Глава 21. Непростой день Простого человека
Очередное холодное февральское утро не предвещало для Монтиэля Ростандта никаких неожиданностей. Как обычно, позавтракав, он запряг свой экипаж, привычно натянул на голову капюшон плаща и отправился в центр города. В отличие от предыдущего дня, сегодня, по крайней мере, была возможность неплохо заработать. В шторм даже извозчикам приходится несладко. Работа сразу же задалась. По пути в центр его остановила молодая служанка — её он подвёз до ближайшего рынка. Не успел он найти подходящее место для стоянки, как пожилая пара простолюдинов заказала поездку к одной из центральных площадей. Без сомнения, очередные жители провинциальной глубинки, выбравшиеся в столицу поглазеть на достопримечательности. Всю дорогу старики говорили без умолку. Мужчина то и дело высовывался через разделявшее их пассажирское окно, пытаясь вовлечь Монтиэля в свои незамысловатые беседы, обращаясь к нему панибратски, будто знал его с пелёнок. Такое поведение злило Монтиэля больше всего. Сдержаться от порыва приказать ему заткнуться и знать своё место было на редкость непросто. Всё-таки, даже спустя более сотни лет, ему не удавалось окончательно смириться со своим статусом простолюдина. С тех пор, как отцы отказались от него, он лишился всего: положения, наследства, семьи. Подумать только, как много значила эта проклятая приставка «аш», согласно обычаям аристократии Шор-ди-Лейна полагавшаяся по рождению только магам. Люди наподобие пожилой пары, только что покинувшей его экипаж, никогда не смогут этого понять. Монтиэль был «Простым» — помимо простых людей, так называли детей, чьи родители были магами, при этом не наделённых даром магии при рождении. Его отцами были чистокровный маг и полукровка. Шанс родиться магом был неплохим, но Монтиэлю, к сожалению, не повезло. Его зачаточной магии — в Совете едва смогли определить её тип, как некромантию — не хватило даже для прохождения базового теста. Единственный эффект несостоявшегося дара на его жизнь был в несколько удлинённом сроке жизни: вряд ли он проживёт более трёхсот лет, но и на том спасибо — некоторым Простым не достаётся даже этого. Тем не менее, как единственному ребёнку аристократов, Монтиэлю всё же довелось провести первую половину своей жизни в достатке и комфорте. Да, пусть к нему относились предвзято. Его не допускали до участия в Сезонах и других важных событий аристократического общества. Пускай ни один маг за всю сотню лет так и не согласился завести с ним семью — а ведь он не побрезговал бы даже полукровками, которым повезло самую малость больше, чем ему самому! Всё равно у него была возможность жить в роскошном поместье и иметь собственных слуг, не зная ни нужды, ни голода. Но стоило папочкам завести второго ребёнка, которому при рождении повезло чуть больше, чем Монтиэлю сотней лет ранее, как внезапно первенец стал помехой. Ведь, случись отцу погибнуть раньше времени, титул мог бы достаться ему, а не куда более ценному младшему брату. А поскольку Совету Магов по большому счёту безразлична судьба Простых детей, избавиться от него было несложно: в один прекрасный день родители объявили, что он больше не их прямой наследник. Так, дальний родственник без всяких претензий на титул. Вскоре его отправили подальше от родового имения в столицу, подарив напоследок крохотную лачугу на окраине. «Ты ведь всё понимаешь, сынок», сказали они на прощание. Нет, в то время он этого искренне не мог понять. Ведь жизнь Простого намного короче, чем даже жизнь полукровки-мага, не говоря уже о чистокровных. В свои двести сорок шесть — самый расцвет сил для аристократа — Монтиэль уже выглядел ровесником тому седому простолюдину лет шестидесяти, достававшему его своими житейскими байками. Монтиэль полностью облысел несколько десятилетий назад, его годами мучили боли в спине и коленях, да и зубы он почти все потерял. Жить ему оставалось лет сорок, и то, если повезёт. В то время, как оба его отца и младший брат всё ещё были молодыми и полными сил мужчинами, у которых впереди были долгие столетия жизни. Даже случись что с его родителями, когда он был ещё молод, Монтиэль при всём желании не смог бы занять место отца более, чем на пару сотен лет. Ну, получил бы он право называться аш Ростандтом остаток своей короткой жизни — неужели это стало бы такой проблемой? К сожалению, со временем он понял причину страха его родителей, как и всего общества магов, перед Простыми детьми. Истинной угрозой был не сам Монтиэль, а его потенциальные наследники. Вероятность, что среди них будут маги, существовала, но шанс был незначительным. Хуже было бы, случись ему, уже став полноправным аристократом, жениться на простой женщине и завести ребёнка — почти гарантированно Простого. В этом случае он получил бы право посмертной передачи своего титула своим прямым потомкам, вне зависимости от их статуса — и почти наверняка не упустил бы возможности этим правом воспользоваться. И драгоценный аристократический титул перешёл бы не брату Монтиэля, а его ребёнку, положив таким образом начало ещё одной династии аристократов без магического дара. Подобные династии, существующие поныне, можно было по пальцам пересчитать. Но даже их, по мнению Совета и всего магического сообщества, было более, чем достаточно, чтобы отбрасывать на них тень позора. Конечно, если верить официальным заявлениям Совета, основной проблемой Простых аристократов был их короткий срок жизни, из-за чего в отдельных регионах возникала нестабильность из-за частой смены владельца, что могло ослабить страну. Но Монтиэль не сомневался, что истинной причиной было презрение магов к простым людям, их нежелание подвергать опасности свою драгоценную кровь и делиться с ними властью. И никакие послевоенные договорённости с королём не могли этого изменить. От размышлений, спустя полчаса ожидания, Монтиэля отвлёк на вид не вполне трезвый мужчина, который попросил довезти его до Винной улицы. Это было кстати: находившаяся там лавка пряностей была одной из точек, которые он должен был посещать не реже, чем каждые три дня. В случае, если кому-то из его контактов нужно было передать послание, на заранее оговорённом месте его ожидал особый сигнал — уникальный для каждой точки. Работа извозчика служила Монтиэлю неплохим прикрытием, да и дополнительный доход был очень кстати. Но всё же именно работа связного была основным занятием Монтиэля. Вернее, Мулича — именно так он был известен в этом мире. Монтиэль ненавидел это подходящее разве что простолюдину прозвище ничуть не меньше своего настоящего имени, служащего вечным напоминанием о его прошлом. За эту работу платили очень редко и с большой осторожностью из-за риска слежки, но у него были свои причины в этом участвовать. Добравшись до Винной улицы и высадив пассажира возле одной из винных лавок, Мулич остановил свою повозку напротив лавки пряностей, где работал Шейник Сторитодт — один из его контактов. Его специальным сигналом должна была служить вывешенная из окна синяя ткань, но сейчас её не было. Похоже, что и на этот раз его вмешательство не понадобится, но раз уж он проделал весь путь до Винной улицы, да ещё и в разгар дня, когда здесь много покупателей, Монтиэль решил дождаться здесь следующего клиента. Минут через десять ожидания к нему подошёл вышедший из лавки специй покупатель: высокий темноволосый мужчина с холодным взглядом, одетый в потрёпанную кожаную куртку. Несмотря на простую одежду, в нём можно было безошибочно угадать аристократа по одним только манерам и жестам, когда тот оплачивал поездку. Мужчина выглядел отстранённым и задумчивым, не произнеся ни слова по пути — идеальный пассажир. Его лицо показалось Муличу смутно знакомым, но вспомнить, где он мог его видеть, никак не удавалось. Осознание накрыло его только по прибытии по указанному им адресу — к роскошному особняку в престижном квартале Инторна. Муличу сразу показался знакомым этот адрес, но лишь сейчас, когда этот человек выходил из его повозки, он вспомнил: ведь он был здесь уже несколько раз! Когда его отправляли наблюдать за домом Алиэмуна аш Дортмунда — магистра ордена Тёмной магии, куратора Теневых Стражей и их главной угрозы! Выходя из экипажа, пассажир окинул извозчика взглядом, преисполненным хорошо знакомого Монтиэлю аристократического высокомерия. Его охватил страх, какого он давно не испытывал. Он понимал, что магистр тёмной магии наверняка это заметит, от чего его паника только усилилась. Нужно было как-то скрыть свой ужас, но разум Мулича переполняли лишь беспорядочные мысли и бешеное биение собственного сердца. Неужели всё пропало?! Вот так, в одно мгновение? Ведь этому человеку ничего не стоит уничтожить его разум на этом самом месте! Но, к удивлению Мулича, взгляд магистра задержался на его лице, прикрытом капюшоном, лишь на пару секунд. После чего Алиэмун аш Дортмунд почти безразлично, с лёгким презрением отвернулся и быстрым шагом направился к своему дому. Ещё несколько секунд Мулич ошарашено смотрел ему вслед, стараясь унять панику. Что это было?! Ведь он точно почувствовал его страх! Почему же магистр повёл себя так, будто не придал этому никакого значения? Он действительно ничего не заподозрил? Или, быть может, он просто сделал вид, что ничего не заметил, а сам пошёл за подкреплением?! Ведь, говорят, сильный тёмный маг может наверняка сказать, чего именно боится стоящий перед ним человек. Да, скорее всего! Почти наверняка он обо всём догадался! Опомнившись, Мулич резко хлестнул лошадь. Вслед за лошадью понеслись галопом и его мысли. Тогда, на Винной улице, магистр точно вышел из лавки Сторитодтов — это не могло быть простым совпадением! До Мулича уже доходили слухи, что аш Дортмунд что-то разнюхивает. Но ведь никто не сомневался, что ему не удастся найти ни единой зацепки! Неужели что-то пошло не так, и тёмный магистр всё же вышел на их след? Да, да, теперь в этом оставалось мало сомнений. Не за пряностями же он лично пришёл именно в ту лавку! Значит, Сторитодту уже не помочь. Ну да это не страшно — он ничего не мог знать. Кроме… кроме его, Мулича, псевдонима. Спокойствие. Под этим именем его знают только несколько человек. Да и те никогда не видели его лица целиком и уж точно не смогут опознать. Единственное, что Сторитодт мог сообщить Теневым Стражам — это что Мулич был извозчиком. Плохо дело! Угораздило же его нарваться именно на тёмного магистра — единственного человека, паника на глазах у которого могла обернуться катастрофой! Возможно, у Монтиэля ещё есть в запасе немного времени, но спокойной жизни определённо пришёл конец. Первым инстинктом было бежать — куда угодно, лишь бы подальше отсюда. Желательно за пределы страны. Но Монтиэль знал, как работают теневые стражи. Знал, что куда проще отследить человека, если он в панике спасается бегством. Нужно было как можно скорее залечь на дно, успокоиться и хорошенько всё обдумать. Как раз на такой случай у него были заготовлены несколько подходящих укрытий, о которых никто не должен был знать. Возвращаться домой было слишком рискованно — за ним уже могли следить. Дома остались все сбережения, но выбора не было. По крайней мере, Монтиэль всегда был предельно внимателен и аккуратен, поэтому даже в случае обыска в его доме невозможно было найти ничего, что могло бы навести стражей на его связи. Всё, что он хранил дома, говорило лишь о добропорядочном гражданине, работающем извозчиком. Первым делом Мулич остановил свой экипаж у одного из рынков, в этот день переполненном людьми. Прихватив из экипажа лишь одеяло, согревавшее его колени в зимние дни, он оставил его вместе с лошадью у обочины. Экипаж стоил немалых денег, а лошадь, хоть и старая, ещё прослужила бы несколько лет. Жаль было оставлять их ворам, но сейчас было не время думать о таких мелочах. Мулич поспешил на рынок в расчёте затеряться в толпе. Даже если за ним уже следили, не потерять невзрачного человека в капюшоне в такой толкучке было бы почти невозможно. На вырученные за утро деньги он купил немного еды, а затем выменял у одного из торговцев свой добротный шерстяной плащ на какую-то замаранную тряпку, отдалённо напоминающую зимнее пальто — по крайней мере оно было тёплым. Убедившись, что хвоста за ним нет, через полчаса он направился к северной окраине города. Там, за границей Инторна, в трущобах нищих простолюдинов, отвергнутых даже себе подобными, была спрятана неприметная землянка, выкупленная им годы назад у какого-то спившегося бедняка за сущие гроши. Она была надёжно скрыта от посторонних глаз и предусмотрительно заперта на замок, чтобы никакой бродяга не смог её присвоить, пока на месте не было хозяина. Ключ был спрятан в тайнике неподалёку от неё. Мулич старался как можно реже посещать это место, чтобы случайно не попасться на глаза стражам. Оставалось только надеяться, что за пару лет с его последнего визита с ней ничего не случилось. Впрочем, он владел ей уже несколько десятилетий и до сих пор ничего серьёзнее обветшавшей крыши и подгнивающей двери с этой выложенной камнем землянкой не случалось. Её затапливало каждой весной, и сейчас там уже должно быть сыро и немногим теплее, чем на улице. Но холод и сырость можно пережить. В отличие от допроса, который стал бы для Монтиэля однозначным смертным приговором. Чтобы добраться до своей землянки, находившейся на отшибе района трущоб, Муличу пришлось пройти по смрадным узеньким улочкам, минуя разрозненные лачуги. Чтобы согреться, нищие жгли костры прямо на улицах, окружая их небольшими группами — к своему стыду, среди них Монтиэль в своём нынешнем виде даже не выглядел бы чужаком. Добравшись до землянки, он вздохнул с облегчением, обнаружив её в целости и сохранности. Её низкую крышу всё ещё покрывал толстый слой снега, и даже вход был перекрыт сугробом. Достав ключ из тайника среди камней и кое-как разметав снег первой подвернувшейся под руку доской, Мулич попытался открыть проржавевшую дверь — с большим трудом, но всё же она поддалась. Внутри стоял ужасный затхлый запах и невыносимая сырость. По крайней мере, выложенный камнем пол ещё не был затоплен. Немного передохнув с дороги, Монтиэль принялся приводить своё временное убежище в порядок. Стоило немного проветрить и развести огонь в уцелевшей печке, как сразу стало намного уютнее. Спать на сыром каменном полу, согреваясь лишь теплом тлеющих в очаге углей и прихваченным одеялом, было непростым испытанием для его старых костей. Хотя тревога всё равно не дала бы нормально выспаться даже в тёплой постели. Кое-как Муличу удалось продержаться два дня. Этого было мало, чтобы убедить его в собственной безопасности, но всё же внушало некоторую надежду. Только сейчас чувство тревоги, наконец, начало понемногу отступать. Быть может, он всё же переоценил наблюдательность тёмного магистра? Поплотнее завернувшись в своё пальто, он в очередной раз вышел из землянки, намереваясь собрать ещё хвороста для очага. Закрывая за собой дверь, внезапно Мулич почувствовал, как что-то упёрлось ему в спину. Ещё секунда — и два бугая заломили его руки за спину, а его запястья что-то обвило. — Для вашего же блага советую не сопротивляться. Монтиэль не успел даже испугаться, да и хоть как-то отреагировать. В голове крутилась лишь одна мысль: как?! Впрочем, основательно подумать над этим вопросом он не успел — что-то холодное коснулось его затылка, моментально лишив сознания.Глава 22. Креветки и оторванная пуговица
Альтириус аш Лоргант, по-прежнему являвшийся главным претендентом на наследство и титул барона Миронского (к неудовольствию самого барона), этим вечером был вынужден присутствовать на очередном балу Сезона — от которого, к слову, оставалось чуть более недели. Впрочем, на этот раз он даже не сильно возражал здесь находиться — учитывая его единственную на данный момент альтернативу. Многочисленные аристократы, обычно морщившие носы при его виде, сегодня поглядывали на него с удивлением и опаской. Этим вечером что-то в нём было не так. Его костюм, вышедший из моды несколько столетий назад, был так же безобразен, как и всегда. Когда-то благородный цвет кофейного ликёра сейчас напоминал нечто, о чём в приличном обществе не упоминают. Его волосы всё так же были не тронуты парикмахером, и ни одно украшение не наводило на мысль о его аристократическом происхождении. И всё же… всё же что-то было иначе. Обычно пытавшийся скрыться от посторонних взглядов юноша, не поднимавший глаз от пола, сегодня стоял у всех на виду, скрестив на груди руки. Поза его была обманчиво-расслабленной, а выражение лица — отстранённым, с явным недовольством, безошибочно читавшемся в складке рта. Он бросал раздражённые взгляды на проходящих мимо аристократов, и даже не думал отводить глаза, случись им обратить на него внимание. Сегодня Альт был на редкость зол. Злость ему вообще была не свойственна, но сейчас у него было более, чем достаточно на то причин. Многое изменилось после того, как его уличили в самовольных отлучках из дому. Его заперли в комнате и выпускали только на обязательные для Сезона мероприятия, чтобы не вызывать ни у кого подозрений, что с их «драгоценным» дебютантом что-то не так. Альт не сомневался, что при необходимости барон сумел бы извернуться, чтобы объяснить его отсутствие, но, видимо, он просто не хотел лишний раз рисковать своей репутацией. После трёх дней, проведённых взаперти в своей комнате, сейчас он даже был рад этому решению своего деда. За эти дни ему ни разу не принесли еду, а на подобных балах всегда неплохо кормили. Раньше Альт не смел подходить слишком близко к столам с закусками, да и кусок в горло обычно не лез при виде всех этих высокомерно-насмешливых взглядов. Но сегодня ему было наплевать на всё: демонстративно, даже с некоторой наглостью, он устроился у стола с самыми дорогими экзотическими закусками из заграничных морепродуктов. Отправляя миниатюрные канапе с креветками в рот одно за другим, Альт поймал себя на мысли, что вид брезгливо морщивших носы аристократов даже забавляет его. Внезапно для себя этим вечером он обнаружил какое-то мрачное удовольствие в идее довести их до тошноты. Альтириус бросил взгляд на отчима, конвоировавшего его теперь всякий раз, когда его выпускали из комнаты. Рондел аш Лоргант — мрачный и молчаливый мужчина на вид не многим старше самого Альта — стоял в нескольких шагах от него, не сводя с юноши тяжёлого, цепкого взгляда своих карих глаз. Его присутствие злило молодого человека ещё больше, но поделать он с этим ничего не мог, к своему сожалению. Вечер, когда Альт вернулся после ужина у Муна, неожиданно стал для юноши переломным моментом в его отношении к себе и аш Лоргантам. Он и раньше с трудом убеждал себя, что эти люди были ему родными, но теперь у него даже язык не поворачивался назвать их своей семьёй. Тот вечер до сих пор всплывал в его памяти, заставляя содрогнуться от пережитого. — Где ты был? — спросил тогда барон ледяным тоном, едва Альт успел заметить его в своей комнате. От него веяло холодом, заставляющем кровь стыть в жилах — совсем не так, как от Муна. Тёмный магистр излучал леденящую, будто зимняя стужа, ауру, полностью подчиняющуюся его власти. От барона же несло чем-то жутким и давящим — и его некромантия была не единственной тому причиной. Характер барона был вполне под стать магии своего владельца. От неожиданности по спине Альта пробежали мурашки. Осознание, что он попался, стремительно захлестнуло его, словно прибойная волна. Юноша почувствовал подступающую панику, и рефлекторно сделал несколько шагов назад, пока не упёрся спиной в дверь своей комнаты. — Меня… послали кое-что… купить, — промямлил Альт, судорожно пытаясь придумать что-то правдоподобное на ходу. «Всё же надо было продумать отговорку заранее», невольно пронеслось у него в голове. — Ложь, — сухо констатировал Пилевий аш Лоргант. — Я ещё несколько часов назад обнаружил, что тебя нигде нет. Никто в доме тебя ни за чем не посылал. — Я… должно быть, я… что-то перепутал… простите, — едва слышно ответил Альт, потупив глаза в пол. Быть пойманным на враньё сейчас было очень некстати. — Отвечай на вопрос, паршивец! — некромант повысил голос на внука, сделав шаг в его направлении. — Где ты шлялся целый вечер? И не пытайся придумать очередную ложь, что снова был на несуществующем званом ужине! Я проверил: никаких обязательных мероприятий сегодня не было. Альт открыл было рот, собираясь что-то сказать, но не нашёл, что. К своему стыду, он действительно собирался придумать какой-нибудь внеочередной поход на бал, как он уже пару раз делал для побега на свидания с Муном. Вместо ответа он отвёл глаза и продолжил молчать, надеясь, что барон выпустит пар, надавав ему пару оплеух за молчание, и на том успокоится. — Почему ты молчишь?! Ты ведь знаешь, что бывает, когда ты не говоришь мне правду! Даже не надейся легко отделаться после такого! — вновь прикрикнул барон, подойдя к Альту вплотную и резко схватив его рукой за шиворот пальто. От рывка край пальто отклонился, обнажив скрываемый под ним новый костюм. — Это ещё что такое?! — возмутился он, окинув взглядом одеяние внука. — Это… подарок, — сглотнув, выдавил Альт, не глядя деду в глаза. — Какой ещё подарок? От кого? Да кому ты вообще сдался, чтобы дарить такие дорогие вещи?! Отвечай, наконец! — кричал он, не сдерживая голоса. Внезапно дверь за спиной Альта открылась. От падения его, всё ещё упиравшегося о дверь спиной, спасла только крепкая хватка барона, державшего его за воротник. За дверью стояли остальные аш Лорганты этого дома: его мать Вайнетта, отчим Рондел и брат Селест. Все они были в своих ночных одеяниях, и выглядели крайне недовольными. — Что за шум вы тут устроили? — недовольно протянула Вайнетта сонным голосом, окинув взглядом старшего сына и своего отца. — Я поймал твоего бастарда — он действительно сбегал из дома без нашего ведома! Ты только посмотри, во что он одет! — прикрикнул он на дочь, сорвав с одного плеча Альта пальто, свалившееся на пол бесформенной грудой тряпья. От резкого движения с костюма оторвалась верхняя пуговица, с грохотом покатившаяся по полу. Альт с трудом подавил внезапно захватившее его желание вслух возмутиться причинённым его дорогому подарку ущербом. Нет, нужно терпеть. Любые попытки сказать хоть что-то в ответ всегда заканчивались только дополнительными неприятностями. — Что это, костюм?! Альтириус!.. — эмоционально всплеснула руками Вайнетта, подойдя к Альту, чтобы рассмотреть его одежду поближе. Женщина, лишь отдалённо напоминавшая Альта, скривила свои пухлые губки и нахмурила аккуратно выщипанные брови. — Откуда у тебя это?! Неужели ты!.. Ах, я так и знала! Чью постель ты греешь, чтобы получать эти подарки, бесстыдник неблагодарный?! — истерично вскрикнула она своим высоким голосом. Альт, до сих пор не смевший поднять глаз, в недоумении уставился на неё. Да как она могла такое подумать?! Ведь это было неправдой! — Нет! Это не так! Я ни с кем не… — Молчать! — женщина не дала ему договорить. — И слышать не хочу твоих жалких оправданий! Так и знала, что этот Сезон обернётся сплошной головной болью! Тем временем отчим и брат Альта молча наблюдали за происходящим со стороны. Рондел лишь мрачно поглядывал на пасынка, а Селест с довольной ухмылкой скрестил руки на груди. Он даже не пытался скрыть удовольствие, которое ему доставляла эта сцена. — Ой, неужели наш блудливый… то есть, заблудший бастард попался с поличным! — в голос рассмеялся Селест. — А я ещё на той неделе говорил вам, что видел, как он убегал тайком! Альт молчал, чувствуя, как на глаза наворачиваются слёзы. Почему ему никто не верил?! Даже родная мать отказывалась его слушать! Вот уж от кого выслушивать нотации о бесстыдстве было обиднее всего. Знай она хоть немного о приличиях и чести в его возрасте, Альту не пришлось бы сейчас выслушивать всё это — его бы вообще не существовало! — Альтириус! — сурово рявкнул на него Пилевий. — Хватит увиливать! Признавайся, кто тот идиот, что спутался с тобой! Я завтра же отправлюсь к нему, и сделаю всё, что потребуется, чтобы он никогда больше не вспомнил о твоём существовании! Назови его имя! Услышав это, Альт застыл. Слёзы, уже катившиеся по его щекам, внезапно прекратились. Неожиданно для себя он поднял голову и резко посмотрел барону в глаза. — Нет, — ответил он негромко, но уверенно. — Что?! Да как ты смеешь перечить, тварь неблагодарная! — распылился дед, замахнувшись на Альта. Он явно собирался ударить невесть что возомнившего о себе полукровку по щеке, но в последний миг остановился. Должно быть, он вспомнил, что Сезон ещё не закончился и любые синяки вызвали бы ненужные пересуды. Вместо этого он сжал руку в кулак и с силой ударил его по плечу. Недостаточно, чтобы повредить сустав или кость, но после такого удара рука ещё долго будет болеть. Остальные родственники молча наблюдали. Как и всегда, никому из них и в голову не пришло вступиться за Альта. Да что там, судя по их лицам, как минимум двое из трёх и сами бы не отказались присоединиться к его избиению. Один только отчим, как и обычно, безучастно смотрел на него с угрюмым выражением лица. Что именно было у него на уме, Альт не знал, но ему всегда казалось, что этому человеку глубоко безразлично происходящее в доме. По собственной инициативе он обычно не принимал участия в любимом в этой семье развлечении — унижении ненавистного бастарда, но всегда покорно исполнял все идеи жены и тестя в отношении Альта, а при случае не брезговал воспользоваться его «услугами» в работе по дому. Можно было бы сказать, что на фоне остальных троих он доставлял Альту меньше всего неприятностей, однако из-за этого его молчаливого одобрения издевательств почему-то именно к отчиму молодой человек питал самую стойкую неприязнь. Если он и правда не желал ему зла, то почему ни разу не вступился? Боялся разделить его участь? Ему были безразличны страдания неродного ребёнка? Или же на самом деле он был рад наблюдать за его невзгодами, при этом не запятнав свою совесть, будто бы он тут ни при чём? — Так кто же он? Отвечай, кому сказано! — не дождавшись реакции от схватившегося за своё плечо Альта, продолжил допрос барон Миронский. — Не скажу, — промедлив пару секунд, произнёс Альт уже громче и даже увереннее. Почему-то именно сейчас он осознал, что совершенно не боится ничего из того, что могут с ним сделать эти люди. Ни при каких обстоятельствах барон не должен был узнать, с кем он встречается. Он не знал, что именно собирался испробовать Пилевий, узнай он имя Муна. Может, попытается подкупить или запугать — рычагов давления у военачальника было немало. А может просто наплёл бы небылиц о собственном внуке — таких, чтобы у него пропало желание иметь с Альтом дело. Этого нельзя было допустить — он не позволит барону разрушить то, что успело возникнуть между ним и Муном, твёрдо решил Альт, удивляясь собственной смелости. Неужели общение с магистром так на нём сказалось?! В этот момент Альт не сомневался, что просто обязан был защитить Муна от этого человека. Ведь ничего дороже в его жизни ещё никогда не было. Лицо барона перекосилось от злости, и Альт с облегчением отметил про себя, что поблизости не было никаких мертвецов, которых дед мог бы ненароком призвать. По его глазам было понятно, что он был в бешенстве. Оно и понятно — получать отпор от внука-бастарда он не привык. — В таком случае ты больше не выйдешь из этой комнаты до конца Сезона! — скрипнув зубами, процедил он с нескрываемой угрозой в голосе. — Папочка, не забывай, что мы не можем не пустить его на последние балы — это вызовет слишком много вопросов! — несмелым голосом вклинилась в разговор Вайнетта. Казалось, что она сама боялась попасть под горячую руку. — Без тебя знаю! — огрызнулся Пилевий. — Осталось всего пять вечеров. На них он сможет присутствовать под пристальным наблюдением твоего мужа! Альт нахмурился. Как ни странно, страх к нему до сих пор не вернулся — вместо этого медленно, но верно в нём зарождался гнев. — Ну и пожалуйста! — внезапно выкрикнул он, с силой оттолкнув руку барона, когда тот попытался снова схватить его за воротник. Это оказалось на удивление легко: рука Альта даже не встретила сопротивления, когда он несильным ударом откинул щуплую кисть деда в сторону. А ведь ещё никогда в своей жизни он и помыслить всерьёз не мог о том, чтобы дать ему отпор! — Что ты сказал?! — ошарашено переспросил старший аш Лоргант, рефлекторно схватившись за ушибленную кисть. — Я сказал, пожалуйста! Делайте со мной, что пожелаете, но никаких имён я вам не назову! Хотите запереть меня — давайте, запирайте! Оставьте меня уже одного, видеть вас всех больше не желаю! — на одном дыхании выпалил Альт, не обращая внимание на выпученные глаза всех собравшихся. На несколько секунд в комнате повисла тишина. Первой среагировала мать: — Ах ты щенок!.. — взвизгнула она, но тут же осеклась, поймав на себе полный бешенства взгляд отца. — Довольно, — громогласно отрезал он, даже не глядя на внука. — Твой выродок ясно дал понять, что по-хорошему он не согласен — значит, будет по-плохому. Мне не нужна его помощь, чтобы узнать, с кем он встречался. Нужно будет выставить охрану у дверей и проследить, чтобы никто из слуг не давал ему еды, — неожиданно спокойным тоном добавил он, выходя из комнаты в компании остальных родственников. Один только Селест обернулся к нему перед тем, как уйти — и то только чтобы состроить рожу. Дверь закрылась за ними с громким хлопком, и Альт остался, наконец, один. Ещё долго он смотрел на запертую дверь, тяжело дыша. Только спустя минуту он медленно осел на пол у кровати и, уткнувшись лицом в колени, заплакал, стараясь не издавать ни звука. Он надеялся, что никто из них не вернётся, чтобы позлорадствовать. Незачем им было знать, что сейчас творилось у него на душе. Впрочем, он и сам этого не понимал. Успокоившись, Альт провёл эту ночь в глубоких раздумьях — в основном о себе и об этих людях, с которыми он прожил под одной крышей все тридцать лет своей жизни. Впервые он начал задумываться о таких вещах, как права и статусы. Да, пусть он полукровка. Пусть нежеланный ребёнок, рождённый не в браке, а по случайности, от простолюдина. Но всё же по рождению он аристократ — точно такой же, как и его брат Селест. И должен по праву обладать теми же привилегиями, что и любой маг этой страны. Он старший сын Вайнетты аш Лоргант, первый и основной претендент на титул наследника барона Миронского. Даже если это кому-то не нравится. Даже если эти кто-то — сам барон, его мать и родной брат. Конечно, их можно было понять. У каждого из них есть веские причины не любить Альта. Барон рискует передать свой титул полукровке, тем самым снискав позор на весь свой род на века — или, по крайней мере, так он считает по привычке. Во времена его молодости передать титул полукровке действительно стало бы позорным событием для всех его кровных родственников, во всех ветвях родового древа. И теперь, конечно же, у Пилевия есть причины для недовольства тем, что у Альта появился ухажёр. Единственной надеждой избежать передачи титула старшему потомку-полукровке было не позволить ему выйти замуж, и провести Обряд жизни. Учитывая нежелание большинства аристократов подвергать своё фамильное древо угрозе, связывая свою жизнь с полукровкой, не удивительно, что до сих пор дед рассчитывал именно на такой исход. Хотя Альт не сомневался, что одними надеждами дед не ограничился, и на протяжении всего Сезона всячески старался не допустить, чтобы он кому-то понравился — одни его «одолженные» костюмы чего стоят. Для матери же Альт был олицетворением её позора и живым напоминанием, что ей никогда не стать баронессой Миронской, да и при любом выходе в свет все сплетни будут витать вокруг её интрижки с простолюдином. А для Селеста само существование брата определяло его дальнейшую судьбу. Не родись Альт магом, он был бы прямым наследником — всеми желанным и уважаемым, у которого отбоя не было бы от ухажёров на любой вкус. Второй же в очереди на титул в сообществе магов, где ранняя смерть была большой редкостью, представлял интерес только для тех, у кого не было выбора получше. Альт понимал причины их отношения, но почему-то больше не мог убедить себя посчитать их уважительными. Его унижали и подвергали побоям всю его жизнь. Делали всё, что только могли, не привлекая к себе внимания, чтобы он сломался и по собственной воле освободил дорогу для драгоценного брата. А он, негодяй такой, послушно терпел все невзгоды, но не сдавался. А сегодня — вот ведь паршивец! — посмел не подчиниться по первому требованию и изъявить недовольство подобным с собой обращением! Что ж, более он не намеревался подчиняться этим людям, сама мысль называть которых «семьёй» стала ему отвратительна. Под утро, после всех слёз и раздумий почти засыпая от изнеможения, Альт вспомнил о намеченной встрече с Муном. Нужно было как-то его предупредить! Ведь прийти он уже точно не сможет, и темный маг может отправиться на его поиски. Отбросив несколько неудачных идей, он решил попытаться воспользоваться воздушным аппаратом для отправки писем, что стоял в кабинете барона. Он и раньше до него добирался из любопытства, но тогда его дверь не была заперта. К тому же, Пилевий что-то упоминал об охраннике — скорее всего, кто-то из слуг будет следить, чтобы он не сбежал. Значит, придётся идти в обход. Выбираться из окна ему уже приходилось не раз, хоть это и было рискованно — всё же его комната была на третьем этаже, а широкий карниз под его окном всё ещё мог быть покрыт льдом. Но выбора не было. К счастью, мороз уже спал и лёд растаял, позволяя ему с относительной лёгкостью пробраться на другой конец дома к окну кабинета барона. Оно не было закрыто на защёлку, что было как нельзя кстати, хотя и пришлось повозиться, открывая заледеневшую створку. К счастью, эта часть дома обычно была безлюдна в такое время, и треск не был услышан. Забравшись в кабинет, Альт быстро сунул приготовленную заранее записку в почтовую трубочку, обернул в магическую оболочку, набрал на аппарате домашний адрес Муна и отправил письмо как можно скорее. Он очень надеялся, что ничего не перепутал. Вернуться было чуть сложнее, и один раз он чуть не оступился, с трудом удержавшись за выступ на стене. Но всё обошлось, и Альт благополучно забрался в свою комнату, отделавшись лёгким испугом и парой ссадин на руках и коленях. После этого он проспал почти весь следующий день. Как и обещал барон, подавать ему еду никто не спешил. В его распоряжении была только вода и завалявшийся в комнате высохший ломоть хлеба, который он припас несколько дней назад. За все два дня, что он был заперт, к нему в комнату никто так и не заходил. Так продолжалось до самого вечера третьего дня заточения, когда слуги принесли ему костюм и сообщили, что барон распорядился собираться на очередной бал у неизвестного ему, но знатного аристократа. Оторвавшись от угощений на этом самом балу, Альт вновь бросил недовольный взгляд в сторону отчима. Надо было как можно скорее придумать план побега и навестить Муна. В этот раз шансов незаметно ускользнуть во время бала у него не было — Рондел следовал за ним даже в уборную. Дома же выбраться из комнаты было нетрудно, а вот выйти из дома незаметно для слуг — на порядок сложнее. Прыгать с третьего этажа на каменную дорожку уж больно не хотелось, но не исключено, что это будет единственной возможностью сбежать. Вздохнув, Альт решил получше наесться, пока была такая возможность, а об остальном подумать уже дома.Глава 23. Рабочие игры и непредвиденные осложнения
Тем временем на другом конце города, в камере для допросов Инторской тюрьмы очнулся Монтиэль, более известный определенному кругу лиц как Мулич. Он обнаружил себя с руками и ногами, прикованными к стулу. Кажется, кроме него в комнате никого не было, хотя в полутьме сложно было сказать наверняка. Голова раскалывалась, спина ныла, а руки ужасно затекли от пут. К своему удивлению Монтиэль обнаружил себя не в состоянии испытывать страх. Казалось бы, сейчас самое время паниковать, но осознание, что его жизнь в любом случае уже подошла к концу, давало некоторую… свободу. Бояться за свою жизнь уже было слишком поздно, и единственное, что всё ещё было под вопросом — это как скоро и насколько болезненно он будет умирать. Сейчас же он был даже рад представившейся возможности насладиться ещё несколькими минутами жизни, пусть даже такой. Ведь тогда, теряя сознание у входа в своё убежище, Монтиэль уже и не надеялся когда-либо проснуться. Интересно, почему же он ещё жив? Неужели что-то пошло не так? А, может, всё то, что ему тогда рассказывали и даже наглядно демонстрировали, было ложью? Нет, такой вариант он не мог рассматривать всерьёз. Не после того, что он видел. Должно быть, была веская причина, почему ему было позволено пожить ещё немного… Но, всё же, каким образом Стражам удалось найти его тайное убежище? Даже сейчас этот вопрос не давал ему покоя. За ним всё-таки следили от самого дома тёмного магистра? Но он был уверен, что слежки не было. Да и почему к нему подошли только спустя два дня? Неужели о его убежище каким-то образом стало известно Теневой Страже?! Размышления Мулича были прерваны звуком шагов, эхом отразившимся по каменным стенам комнаты. Из тёмного угла вышел Алиэмун аш Дортмунд собственной персоной. Похоже, всё это время он наблюдал за ним, не выдавая своего присутствия. Монтиэль с привычной злобой окинул взглядом аристократа, заслужившего свою сладкую жизнь лишь капелькой магии в крови: тот выглядел таким молодым и полным сил — сложно было поверить, что они с Муличем без малого ровесники. — Монтиэль Ростандт, — неторопливо произнёс его имя магистр, — если не ошибаюсь, наши пути уже пересекались. Мулич с досадой скрипнул оставшимися зубами, но ничего не ответил. Всё-таки он оказался прав: тёмный магистр запомнил его. Какая всё же досадная случайность! Магистр удобно устроился на стуле напротив, спокойно разглядывая задержанного. В его глазах, как и в глазах всех аристократов, Муличу виделось одно лишь презрение. — Как вы связаны с Шейником Сторитодтом? — без лишних прелюдий твёрдо спросил Алиэмун. В его голосе не чувствовалось злости или ненависти — магистр был холоден, но спокоен. — Вы правда думаете, что я вам просто так выложу всё, что знаю, магистр аш Дортмунд? — в голос рассмеялся Монтиэль. Он специально обратился к нему по соответствующему титулу: Монтиэль был этому зазнавшемуся аристократишке ровней, что бы тот ни думал. Его воспитание и образование были ничуть не хуже, даже если последние сто лет он был вынужден провести по уши в конском навозе, работая за гроши в угоду как ничтожных простолюдинов, так и презренных аристократов. — Знали бы вы, сколько раз я слышал подобные речи от людей, занимавших этот стул до вас, — парировал аш Дортмунд, улыбнувшись одними лишь уголками губ. В мгновение ока он сгустил тени в комнате до такой степени, чтобы Мулич не смог разглядеть ничего, кроме лица сидевшего перед ним магистра. Следом шею допрашиваемого ледяной хваткой обвила вытянутая магистром тень. В своей работе Алиэмуну нередко приходилось прибегать к магии для достижения результата, однако он всё же предпочитал обходиться без пыток, когда это было возможно. В большинстве случаев было достаточно небольшой демонстрации силы, чтобы развязать языки даже самых стойких подозреваемых. Не говоря уже о том, что под пытками люди нередко несут несусветную чушь — многие готовы сказать что угодно, лишь бы всё это поскорее закончилось. Выбрать в путаном потоке сознания правду, когда человек от боли и мучений перестаёт осознавать реальность и путается в собственных эмоциях, порой бывает непросто. Сегодня же ему особенно не хотелось прибегать к излишне жестоким методам допроса. Ведь пару дней назад Мун, поддавшись усталости и раздражению после бесконечных часов переваривания чужих страхов, отступил от своих собственных принципов, даже не задумавшись. О том, что он перегнул палку, Алиэмун смог вдоволь поразмыслить следующей ночью, мучаясь от бессонницы. К тому же, этот старик выглядел неважно — было бы очень досадно, случись такому важному свидетелю случайно скончаться во время допроса от пережитой боли. Поэтому тёмный магистр приказал тени лишь слегка затянуть хватку на его горле — достаточно, чтобы убедить его в серьёзности намерений, не нанося при этом существенного вреда. Ощутив, как что-то ужасно холодное обвило его шею, словно щупальце, на секунду Монтиэль решил, что жить ему осталось считанные секунды. Он уже приготовился сделать свой последний вдох, как вдруг понял, что это дело рук магистра. Мулич тут же расслабился, почувствовав неожиданную пьянящую лёгкость. Это был ещё не конец! — Я в любом случае не жилец, ваше темнейшество, — хрипло рассмеялся Мулич, как только тень ослабила свою хватку. Мун удивлённо поднял бровь, с любопытством рассматривая лицо арестанта. Его эмоции с самого пробуждения казались странными, но такой реакции он не ожидал. Страха в нём не чувствовалось даже в объятьях тени — а ведь до сих пор этот приём без осечек вводил в ужас даже самых стойких. Этот же не производил впечатление личности, отличавшейся силой духа или смелостью. Наоборот, перед ним сидел очередной трусливый, озлобленный на весь мир несостоявшийся аристократ, считавший, что все ему чем-то обязаны, винивший в своих бедах кого угодно, кроме себя. Таких Мун повидал за свою бытность магистром немало. Но сейчас, сидя перед лицом магистра тёмной магии, из доступного Муну спектра эмоций этот человек испытывал только обречённость — причём выходящую далеко за рамки ожидаемого. Это чувство настолько захватило его разум, что можно было подумать, будто в нём не осталось ни капельки надежды на жизнь. Такое Мун наблюдал лично всего пару раз — у людей, стоявших на пороге смерти. Но и они не смеялись своей смерти в лицо. — Свободы вы, конечно, уже никогда не увидите. Но я могу пообещать, что ваши наниматели до вас не доберутся, — произнёс герцог тихо, почти успокаивающе. Что-то его настораживало. Ведь Мун и словом не обмолвился о том, что его ждёт смертная казнь. Он и сам пока не был уверен в его дальнейшей судьбе. — Это так… мило, — Мулич растёкся в улыбке. — Никогда бы не подумал, что среди тёмных магов бывают столь наивные люди. Что ж, так даже лучше — в грядущей войне такие долго не проживут. Как, впрочем, и все остальные. Надеюсь, в этих бессмысленных разборках вы перебьёте друг друга, как бешеные псы, и очистите мир от своей заразы, — почти прошипел он. Магистр нахмурился, но промолчал. Попытки перейти на личности, задеть его или оскорбить уже давно не производили на Муна никакого впечатления. Изучая сознание Мулича, магистр безошибочно считывал жажду мести и разрушений. Но источаемая им ненависть не была направлена на Муна лично, простираясь на всех без разбора: и на магов, и на простых людей. То, что он говорил о войне… не было похоже, чтобы он врал. Но было ли это правдой или всего лишь плодом его больного воображения, извращённым пониманием реальности? Позже надо будет подробно расспросить его об этом, но в данный момент приоритетной задачей было как можно скорее узнать имя человека, на которого он работал. Однако кое-что уже сейчас стало ясно: Мун был вынужден признать, что допрашивать Мулича обычными методами было заведомо неэффективно. Узнать наверняка его светлый спектр чувств магистр не мог, но, судя по его лицу, Монтиэль наслаждался каждой лишней минутой, проведённой на этом допросе. — Вы выглядите озадаченным, магистр, — с кривоватой усмешкой заметил Мулич. — Понимаю. Это ваша работа, вам нужны ответы. Что ж, я могу их вам предоставить — мне терять нечего. Но только на моих условиях. Мун внимательно смотрел в глаза старика. Вот, значит, какой он тип. Хочет выторговать для себя что-то. Обычно магистр предпочитал избегать подобных сделок с преступниками, но, в зависимости от предложенных условий, в исключительных случаях он мог пойти навстречу. Иногда это оказывалось куда проще, чем добывать информацию стандартными методами. Конечно же, куда чаще подобные любители поторговаться на допросе выкатывали невыполнимые условия — освободи их немедленно, а то и графство подари за оказанную помощь. Но что может попросить человек, настолько убеждённый в безысходности своего положения? — Для начала назовите ваши условия. Посмотрим, — спустя несколько секунд молчания ответил магистр. — О, мне нравится, как быстро вы согласились! — с улыбкой протянул Монтиэль. — Не беспокойтесь, я предлагаю вам честный обмен: ответ за ответ! У меня есть лишь один вопрос: как вам удалось меня найти? Ну же, магистр! Что вам стоит удовлетворить любопытство старика напоследок? Монтиэль довольно улыбался, заметив недовольство, на долю секунды отразившееся на лице Муна. Было приятно хотя бы немного задеть гордость магистра напоследок. К тому же он действительно хотел разобраться, как же им удалось выйти на его тайное убежище. В любом случае причин хранить тайны нанимателей у него не было — помимо нежелания умирать, разумеется, но эта карта уже разыграна. Особой лояльности к их целям он не питал, и по большому счёту помогал заговорщикам только из расчёта, что в результате их погони за властью погибнет как можно больше магов с обеих сторон. — Не забывайте, что вы тут, чтобы отвечать на вопросы, а не задавать их, — нахмурившись, Мун попытался осадить его прыть. — Чьи приказы вы передавали Шейнику Сторитодту? Отвечайте, и тогда, быть может, я в благодарность отвечу и на ваш вопрос. — Какого-то странного мага, — сказал Монитиэль, наиграно округлив глаза. — У него были большие рога и фиолетовая чешуя, — с издёвкой пояснил он, кивая. Алиэмун устало выдохнул. У него не было времени на глупые шуточки и бесполезные игры. Но, похоже, сейчас выбора у него не было. — Я ожидал от вас большего, Монтиэль. Вы ведь не думаете, что подобными речами сможете заработать на желаемый ответ? — Разумеется! Я всего лишь даю вам понять, что ход по-прежнему за вами. Уж не думаете ли вы, что я настолько глуп? Если я выложу вам все свои карты, у вас не будет ни малейшей причины отвечать на мой вопрос. — Я не думаю, что вы глупы, Монтиэль, — неожиданно искренне произнёс Мун. Действительно, он поймал себя на мысли, что, сложись судьба этого человека иначе, быть может, из него получился бы толк. В какой-то степени он мог понять его ненависть. Кто знает, быть может, он сам лишь по чистой случайности избежал похожей участи всеми отверженного, озлобленного отщепенца. Не найди его тогда в детстве Аркон, где бы он был сейчас? Сирота, наделённый всеми презираемой тёмной магией? Да, сложно было поспорить, что при иных обстоятельствах он сам имел бы все шансы в какой-то момент обнаружить себя в этой же комнате, только с другой стороны. — Что ж, и на том спасибо, — Монтиэль ответил на нежданный комплимент своему уму, слегка недоверчиво склонив голову на бок. Возможно, он недооценил своего оппонента. — Итак, магистр, не соизволите ли сделать первый ход? — Хорошо, я принимаю ваши условия, — неохотно согласился Алиэмун. Подчиняться даже в такой ситуации было неприятно, но придётся засунуть свою гордость куда подальше — сейчас было не до того. — Выйти на вас было вовсе не так сложно, как вы, должно быть, считаете. Шейник Сторитодт был более, чем рад сообщить о вас всё, что знал. Ваш ход: на кого вы работаете? — Я работаю на «Почтённую компанию извозчиков». Знаете, я уверен, что они не очень-то чисты. В прошлом месяце мы получили наши премиальные раздельно — уверен, они не заплатили с них налогов!.. — продолжил Мулич издеваться, даже того не скрывая. — А мне уже начинало казаться, что мы с вами достигли определённого понимания, — процедил Мун сквозь зубы. Этот тип начинал его раздражать. — Я не об этом вас спрашивал. — Вы спросили, на кого я работаю, и я честно ответил на ваш вопрос. Или вы думаете, что я солгал? — Монтиэль поднял на него глаза, полные притворной обиды. — Да и какого ответа вы ожидали, если сами не сказали ничего, что я и без вас ещё не знал? О том, что вы вышли на Сторитодта, я догадался ещё два дня назад! Мун зло сверкнул глазами, но спорить не стал. Да и с чем тут спорить? Сам виноват: нужно было лучше формулировать вопрос. — Отлично, моя очередь! — хихикнул беззубым ртом Мулич. — Сторитодт не мог сообщить вам ничего полезного. Ни имени, ни лица моего он не знал! Всё, что он мог вам сказать — ищите извозчика в капюшоне. Так как же вы поняли, что Мулич — это я? — О, это наверняка заняло бы у нас немало времени. Извозчиков в Инторне тысячи, и мы уже собирались допрашивать каждого. Даже списки подготовили. Но в тот день вы так кстати подвезли меня домой от Винной улицы! Увы, но вы сами помогли нам себя найти — ваша реакция выдала вас с потрохами. На мгновение Мулич заметно помрачнел, шумно выдохнув. Да, это была его оплошность — тут магистр был прав, и он этого не отрицал. Оставалось лишь признать, что жизни ему стоил тот беглый взгляд на лицо выходящего из кареты пассажира и излишняя профессиональная память на адреса. Но Монтиэль быстро опомнился от своих раздумий: этот ответ ничего не объяснял! — Извольте, но я не принимаю ваш ответ! — твёрдо ответил он. — Одного лишь страха случайного встречного было достаточно, чтобы с уверенностью говорить о его виновности? Вы видели всего лишь испуганного извозчика, опознавшего в своём пассажире тёмного мага. Не поверю, что для вас это было в новинку! — Вы правы, я давно привык к подобной реакции людей, стоит им меня узнать. У большинства простолюдинов, равно как и у многих аристократов, моя магия вызывает… — магистр замолчал на мгновение, подбирая слова, — суеверный страх. О тёмной магии ходит много дурных слухов, поэтому даже столь сильному страху я поначалу не придал особого значения. Однако, когда Сторитодт поведал нам, что его связной — извозчик, первым, о ком я подумал, был именно тот внезапно запаниковавший старик в капюшоне, подвозивший меня от Винной улицы. Всё это в сочетании неизбежно сделало вас первым и главным подозреваемым. Слушая Алиэмуна, Монтиэль вдруг осознал, что магистр тёмной магии был едва ли не большим изгоем, чем он сам. Если его самого не замечали и не принимали за равного, то Алиэмуна боялись и ненавидели. Что ж, по крайней мере сказанное им принесло Муличу некоторое облегчение: оказывается, в своей поимке был виноват не он один, и если бы Сторитодт умел держать язык за зубами, на него могли и не выйти. — Надеюсь, я ответил на ваш вопрос? — выдохнув после короткой паузы, спросил магистр, и тут же продолжил, не дожидаясь ответа. — Теперь назовите мне имя человека, приказы которого вы передавали Сторитодту. Мулич задумчиво посмаковал вопрос, прикидывая, как бы ещё поиздеваться над магистром. Но ничего подходящего в голову не приходило, да и кое-какие ответы он уже получил, а скрывать это имя он в любом случае долго не собирался. — Дейниэль аш Астендардт из ордена ясновидцев, — ясно и чётко ответил он. Магистр сдержал облегчённый выдох. Это определённо не была ложь. Имя! У него, наконец-то, было имя. Это серьёзно упрощало дальнейшую работу. Мун знал, что стражи за пределами комнаты для допросов, которым слышно всё происходящее внутри до последнего шёпота, уже передают это имя в отдел сбора информации. Работа кипит, но прежде, чем магистр сможет к ней подключиться лично, ему предстояло узнать остальные известные Муличу имена. — Благодарю за честность, — произнёс Мун, слегка кивнув. В его голосе не чувствовалось пренебрежения, а, если прислушаться, можно было различить даже некоторое уважение к оппоненту. — Я ответил на ваш вопрос. Ответьте же и вы на мой: как вы нашли моё убежище? — Мы давно знали о нём, — не стал увиливать Мун. — Информация о вашей активности в том районе пылилась в архивах более половины столетия, и сейчас пришлась как нельзя кстати. Как потомок двух магов, вы всегда были под наблюдением Теневой Стражи. — Под наблюдением, значит? Почему же вы позволили мне оказаться в таком положении?! — внезапно огрызнулся Монтиэль. Он был зол. Конечно, это хорошо объясняло, как его нашли. Но если за ним следили всё это время, это значило лишь, что они знали, как он страдал все эти годы! О его родителях и их несправедливости по отношению к нему. Знали и даже пальцем не пошевелили, чтобы помочь! — Теневая Стража — не благотворительная организация, — покачал головой магистр. — Обязанность стражей — сохранение порядка и предотвращение смертей как магов, так и простых людей, либо наказание виновных, когда спасти их жертв уже невозможно. Семейные разборки с наследством и титулом не входят в их компетенцию. Совет магов же, в свою очередь, не может заботиться об участи каждого Простого, имевшего среди бесконечной череды предков хотя бы одного мага, в чьей крови может теплиться остаточная магия. Это было бы невозможно: вы же понимаете, что в этом случае под непосредственной опекой Совета была бы едва ли не половина населения страны. Монтиэль угрюмо слушал его самодовольные объяснения. Ну, конечно, он будет оправдывать своих! Чего ещё было ожидать от аристократа, да к тому же члена Совета и куратора Стражи? И всё же сейчас, на пороге смерти, старик смог найти силы признаться самому себе в том, что он действительно понимал это. Возможно, глупо было все эти годы ожидать, что кто-то придёт и заступится за него, обижаясь, что годы шли, а этого всё не случалось. Но что уж теперь об этом думать? — Что вы делали для аш Астендардта? — своим вопросом Мун нарушил тишину, заметив, как его оппонент погружается в раздумья. — Я должен был поддерживать связь, — обречённо ответил Мулич, не найдя сил увиливать. — Каждые несколько дней я должен был проверять всех исполнителей на случай, если у них возникли бы проблемы или какое-то срочное дело. Я передавал им приказы, иногда вещи. — Назовите имена исполнителей, — продолжил гнуть свою линию Мун, надеясь, что в таком состоянии Монтиэль забудет про свою игру и продолжит отвечать на автомате. — Но-но, магистр, — предупредительно цокнул языком Монтиэль, слегка встрепенувшись. В конце концов, он не хотел тратить остаток своей жизни на самобичевание. — Мы так не договаривались. На мой единственный вопрос вы ответили, благодарю любезно. Хотите ещё информации — придётся вам задуматься, в чём моя выгода отвечать! Не успел Мун ответить Муличу, как вдруг в камеру заглянул Винстем и подал магистру знак, что ему необходимо выйти. Дортмунд промедлил пару секунд. Прерывать допрос не хотелось, да и вопросов у него оставалось ещё немало. Но без важной причины его бы не побеспокоили. — Хорошо, Монтиэль, — обратился к нему Мун, вставая, — у вас будет немного времени подумать над вашей выгодой. Подумайте хорошенько, потому что когда я вернусь, вы расскажете мне всё, что знаете об этой «грядущей войне» и всех известных вам участниках заговора. По-хорошему или по-плохому — зависит от вас. — Что ж, прощайте, магистр, — неожиданно печально бросил ему вслед Монтиэль. Кинув слегка обеспокоенный взгляд на обречённо смотрящего на него арестанта, Мун всё же вышел из камеры для допросов, оставив его одного. В коридоре, рядом с Винстемом, его уже ждал обеспокоенный Торнвальд. — Дейниэль аш Астендардт — один из самых сильных ясновидцев ордена, ему пророчат место Нортингтона. — Кажется, я всего пару раз слышал это имя, — удивлённо вскинул брови Мун. — Почему я о нём ничего не знаю? — Он держится в тени, но обладает достаточным влиянием. Помимо него, в ордене Ясновидения есть всего два реальных кандидата на пост магистра. — Он будет знать, что мы идём, — задумчиво произнёс Мун. Ясновидцы тем чётче видели будущее, чем сильнее оно было связано с ними лично, и чем скорее оно должно было наступить. Другими словами, поймать ясновидца, если он этого не хотел, было крайне сложно. А уж если речь шла о таком сильном… Единственным выходом было перекрыть все пути отступления и не рассчитывать, что их появление будет неожиданным. А это значит, что начинать операцию нужно как можно скорее — аш Астендардт скорее всего уже знает, что Теневая Стража вскоре придёт по его душу. Отряд Винстема был немедленно отправлен следить за ясновидцем, чтобы тот никуда не ускользнул. Тем временем Мун, Аркон и Торнвальд засели за планирование захвата. Аркон задумчиво выслушал всё, что удалось в столь короткий срок раскопать стражам. — Против ясновидца бесполезно строить планы — он узнает о них задолго до того, как мы начнём их исполнять, — констатировал советник. — Возьмите как можно больше людей и напирайте на силу. Знать будущее бесполезно, если ты ничего не можешь с ним поделать. Сейчас в резиденции есть несколько боевых магов, и ещё несколько могут явиться в течение двух-трёх часов. Постарайтесь задействовать все доступные ресурсы. Мун опять переоделся в мундир Теневого Стража — предоставляемая им защита определённо не будет лишней. Несколько часов ушло на сборы боевого отряда. Аркон никак не соглашался отправлять туда менее десяти магов: всё-таки аш Астендардт был довольно крупной птицей, от него можно было ожидать любых сюрпризов. Мун по своему обыкновению пристроился в отряд к магам, невзирая на возражения Аркона. Конечно, нельзя было не признать, что в качестве боевого мага Алиэмуна можно было смело отправлять на любое задание — его квалификации и силы было более, чем достаточно. Но, к сожалению, у ордена Тёмной магии в настоящее время не было ни одного, даже близкого по силе, возможного преемника. В подобных ситуациях Аркон всегда с сожалением отмечал, что не имел полномочий от греха подальше закрыть магистра в его собственном поместье, причём желательно под охраной. Советник невольно вспомнил, как во времена обучения Алиэмуна нередко повторял ему, что магистр тёмной магии несёт личную ответственность за безопасность страны. Конечно, тогда Аркон и не думал, что его преемник настолько серьёзно воспримет его слова, подвергая свою жизнь опасности при каждом удобном случае. Когда же отряд, наконец, уже был готов выдвигаться, к магистру подошёл побледневший Страж и шепнул что-то на ухо. Алиэмун подал знак, что вскоре вернётся, и отправился за ним. Аркон, тем временем выдававший наставления боевым магам, лишь мельком покосился на уходящего Муна, решив всё же закончить свою речь, основным лейтмотивом которой было любой ценой сохранить жизнь магистра и захватить ясновидца живым — причём именно в такой последовательности. Закончив, он быстрым шагом отправился за магистром. Когда Аркон подошёл к камере Мулича, он успел услышать последние слова Стража: — …он ни на что не реагирует. Будто спит, но глаза открыты. В камере Аркон застал своего магистра, наклонившегося к арестанту и внимательно изучающего его глаза. Когда Мун распрямился, на его лице отражалось очень непривычное выражение: растерянность. Увидев Аркона, герцог жестом отослал Стража. — У него не осталось души, — мрачно констатировал Мун, дождавшись, когда они останутся одни. — Я пробовал залезть в его разум, но не смог: разума просто нет. Нет мыслей, воспоминаний, эмоций… нет сознания, нет личности… ничего не осталось. Просто оболочка. Кусок мяса, не способный ни на что, кроме как дышать. Я никогда не встречал ничего подобного. Ещё пару минут Мун и Аркон провели в комнате для допросов, пытаясь уловить остаточную магию чего бы то ни было. Но тратить на это время сейчас было непростительной роскошью. Каждая минута промедления могла стоить жизней членам отряда, позволяя ясновидцу лучше подготовиться. Оставив одного из стражей присматривать за тем, что осталось от Мулича, Мун вернулся к отряду, уже готовому отправиться в бой.