Мозаика.

«Меня зовут Лекса Вудс, сейчас 18:49 и я, должно быть, в аду», – хватается за дверной косяк брюнетка, полными ужаса зелеными глазами разглядывая развернувшуюся перед ней картину. Не стоило приходить без предупреждения. Обычно гостеприимная кухня встречает ее ярким светом, задернутыми шторами, ненавязчивой классической музыкой, обтянутой пищевой пленкой мраморной столешницей… и отрубленной рукой. Ногой. И корпусом неизвестного мужчины с Y-образным распилом на грудной клетке. – Не хотелось бы показаться грубой, но не могу не заметить, что ты немного не вовремя, – и, конечно, все еще гостеприимной хозяйкой. Доктор Гриффин улыбается – максимально дружелюбно для данной ситуации, указывает ножом в сторону пустующего стола: – Присядь, пожалуйста. Мне необходимо закончить приготовления. Чуть позже я подам ужин и мы обсудим то, что ты сейчас увидела. – Пожалуй, я пропущу, – слабым голосом возражает профайлер. Если она выживет, больше никаких приемов пищи с кем бы то ни было. И из кого бы то ни было. – Пожалуй, не пропустишь, – хотя кого волнует ее мнение? На негнущихся ногах Лекса подходит к ближайшему стулу и буквально падает на него. Идиоты. Какие же они все непроходимые идиоты. «ФБР пыталось поймать Чесапикского Потрошителя при помощи консультаций Чесапикского Потрошителя» – отличный заголовок для разгромной статьи, Фредди умрет от счастья. – Сегодня я планировала подать кролика под винным соусом, томатом и базиликом, – не отвлекаясь от разделки трупа, буднично сообщает Кларк. «Ну конечно, кролика». – И как быстро бегал этот кролик? Психиатр бросает короткий взгляд на брюнетку: – Очевидно, недостаточно. – Очевидно, – зачем-то эхом повторяет за Гриффин девушка. Собственная реакция на происходящее ее немного смущает. Наверное, она должна выражать свои эмоции сильнее – все-таки серийный убийца-каннибал скрыто кормил ее человеческим мясом на протяжении нескольких месяцев, – но отвращения как такового почему-то не ощущается. Да и готовит доктор прекрасно. Последняя – и крайне неожиданная – мысль заставляет вздрогнуть всем телом. Кларк принимает это на свой счет. – Я не собираюсь тебя травить, если ты беспокоишься об этом. Будет жаль портить столь чудесное жаркое мышьяком. Звучит не слишком обнадеживающе, но Вудс не решается высказать опасения вслух. С ее места открывается отличный вид на… эм, кулинарный процесс, и все эти жуткие инструменты и вакуумные мешочки для упаковки органов в какой-то мере позволяют проникнуться замыслом: ФБР находило тела только тогда, когда этого желала сама Гриффин. Кстати, о ФБР. Тяжелый брусок вечно находящегося на беззвучном режиме смартфона намекающе оттягивает карман джинсов. Она вполне могла бы набрать Джеку прямо сейчас – спасибо за кнопки и мышечную память, – крикнуть что-то вроде «мой психиатр каннибал и Потрошитель, спаси меня!» и забаррикадироваться в одной из гостевых спален до приезда подмоги. Омерзительно несовершенный план, но профайлер на тысячу процентов уверена, что не переживет этот ужин. В конце концов, мышьяк – далеко не единственный способ убийства. – Безусловно, ты можешь, – будто читает ее мысли блондинка, – позвонить сейчас Джеку и позвать на помощь, но ведь ты так нестабильна… Это равносильно удару под дых. Лекса понимает, что имеется в виду – ей просто не поверят; не после подозрения на энцефалит, пары испорченных мест преступления и ночных сомнамбулических походов по шоссе до дома доктора Гриффин. Теперь причины воистину буддистского спокойствия последней ясны, и раздраженная Вудс впечатывает телефон об стол с такой силой, что на поверхности остается неглубокая вмятина. Кларк безмятежно улыбается: – Умница. Она складывает в контейнер последний прозрачный мешочек с… брюнетка прищуривается – о, ну естественно, почками, что навевает воспоминания об их первом совместном завтраке. – Передай, пожалуйста, ножовку. Какая вежливость. И какая проверка: запрашиваемый инструмент лежит рядом с плитой и на расстоянии вытянутой руки от психиатра. Той не составило бы никакого труда взять необходимое самой, но ей хочется, чтобы это сделала Лекса. Лекса совсем не уверена, что желает оказаться к серийному убийце так близко. Профайлер отсчитывает шаги до Чесапикского Потрошителя так же, как приговоренный к смертной казни – до помоста с палачом. Смыкающиеся на прохладной металлической рукояти пальцы привносят странное и будоражащее кровь ощущение – у нее есть оружие, – но Вудс благоразумно не поддается соблазну. Что она противопоставит тому, кто уже убил за сотню человек, не получив при этом серьезных увечий? – Размышляешь над эффектом неожиданности? – забирает ножовку Гриффин, – благодарю. Брюнетка мычит в ответ что-то, идентифицируемое как «не за что». Ее внимание внезапно привлекает другое: – Почему ты оставила печень? – вглядываясь в темное нутро перед собой, спрашивает она. От вопроса Кларк расцветает, кокетливо заправляя прядь волос за ухо. И с громким хрустом отделяет бледное предплечье от локтевого сустава. Лекса полагает, что со стороны они смотрятся глубоко женатой парочкой каннибалов. – Никогда бы не подумала, что мой любимый бар начнут посещать на редкость озабоченные любители односолодового виски по три доллара за бокал. Профайлер с трудом удерживается от истеричного смешка: этот парень еще легко отделался, с ее психиатра сталось бы сотворить достойную Фрейда композицию и водрузить на постамент где-нибудь в центре Балтимора. Не то, чтобы она поддерживала эти стремления, но три доллара за бокал – так себе характеристика личности. – И что будет дальше? Гриффин отрывается от нарезки идеальной формы кубиков и вопросительно приподнимает светлые брови. – Со мной, – хмуро уточняет Вудс, – привяжешь к стулу и распилишь болгаркой череп? Ты с самого начала нашего знакомства не скрывала, что тебя интересуют мои мозги. Кларк рассыпчато смеется, невесомо касаясь губами ее щеки: – Ах, Лекса. Поверь, на тебя у меня совсем другие планы.