Мозаика.

Инстинкт самосохранения у Лексы Вудс определенно сдох в страшных муках. Она приходит к доктору Гриффин в каждый разрешенный для посещений день. Одергивает неудобную черную юбку-карандаш, поправляет волосы, садится на стул напротив камеры для свиданий, выравнивая мыски туфель строго по «безопасной» линии – и молчит. За нее, как ей доподлинно известно, прекрасно говорят другие: целые делегации психиатров и журналистов к этому боксу разве что дорожку не протоптали, шурша кучами бесполезных бумаг и справочников и поражая своим идиотизмом. «Почему вы это делаете?». «Что вы чувствуете, когда поедаете человеческую плоть?». «Расскажите о вашем детстве». «Вы избрали призванием врачебное дело, поскольку были не в силах разобраться в себе?»… Бестактность и безвкусие – охарактеризовала бы эти вопросы профайлер. И полная некомпетентность. Кучка самовлюбленных баранов, мечтающих разгадать замысел самого неуловимого серийного убийцы тысячелетия. Понимают ли они вообще, насколько далеки от цели, или же?.. – Большинство предпочитает ходить по верхам, страшась нырнуть в бездну, – как скальпелем вспарывает наэлектризованный воздух Кларк, и Лекса физически ощущает, как все камеры слежения разворачиваются к ним. Шок, сенсация, аплодисменты – спустя долгие месяцы молчания Чесапикский Потрошитель наконец-то начал говорить. – Но не ты. – И не ты. – Это наша работа. – Это наша суть, – возражает блондинка, не без удовольствия вглядываясь в страшно исказившееся на миг лицо Вудс. Она бьет по больному и точно в цель: одному Богу известно, сколько бессонных ночей провела в размышлениях о странном переплетении их судеб девушка. «Балтиморские жены-убийцы» – о, как же расстаралась в своей «разоблачающей» статье Фредди Лаундс! Плести смешанные с помоями словестные кружева рыжеволосая умела всегда, но в этот раз результат превзошел все ожидания, и профайлер то и дело ловила на себе косые взгляды коллег, учеников и знакомых, в чьем осторожно-заискивающем поведении все буквально кричало подозрением и страхом. «А вдруг она такая же?». «У Потрошителя мог быть сообщник». «Джек говорит, что Вудс притворялась». «Но кто бы стал?..»… И вправду – но кто бы стал, и эмпат, наверное, тоже потекла немного крышей в тот момент, когда разобрала на части труп напавшего на нее Зверя и возвела его на музейный постамент, а затем отправилась в компании Гриффин пить забродившее в бочке с человеческими останками пиво. Об этом факте наглая рыжая телятина не преминула указать отдельно, и комкавшая газету Лекса – «семейная идиллия каннибалов из высшего общества» – даже пожалела, что оставила репортершу в живых. Без некоторых людей мир стал бы чище. – Всего лишь игра, – деланно ведет плечом брюнетка. – Тогда мои восхищения твоему актерскому мастерству, – дергает уголком рта Кларк, – было крайне… убедительно. «Ты была убедительна» – затекает под кожу вязкой болотной гнилью скрытое послание. «Я поверила тебе». «Я поверила в тебя». – Всего лишь игра, – с нажимом повторяет Вудс, вытирая о жесткую ткань юбки вспотевшие ладони. Зачем она пришла сюда? Чего ожидала? Что за изувеченная разновидность стокгольмского синдрома прилипла к изнанке черепа и не желает разжать вонзившихся клыков? Она не такая. Они не похожи. Нет вообще никаких «они», как бы не стремилось уравнять их общество. Профайлер впивается взглядом в застиранный воротничок тюремного комбинезона Гриффин – своеобразная передышка. Блекло-зеленый доктору отчаянно не идет, но в психиатрической клинике не спрашивают цветовые предпочтения подопечных. И вкусовые тоже. Лекса открывает было рот, чтобы от души проехаться по поводу последнего – и застывает, заметив нашивку под левой ключицей. Одна буква и четыре цифры – «N 0371», а сердце уже готово выпрыгнуть из груди, разламывая ребра. Гребаный Чилтон, из которого вышла бы отличная собачатина по-корейски. – Фредерик предположил, что мне будет приятно носить твою бывшую форму, – не оставляет без внимания ее заминку проницательная Кларк, – весьма любезно с его стороны. Вудс отстраненно кивает. Это не любезность, а тонкий расчет: он буквально снял кожу с одной из них и облачил в нее другую, связав их воедино. Он все еще ищет повод посадить в соседнюю камеру и ее, и только что получено первое из доказательств. Трусливая псина с манией величия, твоя жизнь должна закончиться не в гробу, а на тарелке. – Я знаю, чего ты сейчас хочешь, – Гриффин встает со стула и подходит вплотную к двери, игнорируя крики приближающегося охранника. Глаза блондинки лихорадочно блестят. – А чего хочешь ты? – экранирует чужие движения эмпат, смело пересекая безопасную черту. Друг для друга они не враги. – Помочь. Лекса фыркает: – Держи карман шире. Уходит, не дожидаясь сопровождения. И при следующем посещении тайком просовывает между прутьев решетки маленький перочинный нож.