Сказки Анволы

Домишко на окраине — соседям на сплетни, зато шаг за плетень — и лес. Забор был не новый, но крепкий, я каждый раз перелазила через него — шасть, и свободный мир воскрес. Здесь никто не заставлял бежать на пожни косить или за скотиной навоз выносить, лес сам по себе, я сама по себе, а вместе как одно целое. И сейчас бегу себе на грех, оглянусь только — не глядят ли судящие глаза тех, кого оставляю. Но вечереет, слышен смех, девки первые посиделки в нашем доме справляют, никто не смотрит, не замечает. Ненормальная для девки: петь при всех не люблю, с танцев рано сбегаю, в рот парням не смотрю, больше молча мечтаю. Вот они и зовут всех к нам в дом веселиться, мол, хоть парня найду, стану гордость-девица, уж пора мне и замуж — сколь невеститься можно! — тетки дарят в приданое платки всевозможные… И сегодня уж точно сестры парня присмотрят. Я иду злой тропинкой, лишь представить — и боль мне! — здесь кусаются ветки, пальцы в руки мне тычут — листьев нет, золотой их ковер уж мне месяц привычен, но особенно резко цепляется куст, пусть зеленый еще, но для жизни он пуст. Его ягоды белы словно снежная смерть, где-то есть ярко-алы, я видела здесь. Волчьи ягоды, волчья моя же тоска… Я плотней закрываюсь в фуфайку отца. Елки сизые-сизые синеют вверху, подцепляют холодного злата красу и звенят им, звенят целый день, всяку ночь, пока ветер небесный не сгонит их прочь. Я бреду все вперед, звезды сыплются в небо, под ногами хрустят шишки ельника… — Где он? Месяц ясный смеется мне средь облаков, не покинул, родной, заступиться готов. Серебрит мне мои голубые глаза, и назавтра хрусталь надевает в траву. Уж пришла я не зря, тут ни раз не совру. — Месяц милый, спасибо, — склоняюся я. Он опять рассмеется, грусть рассеет, любя. И обратно по тропке знакомой пойду, пусть на сердце тоска, но душа как в меду. Если кончится мед от отцовых речей, если мать вновь уплачется, что указ я ничей не признаю никак, если сестры всмеются мне вновь на беду… Для того волчьих ягод себе наберу. Снежна кожа у них — также смерть мне бледна. И вблизи уж желтеют избушки глаза, перелезу обратно, в дом тихо войду. Может, месяц навечно отвел всю беду? Я фуфайку сниму, толсту косу поправлю. Может, доброму я сегодня понравлюсь?