Сборник про сборную

«Прежде чем испробовать морской пены Я хочу запомнить этот мир белым, Я хочу увидеть на скале город, Бешено колотится в груди кто-то». Сплин

Олегу нравится, что солнце сегодня не очень яркое и ветерок прохладный. Из-за мягкого света всё кажется приятнее: светло-зелёная трава, тёмно-зелёная листва деревьев, приветственные баннеры красивого синего цвета. От разогрева становится хорошо. Комфортно. Слуцкий надел толстовку с длинными рукавами, а футболисты бегают налегке – за них взялся Паулино Гранеро, значит, будет жарко. Вася Березуцкий с перебинтованной правой кистью под присмотром Фернандо Ледесма с самого начала тренировки отходит на край стадиона, чтобы наяривать круги на радость местным школьникам. Их, наверно, пригнали сюда вместо уроков. На трибуне пара сотен человек. Помимо детей среди зрителей есть ещё и несколько десятков болельщиков и журналистов. На каждом витке Васи вблизи из толпы раздаются то жидкие аплодисменты, то ободряющие крики. Впрочем, тот, кому они сейчас нужнее, их не услышит. Майки с надписью «Гарик, мы с тобой!» подготовили вчера. С Игорем Денисовым фортуна обошлась жестоко. Олег тяжело вздыхает и поневоле воскрешает в памяти две тысячи восьмой. Тогда во время товарняка с Сербией травмировался Павел Погребняк, и в последний момент к команде, сделавшейся позднее бронзовым призёром Евро-2008, прицепили его, парня из провинциального клуба без опыта международных соревнований, оставленного Гусом Хиддинком на базе исключительно по доброте душевной. Ирония судьбы состояла в том, что на поле в составе сборной Олег впервые вышел всего год назад – да и то в товарищеской встрече с белорусами, семь лет спустя, своеобразный рекорд. Будет ли у него когда-нибудь в послужном списке официальный матч, тогда шутили ровно неделю, до игры с Австрией, после которой полетели головы. А теперь история повторилась, и тренерский штаб не стал нарушать традиции и тяпнул того, кто был под рукой – Артура Юсупова. Из-за отсутствия Васи во второй половине занятия на двусторонку не хватает одного человека. Слуцкий, посовещавшись с медиками, спрашивает Сергея Овчинникова, кого из вратарей он мог бы отдать в поле, но Иваныч хмурится и отрицательно качает головой. Либо из-за травмы Денисова не желает рисковать и выпускать голкипера на непривычную позицию, либо принципиально против таких экспериментов. Олег не хочет об этом думать. Он не слишком вымотался, если честно, но размышлять над чем-либо неохота. Мозг пуст. Как же классно, что можно просто делать то, что велено, и действовать на автопилоте. В двусторонке так точно. Спонтанность в условиях, приближённых к боевым. Олег улыбается. Это не его слова, это буквально цитата из Леонида Викторовича. Олег мнёт в руках по-девчоночьи розовую манишку, оставшуюся без хозяина. Именно в его команде недобор. Возле него на беседу тренеров лениво взирает Рома Широков. Ему бы не помешало сделать выражение лица чуть менее высокомерным. Хотя, пожалуй, это он чисто от усталости, не мальчик уже так напрягаться. Юсупов с Нойштедтером, тоже оба в розовом, тихо переговариваются, и у Олега проскальзывает мысль, не одолжил ли Артур у Романа что-либо кроме бутс. Шишкину манишка чрезвычайно идёт. Он и без того выглядит как дитё малое, а теперь ему только соску в рот сунуть – и будет один в один кукольный пупс. От этого Иванова отвлекает Сергей Семак. Он, почесав подбородок в сомнениях, уходит от Слуцкого к Олегу и берёт у него манишку. - Богданыч, ты-то чего?! Бес в ребро? – хихикает Широков. - За вас играю, – отвечает Семак. - Решил молодость вспомнить? – продолжает расспросы Лёша Березуцкий. Ему тоже можно на «ты». Он тоже был на ТОМ Евро, где Семак был капитаном. Комбаров, Самедов и Мамаев одобрительно похлопывают Семака по спине. Как он отработал двусторонку, Олег не помнит. Белый шум. Автопилот, мать его. От того, что ему довелось снова наблюдать Семака-футболиста в деле, и от собственных воспоминаний Олег был в шоке. Сердце в груди колотилось громко-громко и через раз. Нет, зенитовские перешучивались насчёт того, что Богданыч в неплохой форме и вполне ещё может, но пока сам не увидел, не очень в это верил. Лёша и Рома в пылу борьбы окликали его Серёгой, но у Олега не получалось это выговорить. Да он и не хотел. Считал, что давно всё забыл. Что ничего такого с ним никогда и не было. Единственный человек, кто знал о его временном – как Иванов тогда надеялся – помрачнении рассудка на почве Семака, сейчас то ли колесил по азиатским командам с непроизносимыми названиями, то ли вообще завязал с футболом на профессиональном уровне. А Семак вот сейчас бегал рядом – несмотря на свою густую бороду и прядки седины, едва заметные под определённым углом. И у Олега есть такие. И борода тоже. Покороче и порыжее, скорее запущенная небритость, чем настоящая борода, но всё-таки в перспективе. У Олега лишь не было сил отпустить чувство кисло-сладкого сожаления о том, что что-то в его жизни могло бы быть иначе. Даже наоборот – ему хотелось запомнить это ощущение.