Белая бабочка (White butterfly)

Кроуфорда разбудила Баба, возившаяся с принесенным для них завтраком. Ночью кто-то укутал их одеялами - его, склонившегося над мальчиком, и Рана, так и уснувшего у него на коленях. Рядом с Раном, свернувшись в клубочек прямо на широких хакама хозяина и мусоля его палец, спал щенок. Баба снисходительно улыбнулась, глядя на такую идиллию, и, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить Рана, выскользнула из комнаты. Спина Кроуфорда затекла и болела - нелегко всю ночь просидеть в одном положении, - но Ран выглядел таким юным и - впервые за все время их знакомства - таким умиротворённым, а щенок с пальцем в крохотной пасти - таким довольным... Кроуфорд решил, что потерпит. Зато утром, с улыбкой подумал онмёдзи, весь дом будет знать, что он провёл ночь со своим наложником. По крайней мере, это позволит пресечь некоторые слухи. Проснувшись снова, онмедзи обнаружил, что Ран уже встал и старается как можно тише накрыть стол к завтраку. Заметив, что Кроуфорд уже не спит, Ран вздрогнул, неловко опрокинул на себя чашку с чаем, который взбивал, и, обжегшись, зашипел. Онмёдзи усмехнулся и, подхватив с подноса полотенце, принялся промокать горячее пятно на пострадавших хакама. - Простите, - залепетал Ран, - я… Не обращая внимания на сбивчивые извинения, Кроуфорд продолжал вытирать расползающееся пятно. - Простите, хозяин, - все никак не мог успокоиться Ран , - я просто … - Смутился, - подсказал онмёдзи. Мальчик неловко кивнул: - Я никогда раньше не спал с мужчиной, хозяин. Кроуфорд расхохотался и, отшвырнув тряпку, обхватил ладонями лицо Рана. - Мой дорогой милый мальчик, - ласково начал онмёдзи, - я тут подумал, - он замолчал, подбирая слова, - мне не нравится, когда ты зовёшь меня хозяином. Ведь ты сын господина более знатного, чем я, и должен был унаследовать титул отца... Ран, вероятно, не осознавая, что делает, доверчиво потянулся к Кроуфорду, и тот одним движением притянул желанное лицо ближе. Тут же смутившись, Ран отпрянул и чуть склонил голову, занавешивая взгляд длинными прядями чёлки. Губы его растерянно приоткрылись и, глядя на них - сочные, сладкие, манящие как ломтики свежего персика - Кроуфорд понял, что не в силах устоять: - Мой фэньтао*… Ран поднял глаза и, нахмурившись, моргнул, пытаясь понять сказанное: - Хэньтао? - прошептал он, исказив незнакомое слово. На последнем слоге губы его округлились… Кроуфорду захотелось проглотить его - всего без остатка, до последней косточки - своего Рана, сладкого, как тягучие нити меда. Онмедзи облизнулся, нетерпеливо прикусил нижнюю губу и с тихим: - Позволь, я покажу, - наклонился и поцеловал своего таю. Ран отскочил, как ошпаренный кот, и в диком волнении принялся яростно тереть рот рукавом, повторяя как заведенный: - Нет! Нет! - потом забормотал в смятении. - Этого нельзя делать. Это, - Ран запнулся и тщательно выговорил незнакомое слово, - не "фэньтао". Это сэппун - худшее из зол. Снова и снова Ран тер и облизывал губы, словно пытаясь стереть само ощущение от запретного действия. Кроуфорд расхохотался, чуть было не сгибаясь пополам. Ран не разделял веселья хозяина. - Так делают они, чтобы поглотить душу, - с самым серьезным видом начал объяснять мальчик. - Я онмёдзи, - успел выговорить Кроуфорд и снова расхохотался. Хорошо, что ему не было видения о том, как все сложится, иначе это было бы не так забавно. - Это не смешно, - продолжал возмущаться Ран, не прекращая оттирать губы. - Вы, вы… - он задохнулся, - вы - развратник! Похоже, мальчик оскорбился еще больше, если такое вообще было возможно. Покачиваясь взад-вперед и силясь унять смех, Кроуфорд запротестовал: - Это не так. Это же простой поцелуй. Тебя послушать, так я тебе в рот угря засунул. Одноглазого!*- По непонятным Рану причинам сказанное заставило онмёдзи расхохотаться с новой силой. - Мне не кажется это смешным, - Ран запнулся, - мой господин. - Затем резко поднялся - мокрое пятно на его хакама смотрелось так, словно он обмочился - и выскочил из комнаты. Щенок, возбужденно тявкая и путаясь в ногах, убежал с ним. После ухода рассерженного Рана Кроуфорд еще долго не мог успокоиться, заходясь в приступе смеха при одном только взгляде на место, где сидел юный таю. Смеяться было хорошо - он давно уже так не веселился. Кроуфорд признался себе, что начинает ценить Рана не только за ослепительную красоту - присутствие мальчика умиротворяло его. И очаровывало. Как Ран сердился, что над ним посмеиваются. И это "мой господин" из его уст. Больше никаких "да, хозяин". Онмёдзи больше не хотелось быть хозяином мальчика, но он был счастлив стать его господином. Постучавшись, - как непривычна была вежливость с его стороны - в комнату ввалился Шульдих, толкая перед собой мальчишку лет пяти-шести, тощего, в лохмотьях и очень грязного. Все еще пребывая в хорошем настроении, Кроуфорд поинтересовался: - Новая зверушка, Шульдих? – но впрочем ответа на свой вопрос он не ждал. Кроуфорд точно знал, кого к нему привели: он сам приказал найти ребенка такого возраста и, как обычно, получил желаемое. - Это, - рыжий пройдоха на мгновенье задумался и, совершенно очевидно, назвал первое пришедшее на ум имя, - Сэна. Ты хотел, чтобы у твоего призрака дома Фудзимия был мальчика для битья. Вот, - Шульдих подтолкнул ребенка вперёд, - тебе мальчик. - Шульдих, - Кроуфорд оценивающе разглядывал новое приобретение, - ты что, оставил его на ночь в повозке? Шульдих пожал плечами. - Ну да. Была надежда, что пойдёт дождь и хоть немного отмоет паршивца. Онмёдзи закатил глаза. - А привести его в дом и отдать Баба, ты не догадался? Его бы уже давно отмыли и определили на ночлег. - Паршивцу за такую цену не грех немного помокнуть под дождём. Клянусь, во всём Киото не нашлось другого пацана подходящего возраста. - Точнее, не в Киото, а там, где ты шатался, - заметил Кроуфорд как бы самому себе. - Не нуди, - ощетинился Шульдих, - обычно юдзо только рады избавиться от своих ублюдков. Не моя вина, что наш хейка* любит маленьких мальчиков чуть сильнее своих предшественников. - Ну и где ж ты его взял и сколько за него отдал? - Краем глаза Кроуфорд наблюдал за ребенком - тот заворожено уставился на поднос с едой. - В Гионе, - как-то слишком поспешно ответил Шульдих и недовольно добавил, - в три мешка риса обошелся. - Ну надо же, целая ночь с проституткой средней руки, - в ложном сочувствии протянул Кроуфорд и сменил тон. - Позови Баба. Возможно, мальчишка на что-нибудь и сгодится. Поймем, когда с него смоют всю эту грязь и, - Кроуфорд присмотрелся к голове Сэны, - выведут вшей. При ближайшем рассмотрении мальчишка "за три мешка риса" оказался еще более тощим, чем показалось с первого взгляда, а грязи на нем было больше, чем одежды. Истинный цвет волос - слипшихся, в колтунах - определить не удавалось. А вот глаза у мальчишки оказались красивые - большие, синие, ясные. Кроуфорду вспомнился Наги, когда его только нашли, - тот был таким же заморышем, истощенным, избитым, с горящими глазами. - Ты умеешь говорить? - обратился онмёдзи к мальчишке - тот не ответил, только весь подобрался, прижимая к телу решительно стиснутые кулачки. - И почему мне кажется, что я первый, кто заговорил с тобой, с тех пор, как ты здесь оказался? - поинтересовался Кроуфорд неизвестно у кого и, опустившись перед Сэной на колени, мягко спросил: - Ты голоден? Заморыш сопел и упорно молчал. С такого расстояния онмёдзи ясно видел ползавших в грязных волосах вшей. Да и блох тоже. Отказавшись от попыток разговорить ребенка, Кроуфорд молча протянул тому миску риса - Сэна настороженно отстранился. Нахмурившись и мысленно обложив Шульдиха ругательствами на трёх языках, онмёдзи воткнул пару отполированных до блеска хаси в шарик риса, поставил тарелку на пол и подтолкнул ее к ребенку, а сам сел поодаль, скрестив ноги и сложив руки на груди. Какое-то время мальчишка не двигался, искоса поглядывая на Кроуфорда, словно опасаясь, что тот вот-вот передумает, но, внезапно решившись, схватил миску и начал жадно запихивать рис в рот. Баба открыла дверь и вошла так, будто ей не было никакого дела - помешает ли она чему-либо или нет. - Ваш рыжеволосый демон сказал, что вы меня сюда звали, - громко заявила она, а только потом заметила сидящего на полу ребёнка. Тот уставился на Баба и, крепко прижав к груди миску риса, словно ее уже попытались отобрать, задом отполз подальше от грозной старухи. - Ох, - выдохнула Баба. - Его привезли для Рана. Предполагалось, что он станет его мальчиком для битья, - пояснил Кроуфорд, вставая, - но в рыжей голове Шульдиха совсем пусто: ребенок слишком мал, слишком тощ. Однако за него заплатили, так что сделай его полезным в хозяйстве. Баба присела на корточки и протянула руку к заморышу. - Как тебя зовут, малыш? - мягко спросила она, мгновенно превращаясь из наводящего ужас тирана в юбке в заботливую мать. Онмёдзи дорого заплатил бы за секрет подобной метаморфозы. - Только посмотри на себя? Где же твоя мама? У тебя есть мама, малыш? Пойдем со мной, малыш? Раз за разом Баба тихо повторяла "малыш", и ласковое слово, словно по волшебству, постепенно превращало звереныша в маленького мальчика. - Ты можешь взять с собой рис. Мы отмоем тебя, малыш, выведем всех блошек, а потом дадим тебе тёплую одежду. Просто пойдём с Ба-тян, малыш. Мальчик устроил миску в сгибе локтя и протянул болезненно худую руку Баба. Та мягко помогла ему встать и повела к двери: - А затем знаешь, что мы сделаем? Мы соберем много-много жучков, паучков, червячков и сварим из них суп для рыжего демона. А когда он съест суп и похвалит нас, и скажет, что это самый вкусный суп, который он когда-либо ел, мы просто улыбнёмся и скажем, что готовили его с любовью. В этот момент Кроуфорд понял, почему все оказавшиеся под опекой морщинистой руки так безоглядно любили Баба. - Сэна, - сказал онмёдзи ей в спину, - его зовут Сэна. - Ну что ж, Сэна, - Баба тщательно выговорила имя. - Пошли, помоем тебя и накормим. А потом заставим этого рыжего демона страдать, да и его черноволосого дружка тоже. Кроуфорду очень хотелось посмеяться над угрозами в сторону Шульдиха и Йоджи, но он не осмелился - пусть даже жучками грозили совсем не ему. *** Для первых уроков Хикарин выбрала парадный зал, и Ран явился туда, преисполненный решимости. Он потерял всё, единственное, что у него сейчас было - это Кроуфорд, когда жестокий, когда добрый. И пусть ему, Рану, осталась только обязанность приносить удовольствие, он сделает всё, чтобы исполнить свой долг. Хикарин встретила ученика, сидя за маленьким чайным столиком. В парадных шелковых одеяниях, с ниспадающими до пола золотистыми волосами она выглядела столь красивой и грациозной, что пораженный Ран почувствовал искреннюю признательность, что такая блистательная юдзо будет наставлять его в искусстве соблазна. - Итак, - произнесла Хикарин, наливая чай таким очаровательным движением, что у Рана перехватило дыхание от одного только вида чуть-чуть обнажившихся гладких белых запястий. - Ты и есть тот таю. Вряд ли ты достаточно хорош для этого звания, но не в моей воле задаваться вопросом, стоишь ли ты уплаченных за тебя денег. - Юдзо подала Рану пиалу с чаем. - Ты, конечно же, местный. У тебя есть сестра?* - Да, ее зовут Ая, - спокойно ответил Ран, отпивая чая. Хикарин ненадолго задумалась, пытаясь вспомнить, откуда ей известно это имя. - Сестра Ая? - переспросила она, а затем чувственно рассмеялась. - Нет, маленький братец, я имею в виду женщину, которая учила тебя. Ран ответил не сразу, тщательно подбирая слова: - У меня не было наставника в тех искусствах, которым я теперь посвящён. - Тогда кто выбрал тебе имя? Кто назвал тебя орхидеей? - спросила юдзо, стискивая пиалу в своих пальцах. - Это были, - Ран опустил глаза. Хикарин не подлила ему чая, и он не мог спрятать взгляд на дне чаши, не выказав плохих манер. Кими забрала Баба, отправившаяся хлопотать над привезенным из Киото ребенком. Так что Ран уставился на свой оби и после недолгой паузы тихо произнес, - мои родители. Хикарин снова засмеялась, и на этот раз в её смехе звучало презрение: - Таю не пользуются именем, полученным при рождении, - юдзо говорила так, словно услышала самую смешную в своей жизни шутку. - Таю носят имена, которые выказывают их изящество, их мастерство, саму суть их искусства, чувство ики*. Юдзо вскинула голову и продолжила насмешливым голосом: - Полагаю, дитя, дать тебе новое имя выпало мне. О, знаю, - ослепительно улыбнулась Хикарин, - буду звать тебя Ая. Это имя означает «яркий», как тебе должно быть известно. А ты будешь звать меня, - с негромким стуком, словно ставя точку в разговоре, юдзо опустила пиалу на стол, - старшая сестрица. ****** * fēntáo (分桃 ) – "надкушенный персик". Один из традиционных китайских эвфемизмов гомосексуальной любви. Согласно легенде, во времена царства Чжоу некий Ми-цзы Ся отведал однажды особо вкусного персика и поделился надкушенным плодом со своим возлюбленным - князем Линем Вэйским. И с тех пор поздние авторы стали использовать образ надкушенного персика для обозначения однополой страсти. *угорь - один из распространенных в китайской, и вообще восточной, традиции эвфемизмов мужского члена. "Одноглазый угорь" - аллюзия на аналогичный европейский эвфемизм "одноглазый змей". * хейка (陛下 ) - японский хонорифик; именной суффикс, использующийся только в отношение царствующих особ. Может употребляться самостоятельно эквивалентно обращению "Ваше Величество". * под "сестрой" в данном случае Хикарин подразумевала женщину, которая обучала Рана искусству таю. Все юдзо, гейши и таю называют друг друга сёстрами. В этом причина путаницы, приключившейся с Раном. *ики (いき, или 粋 ) - идеал, стиль поведения в традиционной японской эстетике, близкое к русскому "шикарный, стильный". В период становления термин часто применялся по отношению к популярным гейшам, как образцовым носителям iki.