Белая бабочка (White butterfly)

– Муж мой, – сказала Рукия, врываясь в личные покои Кроуфорда. Не в её обычае было стучать и ждать, как большинство дам или даже воспитанных кавалеров. Она просто входила. Одета она была в хакама и наброшенный сверху тяжёлый тканый шерстяной плащ, богато подбитый белым мехом. В волосах Рукии запутались снежинки, и это наводило на мысль, что она только что совершала позднюю прогулку по поместью. В пользу этого говорило и то, что на Рукии были надеты толстые шерстяные таби, а лицо её порозовело от зимнего воздуха. Позади неё стоял эрифуру в странном колпаке, натянутом на глаза и со свисающим сзади длинным концом, назначение которого онмёдзи было непонятно. Но, по крайней мере, Фарфарелло снял свои сапоги в генкане. Это было то, чему Кроуфорд уже отчаялся научить его, главным образом потому, что служанки до ужаса боялись эрифуру госпожи Рукии. – Временами, – сказала она, нависая над низким столом, за которым расположился онмёдзи, – я всё ещё глупая девчонка, на которой вы женились. – И из отороченного мехом кармана плаща вытащила маленький свёрнутый мешочек. – Вот на это я потратила небольшое состояние. Когда увидела их, то сразу подумала о вас, а потом сразу же о них забыла. Наслаждайтесь. – Рукия бросила завязанный шнурком мешочек на стол, куда он и приземлился с глухим стуком. – Этим вечером тебе больше нечего мне сказать? – спросил Кроуфорд, глядя на жену. Минуту она молчала, наклонив голову. – Вы собираетесь убить моего отца? – Нет, ещё нет. Пока он представляет ценность. – Тогда нет. Идём, эрифуру. Многое нужно сделать до отъезда в Киото. Уже у дверей Рукия оглянулась. – Кроуфорд, вы скажете мне, что планируете, не правда ли? – Я женился на тебе не из-за земель Фудзи, – ответил онмёдзи. – Знаю, – она ухмыльнулась ему, – но они такое замечательное дополнение. – Её плащ был тяжёлым, поэтому когда она повернулась, чтобы уйти, ткань зашуршала по циновкам, как сосны шелестят на ветру. По сравнению с этим звуком тихий щелчок закрывающейся двери до странности напоминал стук игральных костей. Покачав головой в ответ на капризы знатных женщин, в частности Рукии, чьи желания, как иногда казалось, менялись вместе с переменой ветра, и размашистый шаг её эрифуру, который временами раздражал даже Кроуфорда, онмёдзи открыл мешочек. Внутри оказалась колода богато иллюстрированных карт – кожаных, жёстких от крахмала и сахара. Кроуфорд разложил их – все семьдесят восемь, и улыбнулся сам себе. Рукия уверяла его, что не обладает другим даром, который бы помогал ей на жизненном пути, кроме своей поразительной хитрости, но сейчас, как и прежде, онмёдзи был уверен, что она тоже могла видеть будущее. Он смотрел на карты и понимал, что даже если его супруга и отдала за них целое царство - они ведь были ручной работы и расписаны золотом и другими драгоценными металлами - то это была едва ли достаточная цена. В руках онмёдзи полная колода Трионфи, а он знал благодаря своим исследованиям название этих карт, была бесценна. Он даже знал, как пользоваться ими, потому что они являлись ему в видениях, где Кроуфорд не только видел их, но и изучал. Думая о своём прекрасном наложнике, он вытащил три карты – Папессу, Падающую башню и Дьявола. Разглядывая прекрасные гравюры на картах, онмёдзи улыбнулся своим мыслям – он не смог бы сделать лучший выбор, если бы и попытался. Кроуфорд собрал карты, перетасовал их и, подумав о Такатори, выложил три карты в виде треугольника – выпали Алхимик, Смерть и Мир. Время пришло, подумал онмёдзи, начать уничтожение Такатори, и первым будет Масафуми. Онмёдзи позвал сестриц и был удивлён, что они откликнулись не сразу, а когда появились, то были растрёпаны. Кимоно Сайи было распахнуто почти до пупа, а оби второпях завязан налево, косметика Майи была размазана. – Хозяин, – спросила Сайя, – вы посылали за нами? – Мне интересно, почему я не видел вас последние несколько дней. Майя ухмыльнулась. – У Баба были предположения насчёт господина Юты, и оказалось, что она была права. – Вы не убили его, – сказал Кроуфорд, и это был не вопрос. – Конечно, нет, хозяин, но несколько дней ему будет неудобно сидеть, – сказала Сайя. – Вы нас звали за чем-то? Если желаете, чтобы мы сняли ваше напряжение, то мы сперва должны искупаться. – Нет, – сказал онмёдзи, и на мгновение у него мелькнуло видение молочно-белого тела, вытянувшегося перед ним. – Я собирался просить вас присмотреть за моими гостями, потому что появилось кое-что новенькое, за чем мне нужно проследить. Полагаю, вам это будет по силам. В дверь постучали, затем её отодвинули в сторону и в комнату вошёл Кудо. – Не помешал ничему, на что я надеялся, – ухмыльнулся он. – У меня есть новости из поместья Тайра. – Из складок своего хаори он вытащил сложенный в несколько раз толстый лист бумаги и протянул его Кроуфорду. – Кажется, твой мальчик задерживается. – Я предпочёл бы, чтобы ты не читал мою почту, Кудо, – заметил онмёдзи. – А мне это и не нужно, – ответил Кудо, поведя плечами. – Не представляю, чтобы твой мальчишка писал тебе, разве чтобы предупредить о задержке. Ногтем большого пальца Кроуфорд сломал печать, перечитал письмо несколько раз и прошептал: «Дом Сна». – Пришли ко мне Шульдиха, – распорядился онмёдзи, – и Баба. Нужно кое-что устроить. Баба сидела у огня, скрестив ноги, рядом был незнакомый Кроуфорду мужчина в грубой одежде, с голыми ногами и босыми ступнями. Одна рука у него была наскоро перевязана лоскутом ткани. При виде его онмёдзи приподнял бровь. Выражение лица Баба было совершенно спокойным, как будто это было её законное право – водить странных людей в кроуфордовский дом и – Кроуфорд заметил в руке мужчины миску – кормить их кроуфордовской едой. Заметив его, Баба подняла голову. – А, хозяин, – онмёдзи знал, что на самом деле Баба звала его так только потому, что была обязана так к нему обращаться, – это Рюдзи, из деревни, у него для вас новости. – Я занят, – ответил Кроуфорд, – запиши его жалобу, и я разберусь с ней, когда будет время. – Появились разбойники, господин, – пробормотал мужчина, – в лесах, они постоянно крадут наш рис и деньги, а ведь мы должны платить десятину. Онмёдзи оценил свои возможности: можно было бы продолжать доить из крестьян десятину, которую они платили Фудзимия, содержавшим на эти деньги дом, а можно было проявить щедрость и отказаться от неё. – Баба, – спокойно сказал он, а затем уселся рядом с ними, – приведи ко мне жениного эрифуру. Думаю, это как раз та работа, для которой он отлично подходит. Простите, мастер Рюдзи, но пока мы разговариваем, мои слуги будут то приходить, то уходить – у меня много других дел, которые нужно устроить. Но я уверен, что эрифуру согласится избавить леса от разбойников. Мужчина пробормотал «спасибо» и спросил: – У него есть собственный отряд, ведь разбойников много? По лицу Кроуфорда скользнула ухмылка. – Он дух. Я уверен, что несколько вооружённых крестьян не будут для него проблемой. В последнее время он жалуется, что ему нечем заняться. Мужчина по-настоящему побледнел, так что это уже бросалось в глаза, когда Баба ввела в комнату Фарфарелло. Он был почти в полтора раза выше старухи и был одет в прочные белые хакама, зачёсанные назад белые волосы открывали странные жёлтые глаза. Ногти были выкрашены в чёрный цвет, а движения напоминали звериные. Онмёдзи обратил внимание не только реакцию на само появление Фарфарелло, но и ножи, которые эрифуру носил на двух перевязях, перекрещивающихся на груди. Вокруг талии Фарфарелло обвивалась цепь, свисавшая вдоль обтянутого белым бедра и заканчивавшаяся тремя крюками. – Фарфарелло, это Рюдзи. Кажется, в наших лесах есть разбойники. Эрифуру улыбнулся, усаживаясь рядом и звеня множеством лязгавших друг о друга ножей. – Рассказывай, – потребовал он. – Уверен, моя хозяйка предоставит мне немного свободного времени, чтобы разобраться с этим затруднением. – Но, – запротестовал крестьянин, – их должно быть целая сотня. Фарфарелло улыбнулся. – Это будет нетрудно, – он облизал губы. – Я уже знаю, что местные – слабаки, а сотня может означать то, что я поработаю до седьмого пота. Хозяин, – он использовал это обращение так же, как и Баба, с уничижительным оттенком, – наверное, этому ниндзя и мне стоит выйти и потолковать, чтобы я мог выяснить кое-что об этих, – он смаковал это слово, – разбойниках. Вспыхнули ярко-рыжие волосы – это вернулся Шульдих. – Кроуфорд, – обратился он, опираясь о стену, – Баба хочет сообщить, что тебя пригласили на сэйен у Такатори Сюити, и ты согласился. Онмёдзи выругался, что за ужасная ирония – месяцами ничего не происходило, а потом, когда что-то произошло, всё случилось в течение часа. Сюити Такатори был из тех людей, которые прячут свои намерения под густой бородой. Он сидел за пиршественным столом вместе с двумя красавицами-жёнами – Ханаэ, которую он звал Манкс, и Кикуно, которую он звал Бирман, и так смотрел на Кроуфорда, словно бы мог с одного взгляда выяснить намерения человека. Кроуфорд и сам использовал такую проверку и подозревал, что Сюити, в отличие от своего старшего брата, был достаточно умён, чтобы догадаться, что у императора могут быть намерения относительно земель Такатори. – Где же ваш наложник? – спросила Кикуно, потягивая саке, которое подливала ей служанка. – Я не видела юного Рана, по крайней мере, год. Я надеялась, мы сможем поговорить, как прежде. Кроуфорд хищно улыбнулся. – Он оказывает мне небольшую услугу. Я попросил, чтобы он посетил Дом Сна. – Лучше бы он не видел, как Кикуно прыснула саке. – Это невежливо – не пригласить всех местных землевладельцев. – Она супруга самого дьявола, – твёрдо сказала Ханаэ. – Она сожрёт его душу. Кроуфорд улыбнулся при мысли о том, что, возможно, раздобыть сведения о Доме Сна будет не так трудно, как он думал. После чая, используя пепел из очага, чтобы показать всё наглядно, Баба рассказала о Доме Сна Рукии, ведь туда отправился её брат. Сведения, которые она передала, были тем, что знали Фудзимия, и поэтому не были так искажены, как те, что Такатори сообщили Кроуфорду. Дом Сна был построен на горе, в глубине владений Тайра, но испокон веку принадлежал Фудзимия. Правда, малое количество детей означало, что земли Фудзимия сокращались, тогда как владения Тайра росли. У подножия горы располагалась покинутая деревня, называвшаяся Деревней всех душ, где, как говорили, усопшие в самый последний раз отдыхали перед восхождением по лестнице к Дому Сна. Всякий, кого призывали в Дом Сна, также должен был там остановиться, потому что заснуть в Доме Сна означало навлечь на себя проклятие, ведь он являлся вратами в Чертоги-где-вечная-тьма. Некоторые говорили, что в Доме Сна живёт управитель этих таинственных мест, который следит за тем, чтобы никто не ступал в пустынные равнины смертной сени [1], не получив дозволения богини Идзанами. Баба призналась, что не знает, как всё обстоит на самом деле, потому что насчёт некоторых вещей Фудзимия держали рот на замке. Дом Сна был построен в виде трёх колец. Внешнее было для просителей, пришедших просить милости у Хоримоно-химе, и для нескольких слуг, которые присматривали за ней – потом они возвращались в Деревню всех душ. Тех, кто навлекал на себя их гнев, подвергали ужасной церемонии, называемой «Кусаби». Понизив голос, Баба сказала, что за всю свою жизнь она слышала только об одном таком случае и не стала бы о нём рассказывать ни за что, потому что она вообще не понимала, как такой ритуал до сих пор не навлекла на себе гнев богов. Второе кольцо принадлежало Белым Бабочкам – седовласым детям, никогда не взрослевшим и защищавшим Спящую Принцессу. В пределах Дома у них были тайные святилища, освящённые кровью. Все знали, что Белые Бабочки, числом четверо, были безумны. Последнее кольцо было местом, где спала принцесса. Легенда гласила, что когда она пробудится, то мир прекратит существовать, потому что этот мир – всего лишь сон дочери Идзанами. Таков был Дом Сна. Именно туда был призван Ая, и Баба это не нравилось, потому что она не могла там ни на что повлиять, но старуха верила, что Рао-сама, Хоримоно-химе, не причинит ему вреда, ведь они были одной крови. Только дочери клана Фудзимия могли принять на себя эту роль, и только те, кто родился с красными волосами и яркими глазами. Рукию не удовлетворили такие ответы, но затем страх Баба немного отступил. – Её дары обоюдоостры, – призналась старая женщина, – да и цена высока, но Хоримоно-химе единственная, кто может распознать любовь. – Она поднялась. – Ну, что же, как думаете, хозяин Кроуфорд вернётся сегодня вечером или нет? – и оглядела дом. – Так тихо, не нравится мне это. – Знаю, – признала Рукия, – будто дом с призраками. Смех Баба звучал принуждённо. В экипаже Наоэ казался более живым, чем за все прошлые месяцы. Он хлопотал вокруг Фудзимии, следя за тем, чтобы Ая был как следует укутан в мех. Фудзи не знал, что произошло за те семь дней, что Наги и Ая провели в Доме Сна. Всё, что ему довелось узнать – это то, что Хоримоно-химе ходила почти голая – только кимоно, повязанное вокруг талии, и волчья шкура, наброшенная на голову и спину, так что лапы прикрывали её груди, и то, что она наводила на него ужас, который он не мог ни держать в узде, ни понять его природу. – Он любит тебя? – спросила она шёпотом. – Если любит, если ты не спрашиваешь его об этом, и он не не задаёт тебе такого вопроса, то дай ему это, – она показала на ладони золочёный шарик, – пусть проглотит. Если это любовь, если это истинная любовь, такая, какой завидуют боги, тогда это, – шарик блестел на её ладони, – свяжет вас вместе навечно, чтобы прожить одну жизнь и умереть одной смертью, но, – она накрыла шарик своей белой рукой с чёрными ногтями, – если любви нет, тогда это убьёт его. Вопрос не в том, любит ли он тебя, а в том, веришь ты или нет в его любовь? Если сомневаешься, тогда спрячь это. – Она сунула его в руку Ае и накрыла шарик его пальцами. – У любви своя цена. – А затем Хоримоно-химе ушла. Фудзимия выкупил здоровье Наоэ, и Фудзи не знал, какова была цена. Но что бы это ни было, Ая спокойно сидел, а Наги хлопотал вокруг него. Аины глаза казались жёстче, они больше не походили на цветочные лепестки, а казались осколками аметиста на молочно-белом ложе. Губы Фудзимии кривила мрачная ухмылка, которой не было раньше. Наоэ тоже изменился, он стал прилежней к своим обязанностям, но чаще погружался в долгое молчание, больше ни за что не упрекал Аю, он просто исправлял то, где был виноват, смахивал с аиного лица волосы и следил за тем, чтобы ноги Фудзимии были укутаны мехом. Даже Кэн, который не отважился войти в Дом Сна, стал скорее на расправу, чем раньше, и яснее видел суть вещей. Фудзи вздохнул и задумался – изменила ли и его пустая деревня, и знал ли Кроуфорд, кто вернётся к нему. Прим. переводчика. 1. В пустынных равнинах души начинали своё путешествие в царство мёртвых.