело. Что совсем не дело.         Правда, юбку трудно было назвать чистой, но то же относилось и к любому элементу одежды любого члена отряда. И Гэндальфа тонкое полотно с кружавчиками по краю вполне устроило. Кажется, он ещё сделал с ним что-то своё, волшебническое. Против грязи. Хотя кто его разберёт. Да Яснотка и не вглядывалась. Нельзя сказать, чтобы она боялась вида крови, но за процессом перевязки в деталях наблюдать не хотела.         Гэндальф выглядел только слегка обеспокоенным, что позволяло верить, что ситуация под контролем, и паниковать уже не надо. Впрочем, Яснотка после всех сегодняшних впечатлений (а точнее, ещё и вчерашних и позавчерашних, но из-за того, что она не спала, всё казалось одним затянувшимся «сегодня») была просто не в состоянии паниковать. Ей, конечно, было ужасно жалко полуживого Торина, — хоть иногда он и был совершенно невыносим в общении, — но ведь Гэндальф всё исправит, правда?         Сейчас ей оставалось только сделать то, что нередко говорил её дядя Иземболд, когда маленькие хоббитята лезли ему под руку в мастерской: «Хочешь мне помочь — отойди и не мешай». Так что, присев на камень в сторонке, Яснотка попыталась оценить потери помимо только что разодранной на повязки нижней юбки. Учитывая, что весь багаж достался гоблинам, положение было плачевным. Зубы варга оставили на одежде ужасные рваные дыры, которые требовалось даже не штопать, а закрывать заплатами…         Главное было не думать о том, что такие же дыры остались бы на её боках, если бы зверь сжал челюсти чуть сильнее.         Дыра была самого что ни на есть прискорбного вида: в ней хоть и не проглядывало ничего откровенно неблагопристойного, но до этого было недалеко. Поэтому Яснотка тщательно зажимала её рукой.         Торину не раз и не два случалось приходить в себя после ранений: в лекарском доме, в походном лагере, даже на поле боя среди мёртвых тел. Гномы — создания крепкие, убить их трудно, а заживает на них всё быстро, но сейчас казалось, что ему должно быть гораздо хуже, чем есть на самом деле. Как минимум, рёбра — это Торин помнил точно.         Сперва в поле зрения было только небо, — чистое, не затянутое мутной пеленой дыма, — в котором высоко-высоко кружила одинокая птица. Очень большая птица, если зрение его не подводило. Потом появился Гэндальф. И это многое могло объяснить… Даже рёбра, пожалуй.         — Значит, ты всех спас, — с трудом выговорил Торин, сфокусировав взгляд на маге.         — Не всех.         Эти слова отозвались коротким уколом… страха? боли? Неизбежности. Было чудом, что до сих пор маленький отряд обходился без потерь. Но чудес не бывает.         — Кто?         Ори и Дори, висевшие над пропастью, его безрассудные племянники, бестолковая домохозяйка-хоббитянка? Кто?         Гэндальф с еле заметной улыбкой покачал головой. Разумеется, он понял смысл вопроса. Разумеется, он ответил на то, на что считал нужным.         — Ты, Торин, сын Трайна, обязан жизнью не мне.         Некоторое время гном осмысливал ответ (что, на самом деле, не так уж просто, если недавно тебя били по голове, и, кажется, даже не один раз). Означает ли он, что уцелели все?..         — Дядя, твой меч, — сунулся к нему Кили, немного смущённо протягивая Оркрист без ножен. Ведь, как известно, не годится брать чужое оружие без разрешения, особенно такое оружие. — Мне нечем сражаться было, вот я и…         — Пусть так, — прервал его оправдания Торин. — Надеюсь, ты не посрамил этот клинок, — эльфийский или не эльфийский, но история у меча была славная. Кили всё ещё выглядел достаточно нервно, видимо, не слишком уверенный, что не посрамил, и Торин решил признать вслух: — Боюсь, если бы не ты, я бы вообще его лишился.         Кили — здесь, положил Оркрист и отступил на шаг, Фили тоже топчется рядом… Король-в-изгнании обводил взглядом отряд, пытаясь восстановить в памяти события на обрыве. Все ли?..         — Где эта сумасшедшая?         Момент, когда гномы перестали толпиться вокруг своего командира, помогли ему подняться на ноги и расступились в стороны, Яснотка упустила. А на неё, между прочим, сердито воззрился помятый Торин Дубощит. Даже виднеющиеся сквозь прорехи в рубашке повязки с обрывками кружева не сильно сказывались на внушительности его вида.         — Мисс Бэггинс, вы думаете, что творите? Это был неоправданный риск.         — А вы? — тоже воззриться у неё, конечно, не получилось. Кто бы сомневался. Но, по крайней мере, получилось не отвести глаза. — В одиночку против стаи волков и орков — это, конечно, очень благоразумный поступок.         Некоторое время гном и хоббитянка сверлили друг друга взглядами.         — У меня, по крайней мере, была для этого причина, — наконец, не слишком убедительно (на взгляд Яснотки) отговорился Торин. И, то ли желая сменить тему, то ли правда только обратив внимание, спросил: — Что с боком? Ранена?         — Нет, дыра в одежде.         — И зачем тогда ты прижимаешь её рукой?         — Она сквозная.         — И что?         Всё-таки гномы ужасно твердолобы. И, кажется, совершенно лишены представлений о приличиях…         — И всё.         На самом деле, Яснотку сильно беспокоила ещё одна вещь. Шишка. Как ни странно, не та, которая была у неё на затылке. Та, которой она умудрилась попасть по голове командиру отряда. Нужно взять и извиниться, всего-то? Если бы это было так просто. Попади она шишкой, или веткой, или чем-нибудь ещё в Кили или Фили — никакой проблемы. Извиниться перед Ори, или даже Балином — тоже не страшно. С другой стороны, Торин Дубощит, наверное, всё-таки не выскажет всё, что думает нехорошего про её криворукость, как это сделал бы Глоин или Двалин.         Хоббитянка твёрдо сказала себе, что извинится. Обязательно. Вот прямо сегодня! Но только не сию минуту.         Торин смотрел на неё, кажется, с искренним непониманием. Потом махнул рукой (еле заметно поморщился, потому что даже усилия Гэндальфа не могли избавить его от всех последствий ранений) и, помедлив пару секунд, сказал:         — Я благодарен тебе за твоё вмешательство, но ты должна понимать, что тебе очень повезло остаться в живых. А любое везение когда-нибудь заканчивается.         Пока Яснотка соображала, что на это можно ответить, он обратился уже ко всему отряду:         — Кто-нибудь нуждается в лечении? — и, убедившись, что все дружно мотают головами, продолжил: — Тогда спускаемся. Оставаться здесь нет никакого смысла. Гэндальф?..         — Да, именно так, — степенно кивнул волшебник. — Мы сейчас оказались изрядно севернее той тропы, по которой должны были пересечь горы. Нужно вернуться на неё. Там же я надеюсь найти помощь, в которой мы сейчас нуждаемся. Людей в этих краях немного, но неподалёку живёт один мой старый знакомый. Он, если не ошибаюсь, и выбил ступеньки в этой скале, которую называет Каррок.         — Почему? — успел вклиниться в паузу в речи Гэндальфа Кили.         — Что «почему»? — удивился тот. Даже волшебники не всеведущи, если дело касается некоторых молодых гномов.         — Почему он её так называет? Это что-то значит? И кто вообще этот «он»?         — Слишком много вопросов, юный Кили, — ответил Гэндальф, и Яснотку не оставляло ощущение, что правильно было бы сказать «выкрутился», потому что он продолжил: — Полагаю, твой дядя будет не рад, если я сейчас начну рассказывать истории.         — Вы, как обычно, проницательны, — саркастически хмыкнул Торин. — Есть ещё что-то, что нам нужно узнать сейчас?         — «Нужно» — понятие растяжимое, друг мой. Да и «сейчас», если подумать, тоже.         Торин нахмурился, но ничего не ответил. Несколько секунд ещё оглядывал отряд, после чего повернулся к лестнице и скомандовал:         — Двинулись. Смотрите под ноги: кто бы ни выбил эти ступени, он сделал это очень давно.         Когда они спускались по истёртым от времени крутым ступеням, Яснотка уже не думала ни о шишке, ни о том, что там может мелькать в сквозной дырке. Она то и дело поскальзывалась на мокрых камнях и спотыкалась, так что только внимательно следила, куда ставит ноги, и с благодарностью хваталась за тех, кто её поддерживал, когда она в очередной раз рисковала свалиться. Правда, поддерживали нередко за шиворот. А Кили один раз, попытавшись её подхватить, чуть не улетел вниз вместе с ней. Хорошо, что на пути оказался Бомбур, которого молодым гномом и хоббитянкой из равновесия не выведешь.         А в самом низу она таки шлёпнулась, поскользнувшись уже не на камнях, а на земле. Недалеко, не больно — но зато достаточно грязно.         Прежде, чем продолжить путь, отряд остановился на короткий привал. Многих уже мучила жажда, так как фляжки сгинули там же, где остальное снаряжение, да и привести себя в порядок всё же стоило. Как и просто передохнуть перед следующим, уже длинным переходом.         Гэндальф уселся на берегу, степенно попыхивая чудом уцелевшей трубкой, — впрочем, его-то вещи не растаскивали гоблины! Гномы полезли мыться в реке, и было бы ошибкой думать, что они при этом остались хотя бы в рубашках. Яснотка, правда, вовремя сообразила, к чему идёт, и успела сбежать раньше, чем ей случилось увидеть что-либо неподобающее. Тем более что ей и самой очень нужно было искупаться, а сделать это при всех было бы невозможно. Уходить далеко было страшно, но тут очень помогли густые и высокие камыши, за которыми она смогла спрятаться всего в нескольких десятках шагов от основного места купания.         Яснотка выстирала юбку, куртку, свитер, жилетку и штаны с панталонами, развесила их по веткам низко склонившейся ивы и только после этого полезла в воду поглубже. Конечно, не настолько глубоко, чтобы нельзя было достать до дна. Среди хоббитов мало любителей устраивать дальние заплывы, зачастую они и вовсе не умеют плавать. Для того, чтобы поплескаться в запруде у мельницы в жаркий летний день, это не нужно. Сама Яснотка плавать умела, но не очень хорошо. Держалась на воде она неплохо, а вот от попыток двигаться вперёд было больше брызг, чем толку.         Она только-только успела прийти к выводу, что на волосах у неё что-то, что водой не отмывается, и если она не хочет потратить на купание пару часов (а кто ей позволит?), то стоит оставить запутавшиеся кудряшки в покое и вымыть всё остальное, включая рубашку, когда кусты тихо зашуршали. И это оказалось единственным предупреждением перед тем, как из них с возгласом «А, вот ты где!» вывалился Кили. Достаточно фрагментарно одетый, надо заметить.         Яснотка взвизгнула от неожиданности. Хорошо, что она не стала раздеваться до конца, оставшись в рубашке! Несмотря на это, она всё равно поспешно окунулась в воду по плечи, но, будь она совсем без всего — наверное, просто умерла бы от смущения.         — Ты что тут забыл? — совсем не вежливо спросила хоббитянка, не то, чтобы позабыв о том, как должна разговаривать воспитанная девица, но отложив эти знания до того момента, когда они будут востребованы. Мелькнула мысль, что в Хоббитоне в такой ситуации вполне можно было бы завизжать «нахал!», но сейчас лучше не надо. Зачем лишний раз веселить Кили, которому обычно и повода особого не надо, чтобы посмеяться?         — Смотрю, куда ты делась, — сообщил Кили, похоже, в упор не понимая, что своим бесцеремонным появлением поставил девушку в неудобное положение.         — Ну, посмотрел, молодец, — Яснотка начала гадать, как бы так побыстрее спровадить его, чтобы выбраться из воды. Она уже провела в ней достаточно долго, чтобы начать мёрзнуть, особенно если стоять неподвижно, окунувшись по плечи. Но вылезать на берег, пока там стоит Кили, ей ужасно не хотелось. Подземелья, гоблины, орки, варги, деревья… но нельзя же щеголять в одной только мокрой рубашке перед посторонним мужчиной! Даже если это дурно воспитанный гном.         К тому же, были ещё панталоны, аккуратно развешенные на кусте. Такие предметы туалета тоже весьма неловко демонстрировать, и спрятать их в данный момент не было никакой возможности. Если Кили посмотрит в ту сторону — позора не оберёшься… Яснотка лихорадочно пыталась сообразить, как можно это предотвратить. В голову не лезло ровно ничего толкового.         Спас её зычный оклик Двалина:         — Кили, где ты там бродишь? Твои штаны в речку улетели, смотри, совсем уплывут!         Молодой гном пробормотал что-то короткое на родном языке (хотя, возможно, это было слово из всеобщего, просто приличной девушке неоткуда было его знать) и унёсся спасать ценный предмет одежды. Яснотка вздохнула с облегчением, но решила поспешить с завершением купания. Пока не явился ещё кто-нибудь. Она уже не рискнула снимать рубашку (во избежание ещё более конфузных ситуаций), решив, что уже достаточно прополоскала её на себе. По мере возможности убедилась, что на ней не осталось копоти и смолы и отскребла от кудряшек на ногах самые стойкие кусочки грязи. Конечно, это никак не тянуло на подобающий уход за «гордостью любой хоббитской барышни», но что уж тут поделаешь…         Яснотка отжала рубашку, перевернула её задом наперёд, чтобы спрятать дырку под жилеткой, и натянула полувысохшую одежду. Сушить вещи на себе тоже никогда не значилось в её привычках, но ждать, пока всё высохнет до конца, возможности не было. Наверняка отряд уже скоро тронется в путь.         На стоянку она вернулась как раз вовремя, чтобы услышать, как Торин отчитывает своего племянника, что он, конечно, велел ему посмотреть, куда подевалась мисс Бэггинс, но не говорил делать это без портков!         Переход оказался не настолько длинным и утомительным, насколько опасалась Яснотка. И всё благодаря отсутствию у отряда припасов… Конечно, ни один нормальный хоббит радоваться недостатку еды не смог бы, но то, что этот факт сократил дневной переход, хоть чуть-чуть его компенсировал.         Местность вдоль реки была симпатичной, особенно по контрасту с горами и пещерами: высокотравный луг, местами перемежающийся буковыми рощами. Гномы, убедившись, что обзор тут хороший, и незаметно никто не подберётся, слегка ослабили бдительность, рассредоточились и сновали из стороны в сторону, собирая всё, что полагали съедобным (в чём Яснотка не всегда была с ними согласна). Грибы, ягоды, слегка недозрелые орехи, какие-то коренья… Всё это собирательство замедляло передвижение, так что темп получался совсем не изматывающим. Теплое летнее солнце быстро высушило мокрую одежду, и стало даже слегка жарко, так что хоббитянка сняла куртку и несла её в руках. Путешествие снова стало если не приятным, то хотя бы терпимым.         А вечером Яснотка имела возможность посмотреть, как гномы с помощью тут же сооружённых острог ловят рыбу в тихой заводи. Они обточили и обожгли на костре палки, после чего, раздевшись до исподнего, полезли в реку. Ну, не все: Фили и Кили в первых рядах, кроме них Двалин, Глоин и Нори, остальные воздержались. То ли не умели, то ли не хотели.         Яснотка, подумав, решила, что исподнее — это не совсем уж неблагопристойно, поэтому с любопытством наблюдала за «рыбалкой». Эта «рыбалка» была ничуть не похожа на ленивое сидение с удочкой в жаркий день у пруда, которому любили предаваться некоторые почтенные хоббиты, включая её покойного батюшку. Фили, например, забрался на толстенную ветку нависшего над самой водой корявого бука. Почти распластался на ней, застыв неподвижно и всматриваясь в желтоватую воду. Яснотка уже успела перемыть почти все собранные коренья, когда острога жалом метнулась вниз, а через секунду Фили с торжествующим воплем вытащил на ней бьющуюся рыбину: большую, в две ладони длиной. Это, определённо, могло восстановить веру хоббитянки в лучшее — по крайней мере, в ужин.         К счастью, гоблины обыскивали пленных более с энтузиазмом, чем тщательно, так что у запасливого Дори во внутреннем кармане сохранился свёрток-заначка с трубкой, табаком, огнивом, а главное, солью. Соли было немного, но на один раз хватило, а Гэндальф утверждал, что до дома его знакомого они доберутся уже завтра. Он вообще успел по ходу дела поделиться с отрядом сведениями и планами, и если первые они восприняли со всем вниманием, то тот факт, что волшебник намерен вскоре их покинуть — с недовольством. Но даже Торин не пытался его переубедить.         Всё хорошее, в том числе и еда, имеет свойство заканчиваться. Яснотка с сожалением осознала, что не наелась, но есть уже больше нечего. Оставалось только умыться и лечь спать, но перед этим она решила более внимательно заняться своей многострадальной причёской. Беготня по подземельям с расплетённой косой (вот не могли эти мерзкие гоблины появиться на четверть часа попозже?) имела катастрофические последствия.         Приходилось признать: волосы уже не привести в порядок. Даже будь под рукой отличный шампунь, которая варит Астра Брендискок, он бы, наверное, не справился с тем ужасным липким колтуном, в который превратились её кудряшки после гоблинов, пещер, сосновой смолы, пожара и завершающего падения в грязь у подножия скалы. Как ни печально было признавать — оставалось резать.         Без ножниц и без зеркала. Ага, конечно. Несмотря на то, что отсутствие зеркала милосердно уберегло бы её от созерцания результата такой «стрижки», Яснотке этот вариант не нравился. Значит, нужно было кого-то попросить, но кого?         Раздолбаям Фили и Кили она свои волосы явно не доверила бы. Чувство юмора у них наверняка возобладает над дружескими чувствами, и ничем хорошим это не кончится.         Странноватые, — даже для гномов, — Бифур и Бофур вызывали у неё лёгкую оторопь. Кто знает, что они поймут под стрижкой. Судя по их собственным шевелюрам, они считали излишним даже расчёсывание.         Спрашивать Двалина, или Глоина, или Торина — в общем, всех этих суровых воителей, спящих в обнимку со своим оружием… нет, даже туковского сумасбродства для этого было недостаточно.         Ещё немного подумав, Яснотка решила обратиться к Балину. Пожилой гном, по крайней мере, не был склонен к неуместным шуткам. И относился к ней достаточно дружелюбно, чтобы можно было рассчитывать на помощь без критических замечаний.         Балин нашёлся у костра, но, к сожалению, в компании двух из вышеозначенных воителей: своего брата и командира отряда. Из-за этого Яснотка притормозила и мялась достаточно долго, чтобы на неё обратили внимание. Торин из-за столь незначительного факта не стал прерывать своё изложение Балину… чего-то, суть чего хоббитянка с нескольких фраз не уловила. А вот Двалин поинтересовался, обернувшись к ней:         — Тебе что-то нужно?         — Я хотела попросить Балина мне помочь, — призналась Яснотка, решив, что хуже от того, что она скажет правду, не станет.         — Не сейчас, барышня, не сейчас, — отозвался сам Балин, пока его собеседник сделал небольшую паузу. — Чуть позже. Или, возможно, брат, ты ей поможешь?         — Спасибо, но я лучше по… — торопливо попыталась отказаться хоббитянка, но Двалин, — видать, тема разговора ему уже не казалась интересной, — ответил, будто и не заметив её возражений (скорее всего, впрочем, так и было):         — Почему бы и нет. Что надо-то?         Учитывая, что предложение помощи от Двалина она услышала впервые за весь поход, вниманием Балина снова завладел Торин, а состояние волос ужасало настолько, что хотелось разобраться с ними как можно скорее, Яснотка, вздохнув, объяснила, в чём дело.         Двалин хохотал так громко, что Торин в приказном тоне услал его вместе с хоббитянкой подальше, чтобы «не мешал беседе умных гномов». Но потом бритоголовый воитель всё-таки взял кинжал, — её собственный кинжал, между прочим, — и укоротил ей волосы. Так, что они еле-еле закрывали уши, но (если судить на ощупь) на удивление аккуратно. По крайней мере, в дальнейшем её вид ни у кого неадекватного смеха не вызвал.         Что про такую причёску сказала бы тётушка Петуния, Яснотка старалась не задумываться.