Сказки Анволы

Ельник замело, и теперь хвою, ссыпавшуюся в упругий мох, прятал хрупкий слой сахарной пудры, он сладко похрустывал под ногами и обнажал распустившие чешуйки шишки. Берёзы в самом начале леса ворочались, пытаясь уснуть, и недовольно поскрипывали пятнистыми боками. Я брела по знакомой невидимой тропе в самую тёмную лесную часть, надеясь вновь встретить дочь лесного хозяина и спросить, почему лес не отвечает мне и не принимает угощение. Подмёрзшие стволы были залиты терпким настоявшимся мёдом, застывшая смола янтарным льдом поблёскивала на шершавой сосне. Теперь уж здесь не так мрачно как раньше — снег под ногами светит едва ли не ярче солнечного мёда, и топкий мох почти не пытается отхватить твой ботинок. Ели хранили молчание, и даже настойчивый упрямый ветер не заставлял их шевелиться. Пусть спят, скоро наступит самая длинная ночь в году, после которой бессмертное солнце станет дольше глядеть на сверкающую от снежной пыли землю. Я постояла, прислонившись к упавшему дереву. Что не ответишь мне, лесная хозяйка? Или тоже улеглась на толстую перину под тёплое одеяло из опавших шуршащих листьев, наперебой шепчущих сказки о беспробудной зиме, и звонкой иглистой хвои? Чуть похрустывала сухая крупа. То там, то здесь клевали носом слишком высокие брусничные листья и ждали ещё снега, способного одеть их потеплее, укутать в узорчатые шали. Постояла ещё немного, поглядела, как в высоком светло-сизеватом небе ворошатся верхушки елей. Руки в шерстяных варежках начал покусывать холод. Пошла дальше. Густой красноватый мёд уже скатился едва ли не до корней и медленно и тягуче тянулся к серому западу. Скоро очередной дымчатый закат. В варежку ткнулась носом собака. Я вздрогнула, заметив пушистый белый хвост. — Тебе не говорили, что одной здесь лучше не бродить? Он стоял у следующего упавшего ствола и глядел с усмешкой. — Кто сказал, что я одна? Хмыкнул; пёс, конечно, оказался его — подбежал, встал рядом с хозяином. Ну и огромная же собака! — Лесные духи уже спят… — как бы между делом заметил он и тряхнул белыми как снег волосами. Он весь был бледный и очень походил на альбиноса. Тёмной была только одежда. Пришла моя очередь хмыкать. — А ты тогда кто? Я подошла ближе, под ногой громко хрустнула ветка, он недовольно зажмурился на секунду. И не ответил, пёс вильнул хвостом и побежал от хозяина, скрылся за деревьями. Тот улыбнулся: — Весной к ним приходи. И исчез. Растворился, как туманный дым в бледном гулком воздухе. Вдалеке зашумел поезд, тряхтя на железных путях, рядом никого не было. Да и был ли раньше? Я вздохнула — морозные иголки царапнули горло, свалились в лёгкие — и пошла обратно. На душе повисла тяжёлая гиря. Солнце поскользнулось на небесном льду и свалилось за холм горизонта. Берёзы наконец улеглись и перестали ворчать, обнимая друг дружку чёрными инеистыми ветками. В варежку опять ткнулся чей-то нос, а когда я обернулась, белое облако мелькнуло за ближашими стволами.