Воспоминания о маме

…Говорят, что я очень на нее похож. Не знаю. Не помню. Она умерла, когда я был еще совсем маленьким. У меня не осталось о ней воспоминаний. Ни хороших, ни плохих. «Какая она была, Кагари?» И ее красивое лицо неизменно искажалось от боли. Становилось хрупким и страшным. Пугаясь этого незнакомого выражения и слез в зеленых глазах, я перестал задавать такие вопросы. Поэтому мне осталось немногое – ее старые вещи, сохранившийся на них запах, слегка выцветшие черные волоски, чем-то неуловимым отличающиеся от шерсти любого другого кота в нашей деревне. И имя. Кая. Так звали мою маму. Я пытался ее представить. Много раз воображал себе ее историю. Почему она меня оставила? Куда исчезла? Быть может, я был плохим ребенком? Я слишком много плакал? Я чем-то ее огорчил?.. Я был глуп, знаю. Наверное, потому и убежал, когда один из котов, вспылив из-за неудачи на охоте, рассказал мне, кто же я на самом деле такой. Чудовище. Демон. Проклятое отродье. «Ты не должен был рождаться! Тебя вообще не должно было существовать!..» …и я бросился в липкую ночь, как в омут, с головой – не разбирая дороги, натыкаясь на деревья, оставляя на колючих кустах клочья собственной шерсти… тогда я даже не чувствовал, что меня что-то царапает. Наверное, боль внутри полностью вытеснила боль снаружи, поэтому я бежал, размазывая слезы по лицу. Совершенно не смотрел под ноги… А в себя пришел уже в яме. Там же Кагари меня и нашла – избитого и по уши вымазанного в вонючей грязи. Изо всех сил вцепившегося когтями в облезлый древесный корень, потому как на дне кишмя кишели хищные жуки, едва не ободравшие мой хвост до самых костей. Она не стала меня жалеть. В конце концов, она была Кагари. Моей воспитательницей, моей наставницей. Суровой и требовательной не только к другим, но к себе самой. Поэтому, наконец-то обнаружив меня, она просто села рядом, как будто отдыхая, и невозмутимо спросила, почему я убежал. Со все тем же скучающим выражением лица выслушала мои сдавленные всхлипы, которые я отчаянно пытался заглушить. А потом, запрокинув голову и обратив лицо к выплывшей из-за облаков Тайной луне, небрежно поинтересовалась, почему я еще не разжал когти. «Раз уж решил сбежать из деревни только потому, что какой-то придурок сказал тебе пару неласковых слов – почему не дал жукам сожрать тебя? Ведь тогда тебя уж точно перестанут ненавидеть. Никто больше не бросит в тебя камнем, ни от одного кота ты не получишь ни единого косого взгляда…» Она спросила меня, почему, несмотря ни на что, я все еще цепляюсь за эту жизнь. И тогда я… заплакал. Уже не скрываясь. Навзрыд. «Потому, что не хочу исчезать!» …Таков был мой ответ. А Кагари улыбнулась. И протянула мне руку. …Естественно, она не разрешила держаться за ее ладонь. Кагари вообще не любила, когда к ней кто-то прикасался, пусть даже и котенок, заботу о котором ей оставила ее лучшая подруга. Но зато она быстро ходила – намного быстрее, чем мог тогда ходить я на своих коротких ножках. И всю дорогу до деревни я ни разу не выпустил из виду ее небрежно качающийся из стороны в сторону молочно-белый хвост. Она не была мне матерью. И, наверное, жутко разозлилась бы, если бы я вздумал ее так называть. Но, ощущая ее дыхание, зная, что она рядом – я чувствовал тепло и уют. Я понимал, что счастлив. А большего мне… и не нужно.