Белая бабочка (White butterfly)

После отравления Ая сильно ослабел. Он был не в силах ходить, и два стражника носили его на обложенных подушками носилках к вящей забаве Фудзи. Этот новоявленный родственник хозяина обращался с ним как с ребёнком и даже пытался кормить с ложечки. Фудзи смущал Аю. Он казался легкомысленным человеком, готовым согласиться со всем, что бы ни сказал ему Тэзука, но было ясно, что в их отношениях главный именно Фудзи. Да и Кроуфорд доверял его советам. Кроме того, для всех, кто их видел, было очевидно, что Фудзи и Тэзука состояли в самой мифической из всех возможных связей между людьми – в любовной. Сейчас рядом с Аей сидели Сайя и Майя, а Наоэ, запинаясь читал выбранную хозяином стихотворную «Повесть о Гэндзи». Сам же Кроуфорд устроился около окна и смотрел на льющийся как из ведра дождь. Он слушал, а служанки потчевали их чаем, саке и сладостями. «В те дни, когда Гэндзи тайно посещал некую особу, жившую на Шестой линии, он как-то раз, возвращаясь из Дворца, решил навестить свою кормилицу Дайни, которая занемогла тяжкой болезнью и приняла постриг. Разыскав ее дом на Пятой линии, Гэндзи подъехал к нему, но ворота оказались запертыми, и, послав за Корэмицу, он стал ждать, пока их откроют, разглядывая между тем невзрачные окрестности. Рядом с домом кормилицы стоял небольшой домик, окруженный новым кипарисовым забором. Кое-где верхние створки решеток были подняты, и в отверстиях белели опрятные шторы, сквозь которые виднелись прелестные женские головки – женщины с любопытством поглядывали на улицу. Наблюдая, как они двигались по дому, Гэндзи попробовал представить их себе во весь рост и вынужден был заключить, что они чрезмерно высоки. «Кто же там живет?» – заинтересовался он, слишком уж необычным показалось ему это жилище. Гэндзи приехал сюда в самой скромной карете и даже без «передовых». «Кто меня здесь узнает?» – успокаивал он себя, украдкой выглядывая из кареты. Ворота у дома, привлекшего его внимание, были подняты, и взору Гэндзи представилось столь тесное и бедное жилище, что ему стало грустно. Впрочем, ведь и драгоценные хоромы не лучше. Ограда, сбитая из поперечных планок, была увита прелестным зеленым плющом, из зелени, горделиво улыбаясь, выглядывали белые цветы. – «Я спросил у той, что стояла», – невольно вырвалось у Гэндзи, и один из спутников его, почтительно склонившись, ответил: – Это белое, пышно цветущее называют «вечерний лик». Имя – словно у женщины…» [1]. Вдруг Кроуфорд встал. – Я должен идти, – сказал он несколько неестественным тоном, держась за голову и прикусив губу. – Что-то случилось. Наоэ, продолжай читать. Я вернусь до зари. – Хозяин, – сказала какая-то служанка, – этот дождь не к добру, пожалуй… – Принеси мне плотный плащ и шляпу, чтобы спастись от дождя, – даже не дав ей договорить, закончил за неё онмёдзи. Он замер и наклонил голову, словно прислушиваясь к чему-то. Служанки тут же зашептались, что хозяин разговаривал с демонами, постоянно повторяя слово "они". Но взгляд Баба заставил сплетниц умолкнуть. – Я просто схожу к Сюити. Хикарин играет со мной, а я никогда не пропускаю свой ход. Затем он обратился к Наоэ. – На время моего отсутствия оставляю тебя за старшего, продолжай читать. Наоэ сделал глоток чая, затем прочистил горло и продолжил. «– Что за жалкая судьба у этих цветов! – сказал Гэндзи. – Сорвите мне один. Кто-то из приближенных, пройдя сквозь приподнятую створку ворот, сорвал цветок. Тут приоткрылась дверца – как ни странно, довольно изящная – и на пороге появилась прелестная девочка-служанка, за ней тянулись длинные хакама из нелощеного желтого шелка. Поманив приближенного Гэндзи, она протянула ему благоуханный белый веер и сказала: – Не желаете ли поднести цветы на веере? Боюсь, что их стебли недостаточно красивы… Как раз в этот миг, открыв ворота, появился Корэмицу и взял цветы, чтобы самому поднести их Гэндзи… … Гэндзи собрался уезжать, но перед отъездом попросил Корэмицу принести зажженный факел и в его свете принялся разглядывать присланный ему веер. Веер оказался насквозь пропитанным нежным ароматом благовоний, которыми, как видно, пользовалась его владетельница. Внимание Гэндзи привлекла сделанная с отменным изяществом надпись: «Не он ли?» – в душе Возникла догадка смутная… Перед взором моим На мгновенье мелькнул «лик вечерний» В ослепительном блеске росы. Содержание песни было довольно неопределенным, но в почерке чувствовалось явное благородство, и в сердце Гэндзи неожиданно пробудился интерес к хозяйке веера». Ая нахмурился, потом снова сосредоточил своё внимание на том, как Наоэ, запинаясь, читает поэму. Он изо всех сил старался не обращать внимания на перешёптывания служанок о том, что его хозяин сам был демоном или же состоял с ними в союзе. Хозяин был онмёдзи, чародей, и, разумеется, у него был доступ к знанию, которое недоступно простым людям. Полагая, что никто не замечает, Фудзи мягко поглаживал Тэзуку тыльной стороной ладони. Ая отчаянно завидовал им и их единению. По приказу хозяина он просидел в комнате несколько часов, попивая чай, греясь в тепле очага и слушая как Наоэ, запинаясь и делая множество ошибок, читает книгу. Ая даже подозревал, что задремал, потому что после отравления его постоянно клонило в сон. Когда кто-то вошёл в комнату, он предположил, что это вернулся Кроуфорд. Однако фигура человека в промокшей одежде не отличалась ни ростом, ни внушительностью. Человек был одет в черное кимоно и хакама, лицо скрывала тростниковая шляпа, а к тонкой талии была привязана большая катана. Фудзи одним прыжком вскочил на ноги. – Нээ-сан! – воскликнул он, перебираясь через задремавших людей, чтобы добраться до незнакомца, который как раз снял шляпу. Волосы под шляпой были мокрыми и облепляли тонкое лицо с большими глазами, такими же глубокими и тёмными как сердцевинки анютиных глазок. Йоджи и Шульдих, которые тихо напивались в уголочке, оглянулись, чтобы посмотреть на вошедшего. – Рукия-сама, – сказали они, кланяясь. – Я ищу мужа, – твёрдо объявила она. Пока все вокруг кланялись, а Сайя и Майя, пытались встать и спотыкались, путаясь в полах своих кимоно, первой пришла в себя Баба – Но, госпожа, к сожалению, господин Кроуфорд вечером ушёл. Вы уж позвольте нам позаботиться о вас. Мы найдём вам сухую одежду и горячую еду. Рукия повернулась к Баба, и взгляд её был холоден как лёд. – Я не люблю, когда со мной говорят как с ребёнком, – заявила она. Баба поклонилась. – Нээ-сан, – мягко пожурил её Фудзи, – Ба-тян говорит так с каждым. А где твоя, – он остановился, подыскивая слово, – свита? – Погода была скверная, и я оставила их на почтовой станции. Я больше не могла выносить их жалобы, – ответила Рукия. – Примите мои извинения, Ба-тян, – она словно оценивала это имя, – мой брат упоминал вас в своих письмах. Полагаю, что в моё отсутствие вы были правителем этого поместья. – Она обратила внимание на Сэну, который устроился на коленях Баба и сосал большой палец. – А это мой малыш Наоэ? – Нет, – резко ответил Наги, – я Наоэ. Она обернулась к нему, затем нахмурилась. – И правда, дети растут быстро. А меня не было слишком долго. – печально сказал она. – Пять лет, – с улыбкой произнёс Фудзи. На минуту Рукия опустила глаза. – Сайя, Майя, – с некоторой фамильярностью обратилась она к сестрицам, – Йоджи, Шульдих, вы совсем не изменились. – Рукия-сама, – сказал Йоджи, – вы обрезали волосы. В самом деле, у Рукии не было длинных ниспадающих кос, как у других женщин, её волосы были короткими как у мальчишки. – Мне не нужны вши, – спокойно ответила она, – а теперь, Ба-тян, – было заметно, что Рукия всё ещё колеблется относительно этого имени, – пожалуйста, проводите меня в комнату мужа. Сайя, Майя, не могли бы вы подыскать мне какую-нибудь одежду, что-нибудь как у Наоэ будет мне в пору. – В её взгляде мелькнула грусть. – А когда я поем и выпью чая, приведите ко мне того наложника, с которым у моего мужа столько хлопот. Когда Йоджи нёс Аю, он всегда делал всё возможное, чтобы пощупать его за задницу. Но они оба молчали об этом, потому что только в эти моменты Кудо просто замечал само аино существование. Йоджи понимал, что Ая оказался единственным, кто пострадал от ревности Кроуфорда. И вполне возможно, что Кудо даже чувствовал свою вину за случившееся. Йоджи принёс Аю в библиотеку и устроил на груде подушек. Госпожа Рукия оделась в одно из аиных богато украшенных кимоно, но завязала его довольно небрежно, так что оно полностью открывало ноги и босые ступни. Волосы были собраны в тонкую длинную косичку, спадавшую на плечо. Рукия весьма бесцеремонно копалась в бумагах мужа, и для этого ей пришлось даже забраться в нишу для футонов, где они хранились. – Так ты Ая, – сказала она, не оборачиваясь, – сестрицы рассказали мне о том, что случилось, о Хикарин, которую пригласили обучать тебя, и о том, что она сделала вместо этого. Фудзи просил Кроуфорда, чтобы он обратился ко мне, и я бы обучила тебя как следует. – Вы были куртизанкой, госпожа? – спросил Ая. – Нет, – Рукия покачала головой, – я была принцессой из дома Фудзи, – тут она улыбнулась, – и я была имперским негоциатором. Я провела три года в Европе по повелению императора, я отправилась туда менее чем через год после моего замужества. Я, – она остановилась, – я знала некоторых первейших куртизанок мира, – затем с улыбкой продолжила, – ты же будешь моим триумфом. Ты будешь моим даром супругу. – Почему? – спросил Ая. – То есть ведь он ваш муж. Рукия села и посмотрела на него так, словно оценивала каждый изъян его кожи. – Мой муж и я служим императорскому дому. Мы негоциаторы, со всеми вытекающими из этого последствиями. – Она обхватила ладонями аино лицо, — какая у тебя мягкая кожа. Я не могу обещать моему мужу ни своё время, ни свою жизнь, но ты, – тут она улыбнулась, – ты можешь путешествовать вместе с ним за меня. Можешь придумать лучший дар для него? – Но госпожа, – запротестовал Ая. – Ты не можешь принести ему детей, не можешь привязать его к себе узами крови, он никогда не бросит меня ради тебя. Ты глупый мальчишка, Ая, но когда я поработаю над тобой, – кончиком пальца Рукия обвела узор из роз на его кимоно, – ты будешь Ая но Бара. Ты будешь предметом зависти всей империи. Я научу тебя этому. – Затем она обернулась к сестрицам, которые сидели по бокам от неё как две каменные скульптуры, охраняющие вход в храм. – Сайя, помоги ему встать, Майя, раздень его. Аю всегда удивляла сила Сайи, сейчас она с лёгкостью поставила его на ноги. – Это твой первый урок, мой Ая но Бара. – В то время как Майя ловко снимала с него кимоно и дзюбан, Рукия взяла миску, мыло и острую бритву. – А теперь замри. Ая зажмурился, когда госпожа начала брить ему лобок и яички, Майя и Сайя поддерживали его под руки. Она действовала быстро и ловко, да и бритва была острой. Он был просто поражён, что такое простое действие заставило его чувствовать себя полностью обнажённым и абсолютно открытым. Потом, когда Рукия закончила, она приложила к коже влажную ткань, и тут же нестерпимо защипало. – Вот твой первый урок, – объявила госпожа, – волосы притупляют чувствительность, будь чисто выбритым. – Майя подняла его левую руку, и Рукия быстро провела лезвием по коже, удаляя волосы под мышкой, затем снова приложила горячую ткань. Быстро сделала то же справа. – Твой второй урок: когда они отрастают, кожа чешется. – А ему, я имею в виду, хозяину, понравится такое? Рукия презрительно рассмеялась. – Это не важно. Хикарин и правда ничему тебя не научила, да? – Она снова взяла его лицо в ладони, – тогда пусть это станет твоим первым уроком – ты выбираешь его, ты можешь отказать ему. Ты ему не жена, и даже если ты был ею, именно он должен был, вожделея тебя, стремиться разжечь пожар в твоих чреслах. Куртизанка – не проститутка, она выбирает того, с кем ляжет, когда и как это случится. Сьюуске сказал, что ты не знал ни о чём подобном, и я думаю, это отвратительно. Погоди, уж если я доберусь до Хикарин… – Она остановилась и успокоилась. – Ты можешь сказать «нет», всегда мог. И почему-то это ранило Аю сильнее, чем если бы Рукия пронзила его мечом. 1. Здесь и далее цитируется «Повесть о Гэндзи» в переводе Т. Соколовой-Делюсиной.