Белая бабочка (White butterfly)

Кроуфорд вернулся перед самым рассветом, за ним следовал слуга. Это был охранник Мамору, Кен. На следующей вечер именно Рукия, восседавшая в бархатном платье и окутанная волнами плиссированного газа, выяснила, что Кен нечаянно ударил Хикарин по лицу кнутом, которым обычно убивал крыс. Рукия была немногословна, но её брат, в конце концов, вытянул из неё сведения, полученные от мужа. Ая размышлял о том, что Кен оставил шрам на лице Хикарин, и она потребовала его смерти, и о том, что Кроуфорд спас его. Он размышлял о том, каким образом Рукии пришлось добывать эти сведения у супруга, которого, как она призналась, не видела пять лет, и спрашивал себя, не могло ли это переменчивое чувство, зародившееся где-то в животе, быть ревностью. Тем не менее, она обещала обучать его, и, несмотря на её суровые манеры и злой язык, Ая был очарован ею. Он спрашивал себя: ревновал ли он Кроуфорда к ней, или же ему просто хотелось быть на её месте. Кроуфорд вошёл в музыкальную комнату, где Рукия разместила свою свиту. Шульдих и Йоджи ловили каждое её слово, в то время как близнецы смеялись, прикрывшись веерами. Фудзи прислонился к Тэзуке, слушая о тех диковинах, которые описывала его сестра, когда онмёдзи неожиданно раздвинул двери и вошёл. Ая сидел в сторонке. – Всё твоё окружение здесь, – без обиняков сказал Кроуфорд. – Вот почта для нашего Аи. Он бросил письмо Ае, тот поднял его с пола. Оно было запечатано печатью Тайра. – Мне это не интересно, – ответил Ая, подталкивая письмо обратно к онмёдзи, – с чего бы им писать мне? Шульдих возвёл очи горе, взял письмо и открыл его. – Здравствуй, бла-бла-бла, во имя прошлой дружбы, бла-бла, заинтересован в возобновлении, бла-бла, будешь приглашён, – Шульдих опустил письмо, высчитывая в уме дату, – послезавтра в надежде на возрождение нашей детской дружбы, так как я вернулся от двора. С уважением, Изуми Сано из дома Тайра. – Он передал письмо Кроуфорду, который сунул его обратно за пояс своего кимоно. – Ты встретишься с ним, – сказал онмёдзи, – в конце концов, – он ухмыльнулся, – вы были друзьями детства. Ая нахмурился, это было правдой, он и Сано с детства дружили, и у него сохранилось множество воспоминаний об этом мальчике, пока он не уехал ко двору; о том, каким необузданным и весёлым он мог быть, и каким мрачным; о том, как незадолго до отъезда Сано они напились и спьяну пообещали жениться не на тех женщинах, которых выбрали для них родители, а друг на друге. Потом Сано уехал ко двору и никогда не писал, а его родители предали родителей Аи, и всё распалось. В этом не было вины Сано, но Ая с удовольствием выместил бы на нём свой гнев. – А теперь, если ты не возражаешь, Рукия, жена, – Кроуфорд тщательно выговорил последнее слово, – что за странный человек внизу запугал до полусмерти Наоэ? – Такой высокий, – спросила она, протягивая руку, – с белыми волосами, с повязкой на одном глазу, ходит вразвалку. – Точно, – судя по голосу, онмёдзи это не обрадовало. Рукия засмеялась. – Это мой эрифуру*, – сказала она. – Я нашла его в Италии и подобрала, полагаю, что он не вполне человек. – Судя по виду, Кроуфорда это тоже не обрадовало. – Это просто Фарфарелло, он отличный охранник, вот почему знакомство с ним сделает тебе честь. – Он подбрасывает Наоэ в воздух, – ответил онмёдзи, – и я думаю, что мальчишку скоро вырвет на татами. Рукия лишь улыбнулась. – Он просто играет, – её тон был снисходительным. – А теперь, на чём же мы остановились, когда нас так грубо прервали? Кроуфорд захлопнул за собой дверь. Изуми Сано из дома Тайра, за год или около того, что он отсутствовал, вырос красавцем. У него была бледная, почти прозрачная, кожа и большие выразительные тёмные глаза, обрамлённые чёрными как чернила ресницами. Губы были подобны бледному персику, но на нём лежало страшное бремя печали. Когда он увидел Аю, то поднялся со своего места, где сидел безмятежный и непоколебимый, словно статуя, сложив на коленях прекрасные белые руки. – Ран, – произнёс Сано с искренней теплотой, взяв Аю за предплечье и крепко сжав. – Твои волосы, – он прикоснулся прохладными пальцами к коротким прядям. Ая услышал, как сзади Йоджи сказал Шульдиху: «Представь этих двоих вместе», и содрогнулся от удовольствия. В ответ Шульдих прошептал: «Но кто будет сверху?» Йоджи прыснул от смеха: «Что за вопрос? Я, конечно». Если Сано и слышал это, то ничего не сказал. – Давай сходим за Фудзи, – фыркнул Шульдих в ответ, – тогда у нас будут рисунки, и мы сможем продавать их в столице по самой высокой цене. Затем эти двое встали, оставив Аю в покое. Ая и Сано были неразлучны до тех пор, пока Сано не уехал, чтобы жениться. Они провёли год в разлуке, и многое произошло между ними, но в то же время оставаться вот так, наедине с Сано, казалось странным, будто ничего и не случилось. Но на самом деле изменилось всё. – Ты выглядишь гораздо моложе, – тихо сказал Сано, – с короткими волосами, и я слышал, что ты болел. Ая не нашёлся с ответом, и промолчал. – Я скучал по тебе, – сказал Сано, наконец, прерывая молчание. – Ты уехал, – ответил Ая, и он не хотел, чтобы это прозвучало так порочно или зло. – Мы всего лишь орудия нашего фамильного долга, – спокойно ответил Сано, – и даже я. Я хотя бы вернулся. – Он казался опечаленным, что возвышало его почти болезненную красоту. – Ты женился, – добавил Ая. – Так мне велели, – тихо произнёс Сано. – Она умерла. – Поэтому ты вернулся ко мне, – ответил Ая, – потому что она умерла. Вот каков твой план – посмотреть, можно ли устроить второй брак с моей сестрой. – Нет, – запротестовал Сано, – ты мой друг, и когда я слышал, что произошло… – И что ты услышал? – прорычал Ая. – Что твоя семья предала мою, и мои родители, будучи не в состоянии перенести позор, покончили с собой? Или как Такатори оказались единственными людьми, что были настолько добры, чтобы принять меня и мою сестру? – Они не приняли тебя, Ран, они присвоили твою собственность, – запротестовал Сано. – Тайра не имеют со случившимся ничего общего, это Такатори предали твою семью. – Ты говоришь это просто, чтобы заставить меня поверить тебе, – прорычал Ая. – Это правда, – раздался от дверей голос Рукии, он не слышал, как она вошла. – Такатори заняли у Фудзимия деньги, которые те, в свою очередь, заняли у Тайра. Такатори и не собирались возвращать долг, они использовали против твоего отца его представления о чести, а когда он столкнулся с неприятностями, то оклеветали его перед императором. – Я был там, – сказал Сано, – при дворе. Император знал, что Такатори лгали, но не мог это доказать. – Нет, – ответил Ая, – они были добры, они приняли нас. – Они выдали Аю за Хирофуми, – тихо сказала Рукия, – чтобы доказать, что захват ваших владений произошёл по закону. Я думаю, что если бы Хирофуми так сильно не хотел тебя, то ты был бы уже убит. – Вы лжёте, – запротестовал Ая. Они не делали этого, только не Такатори, они были добры к нему. – С какой стати мне лгать? Что они говорили тебе – ублажать Кроуфорда, делать всё, что он пожелает – ради того, чтобы Рэйдзи после переговоров вышел сухим из воды? – мягко спросила Рукия. – Мне было не до вопросов, – признал Ая, – они были так добры. – Нет, – мягко сказала Рукия, – всё это было фарсом. Господин Тайра, – она склонила голову перед Сано, – я думаю, будет лучше, если вы уйдёте. Вы можете вернуться завтра, полагаю, что нашему Розовому бутончику нужно побыть в одиночестве. Сано кивнул, затем взял аину руку, поднёс её к губам и поцеловал. Он поцеловал то местечко, где большой палец соединяется с ладонью. Рукия подумала, что это был поцелуй любовника, но ничего не сказала. Её это не касалось, пусть Кроуфорд сам играет в свои игры. Когда Сано ушёл, у Аи подкосились ноги, и он рухнул на подушку, на которой сидел. – Скажите мне, что это не правда. – Хочешь, чтобы я тебе солгала? – спросила она, – потому что я солгу, я – не мой муж, его пристрастия – не мои. В этот момент Рукия казалась очень старой и поистине мудрой, словно несла огромное бремя на своих хрупких плечах. Больше всего Ае хотелось довериться ей. – Кроуфорд хочет, чтобы я соблазнил Сано и втянул его в это дело? – Я не знаю, – Рукия вздохнула, – давай, Розовый бутон, – тихо сказала она, предлагая ему руку. – Йоджи сказал, что хочет увидеть меня и Сано вместе, – так же тихо ответил ей Ая. – Вот было бы зрелище, – с лукавой улыбкой сказала Рукия. – Вы оба хороши как картинки, – она протянула руку и смахнула с его лица длинную красную прядку, – у тебя много планов, которые надо осуществить, и много гнева, который надо выплеснуть. Когда ты окрепнешь, я попрошу Тэзуку наставлять тебя в искусстве кэндо, – она снова казалась усталой, – и Фудзи в искусстве каллиграфии. Но сначала, мой Розовый бутончик, мы научим тебя величайшему искусству куртизанок и одному из самых приятных искусств, мы научим тебя, как сказать «нет» поклонникам, которые тебя не интересуют. Для урока Рукия собрала всех молодых мужчин из своего окружения, в том числе своего довольно устрашающего одноглазого охранника, чьё имя Ая не мог произнести. Она усадила их вокруг стола, и села рядом с Аей. На столе была большая бутылка сакэ, Йоджи и Шульдих хихикали, склонившись друг к дружке, вероятно, подозревал Ая, воображали его и Сано вместе. Фудзи и Тэзука старались украдкой подержаться за руки, а Фарфарелло чистил ногти кривым ножом. Сестрицы сидели за Рукией, ожидая представления. – Мы задумали этот урок, – начала Рукия, – как игру, – от удовольствия она захлопала в ладоши. – Мы пойдём по кругу, и каждый из вас попытается поухаживать за Аей, а он, в свою очередь, будет говорить вам «нет». Но ему не позволяется использовать это слово, а его ответы должны быть остроумны. – Она налила Ае чашку сакэ и проследила, чтобы он выпил всё. – Я покажу. Йоджи. Йоджи прочистил горло. – Рукия, вы свет моих очей, и если я не познаю те наслаждения, что вы сулите, я умру. Рукия взяла со стола веер и приложила его к лицу. – Боюсь, что тогда вам придётся умереть, ибо все наслаждения достались тому, кто свет моих очей. Сестрицы засмеялись. – Шульдих, – сказала она, глядя на рыжеволосого дойцюдзина. – Вы так красивы – вы должно быть ангел, – сказал Шульдих. – А вы, должно быть, думаете, что я спустилась с неба в прошлый дождь, – ответила Рукия, не меняя милого выражения, – раз могу так банально пасть. Фудзи. – Я твой брат, – запротестовал Фудзи, – я тоже должен? Рукия признала его аргумент и обратилась к Тэзуке, тот на мгновение задумался. – Ваша красота покорила меня, госпожа, и я понял, что должен оценить вас. – А я должна оценить подобное внимание, – Рукия подмигнула Ае, – но красота блекнет, и я боюсь, что вы не пожелаете меня, когда я состарюсь, поэтому я должна отказать вам. Тэзука кивнул, отмечая довольное настроение Рукии. – И Фарфарелло, – она не стала продолжать. Человек с белыми волосами возвёл взор к потолку, а затем сказал с сильным акцентом. – Как насчёт того, чтобы ты и я сложили зверя с двумя спинами? Рукия лишь рассмеялась. *В "Бабочке" Рукия зовет его своим эльфом, точнее my elf, то есть можно предположить, что правильнее будет звать его эрифуру, erufu.