Сборник про сборную

«Когда сквозь тело идёт смертельный ток, когда вся кожа – один сплошной ожог». Сплин

Феде было интересно за ним наблюдать: натурально, свой среди чужих, чужой среди своих. Смолов не особо скрывал своё любопытство, наоборот, он его явно демонстрировал. Во-первых, чего ему стесняться, он-то здесь на сто процентов свой, во-вторых, ничего предосудительного, глядеть не запрещено, а больше всего потому, что хотелось, чтобы Нойштедтер взял инициативу по более близкому общению в свои руки, пусть даже она будет выражаться фразой «Чего уставился?». Но Нойштедтер терпел. Видел, что Федя на него пялится по поводу и без, однако относился к этому спокойно. Может быть, пока не находил его внимание назойливым, может, считал, что такое нормально, а может, ему и нравилось. - Смол! Ты идёшь?! В аккомпанемент своим словам Саша Кокорин сильным пасом отправил в сторону Феди мяч. Смолов пробежался, чтобы остановить его на самой бровке, и сокрушённо подумал, что точностью Сашин удар явно не отличался. - Смешно, – раздалось сзади. Вот только не хватало, чтобы над ним угорали из-за этого неловкого паса. Смолов вспыхнул и резко обернулся, готовясь выдать какое-нибудь ехидство, но на него, приветливо лыбясь, смотрел Нойштедтер, всем своим видом изображая позитив. - Чего смешного? – Федя отрицательно покачал головой в адрес Кокорина, мол, иди без меня, и отпасовал Роману, приглашая к диалогу. Нойштедтер принял мяч, трижды отчеканил коленом и снова послал его Феде с той же лучезарной улыбкой: - Прозвище у тебя смешное. Я понимаю, что от фамилии, но по-английски «small» значит «маленький». - Твоя фамилия слишком длинная, нужно её сократить, – ответил Федя, подкинув мяч себе в руки. – А то Романов в сборной целая куча, фиг различишь, кому на поле орут. – Он сделал два решительных шага к собеседнику. – Твоя фамилия как-то переводится? - Ага, – Роман шагнул навстречу. – «Neu» – «новый», «stadt» – «город», «er» – типичное окончание в романо-германских языках для обозначения людей. - Людь из нового города, – мгновенно перевёл Федя и захохотал. – Новгородец! Ох, умора! Улыбка Романа искривилась и стала из радостной чуть-чуть смущённой: - А что такого? - Просто у нас футболист один есть из «Ростова», в обороне играет, в этот раз в сборную не попал. У него фамилия Новосельцев, вы были бы сладкой парочкой, Новосельцев и Новгородцев, – объяснил Федя. – Рыжий такой, всё с имиджем экспериментирует. Сейчас чёлку отрастил и резинкой её на затылок натягивает. Иван и Роман… В чём дело? - Да это, – опустил глаза Роман. – У меня тоже… причёска была… – он покрутил около лба рукой. – Я так же чёлку в хвостик собирал. Состриг позавчера. На русский паспорт ещё с чёлкой фотографировался. - Я б поглядел, что там у тебя было, – рассмеялся Федя. – Говорю же, вы классно смотрелись бы вместе. - Ну, если хочешь, в Инстаграме фотки есть. - А почему состриг? - Ну, решил, это… того… поскромнее быть… Мало ли… - А, правильно, – кивнул Смолов. – У нас тут строго. Я и сам чудил. Покрасился в том году в блонд. - Чё? – совершенно по-русски спросил Нойштедтер и весь разошёлся в улыбке. - Ну, вот прям обесцветился, короче, – Феде и самому стало забавно рассказывать. – Так, ради прикола. Если хочешь, в Инсте покажу. - Надо тоже попробовать, – согласился Роман и слегка нахмурился. - Потом, когда чемп кончится. - А то что? – лицо у Нойштедтера удивлённо вытянулось. Бог знает, что он там сейчас себе думает, например, что Слуцкий будет ругать или что фанаты задолбают. На самом деле больше всего заёбывают журналисты. - А то у нас в команде есть некто Широков Роман Николаевич, так он меня троллил, будто это я его покрасил. - А, ясно, – мотнул головой Рома и добавил потише: – Зато, как я вижу, против татуировок он ничего не имеет. Если честно, татуировки Широкова Федя считал убогими, но вслух, естественно, об этом не распространялся: художественной ценности два набора цифр на предплечьях не представляли, символизма, опять же, ноль, одна показуха. Причём дешёвая. Мастер даже красотой шрифта не козырнул. Датами рождения детей можно впечатлить разве что свою жену, если, конечно, у неё рассеянный склероз и она сама этих дат не помнит. В этом весь Широков как он есть: сам факт действия настолько многозначителен, что его результат становится в корне неважным. Но вот манера Нойштедтера говорить… Разве что иногда порядок слов его подводил. Как-то так парни с рабочих окраин базарят: порой ударение не туда ставит или «ж» произносит как «ш», ну максимум – «хочем» вместо «хотим», «обои» вместо «обе», «ихний». - Извини, я всё время тебе удивляюсь, – признался Федя. – По-русски ты говоришь безупречно. Словно всю жизнь в России прожил. Я в Интернете читал, что ты в Украине родился, затем жил в Киргизии, а потом в Германию переехал, но вот просто слушаешь и не веришь. Ни капли акцента. - Так ведь с родителями только по-русски и говорю. - Понятно, но… В России-то ты бывал? Ну, не как турист и не по футбольным делам? - Ну да, был, давно, правда. У меня ж бабушка в Саратове живёт, мы к ней ездили то ли в девяносто шестом, то ли в девяносто четвёртом… Сейчас она к нам приезжает. - Где-где твоя бабушка живёт? – офонарел от услышанного Федя. - В Саратове. Что я такого сказал? – тёмные глаза Ромы наполнились беспокойством. Федя бросил мяч на траву и гордо задрал футболку, обнажая грудь: - Что видишь? Нойштедтер сначала ахнул от неожиданности, потом задумался: - Много чего, – и наклонился пониже. - Смол, кончай новичка соблазнять своим телом! – завопил Мамаев. Стоящие рядом с ним футболисты, переодевающиеся после тренировки, поддержали шутку шумным угугуканьем. - Мамай, не ревнуй, я нашёл потерянного брата! - Ничоси! – отозвался Пашка. – А он тоже должен заголить пузо? Одинаковое родимое пятно ищете? Нойштедтер ласково провёл по вытатуированным над правым соском Феди буквам. Жест был интимным и приятным, и у Феди по коже побежали мурашки. - «Саратов city». Почему? – брови Романа поползли вверх. - Я там родился. Мы с тобой земляки, получается. - А «1990» год рождения? - Да. - Ещё что тут, на твоей кирпичной стене? – Рома поглядел ему в лицо. – Иконы, кресты и молитвы и так трудно не заметить. - Вера есть. Любовь есть, – Фёдор показал левую кисть. – Надежда вот – на пальце. Ну и по мелочи кое-что. А у тебя какие? Давно хочу рассмотреть. Вместо ответа Нойштедтер молча снял свою майку. - Штаны друг с друга снимите, вы, разлучённые в детстве братья! – с возмущением крикнул Кокорин. Федя как заворожённый взирал на выбитый красной краской на груди Романа ажурный круг и надпись по ключицам. Рисунок ему очень нравился. Хотелось прикоснуться, но он сдержался – в отличие от Нойштедтера он не был готов к откровенному контакту. То ли из-за смуглой внешности Ромы, то ли из-за подколов товарищей по сборной Феде показалось, что в этом узоре есть что-то индийское. - Ну и да, могу штаны снять,– предложил Нойштедтер. – У меня робот со скейтом на левом бедре, и на правом… - Не сейчас, – неохотно вздохнул Федя. У него на левом бедре красовался узор посложнее, с которого до колена спускался силуэт на качелях. - Хорошо. Потом, – Рома ободряюще хлопнул его по плечу. Нет, по количеству татуировок ему до Феди далеко. Что, впрочем, не отменяет Фединого интереса и желания познакомиться поближе. А тогда можно будет и потрогать – всё равно что за оголённый провод схватиться. - Давай после обеда Пашку разденем. У него драконы на спине, – и Смолов заговорщицки подмигнул.