Мозаика.

– И все-таки не стоило, – наверное, в пятый раз за последние полчаса говорит Вудс, и находящаяся по ту сторону примерочной кабинки Кларк тихо фыркает, – это платье… – Всего лишь скромный подарок на день рождения. – Но ты и так устраиваешь в мою честь ту невообразимую вечеринку… в смысле, званый вечер, а я не хотела бы быть для тебя столь… – брюнетка замялась, подбирая слово, – обременительной. – Что за глупости? Ты никогда не будешь для меня обременительной, – Гриффин осторожно отодвигает тяжелую шторку, протягивая тут же нервно съежившемуся профайлеру нечто длинное и пудровое, – примерь, пожалуйста. – Хорошо. Лекса едва не срывает кольца, задергивая занавеску, и отступает к зеркалу, в глуповатом защитном жесте прижав платье к груди. Это кажется нелогичным: они с доктором обе девушки, да и подруги по разным обстоятельствам частенько видели ее в купальнике или нижнем белье, но здесь все почему-то иначе, и Вудс все чаще ловит себя на странных мыслях, а своего психиатра – на странных взглядах. Чутье эмпата подсказывает – так не должны смотреть на нее ни близкие друзья, ни врачи. На нее, чудаковатую девочку-фрика с оленями в голове, в принципе не должны смотреть, только смутно угадывающееся порой вожделение на дне голубых глаз элегантной блондинки из высшего общества мажет солью по снятой коже. – Ты готова? – бархатисто спрашивает ее главный внешний раздражитель и точка опоры в одном лице. – Секунду. Длинное и пудровое оказывается еще и невероятно облегающим. Грудь, талия, округлые бедра – и никакого простора для фантазии. Под такое платье не наденешь белье. Лекса бы вообще не надела такое платье, но право выбора у нее иллюзорное. Выдохнув, как перед казнью, она, слегка пошатываясь на высоких каблуках, выходит в зал: – Ну как тебе?.. «Я» – чуть было не добавляет неосмотрительно девушка, но вовремя прикусывает язык. – Потрясающе, – с непонятными интонациями в голосе отвечает доктор Гриффин. Взгляд ее холодный, липкий. Сканирующий: он медленно ползет от выглядывающих из-под подола кончиков черных замшевых туфель вверх, до самой макушки, не пропуская ни сантиметра. Он раздевающий – и профайлеру крайне тяжело унять зарождающуюся в позвоночнике дрожь и желание кинуться в туалет для сотрудников, запираясь на семь замков. – Распусти волосы, – почти приказывает Кларк, и Вудс подчиняется, сдергивая резинку с растрепавшегося за утро хвоста раньше, чем понимает, что предпочла бы оставить прическу как есть. Впрочем, с ее психиатром не бывает по-другому. Темные волны волос послушно ложатся на лопатки, а ладони Гриффин – на непокрытые тканью плечи; пока еще допустимо, но уже на грани приличий, и гораздо более интимно. Блондинка мягко разворачивает Лексу к подсвеченной зеркальной стене, заставляя взглянуть в отражение: – Ты выглядишь… – Беззащитной, – ощущение вырывается из самого сердца, облекаясь в неприглядное слово. Кларк удивляется. – Совсем нет. – Но я чувствую себя именно так, – кривит губы профайлер. – Ты вышла из своей зоны комфорта. Это абсолютно нормальная реакция. Девушка хмыкает. Если опустить тот очевидный факт, что к ней вообще не применимо понятие «нормально», с данным утверждением она согласна. Ее зона комфорта – домик на отшибе, мужские рубашки в клетку, собаки и каминная зола на потертых джинсах, и здесь, в царстве кричащей роскоши и лишних нулей на ценниках, Вудс может сравнить себя разве что с безвольной куклой, которую доктор Гриффин с какого-то перепуга решила приодеть получше. – Принести вам и вашей, кхм… спутнице следующее платье? – возникает едва ли не из воздуха услужливый консультант. Воистину ненавязчивый сервис. И воистину незамутненная… гомофобия? Лекса хмурится, без труда читая и напряженную позу сотрудницы бутика, и ее неестественную улыбку, и с язвительным подтекстом обращение – и сожалеет, что не отключила вовремя свой «рабочий» взгляд на вещи. Это, безусловно, глупости – принять их с Кларк за… а кстати, кого? любовниц? семейную пару? Какая дикость. – Не стоит, благодарю, – отрицательно качает головой блондинка, не в пример лучше владеющая лицом; было бы весьма наивным полагать, что психиатр не ощутила исходящую от девушки подсознательную агрессию и не сделала точно такие же выводы, – мы возьмем именно это. Оно великолепное. – И безумно дорогое, – бормочет вполголоса углядевшая напечатанную на глянцевой карточке пятизначную цифру Вудс. Она не должна позволять своей подруге тратить на нее такие непомерные суммы, а кусок ткани не должен стоить как половина ее дома. Ей, в конце концов, некуда его носить, разве что на выезды к трупам и утренние прогулки с собаками. И на ужины к доктору Гриффин, естественно. В кино в подобных платьях после ужина оставались и на завтрак – но это уже чересчур. – Тогда вам, возможно, стоит подыскать магазин по финансовым возможностям? – сладко осведомляется у Лексы консультант. Профайлер вспыхивает, опуская глаза в выложенный под мраморную плитку пол. Вот так: не любовницы или семейная пара, а богатая клиентка и ее шлюха. Унизительно и ненаказуемо – самого оскорбления так и не прозвучало, а устроить скандал или отреагировать будет равнозначно согласию. – И все же мы берем его, – с безмятежным видом говорит Кларк, но все существо Вудс ощущает смертельную угрозу. Доктор очень не любит невежливых людей. – Все нормально, – пытается отвлечь девушку брюнетка, осторожно касаясь ее руки. Она знает как минимум одну тему для разговора, способную вернуть Гриффин в благодушное настроение, – лучше расскажи мне, какими кулинарными изысками ты планируешь удивить гостей на этот раз. Психиатр провожает тяжелым взглядом удаляющуюся спину незадачливого консультанта: – Думаю, чем-нибудь из курицы.