Сказки Анволы

Черемуха пахнет так сладко и пьяно, что в голове от первого же вдоха разгуливает туман. Я вижу тебя под густыми белыми цветками, склонившегося над книгой и беспрестанно ерошившего взлохмаченные русые волосы. Ты так делаешь всегда, когда видишь что-то смешное или неловкое. Я знаю, что ты на меня поглядываешь, так искоса и будто бы незаметно, только лукавые листочки глаз поблескивают от солнечного света. И от таких взглядов под пышной черемухой мне становится дурно, туман в голове совсем густеет и толстым тяжелым облаком оседает на грудь и низ живота. Я отворачиваюсь и беру еще цветок для венка. Он выходит ярче солнечного диска — помимо одуванчиков у нас еще ничего не успело нарасти. Ты опять бросаешь на меня взгляд, взъерошиваешь волосы, и я неправильно вплетаю медовый одуванчик — теперь он уставился своей головкой-солнышком в другую сторону. Да ну его, этот венок! Я швыряю длинную косу цветов в еще невысокую траву и поднимаюсь на ноги. Ветерок тут же смеется мне в рыжие волосы, путая их своими дурацкими шуточками. Ты все еще читаешь старую толстенную книгу. С весной, особенно с маем, солнце все горячее целует меня в лицо, руки и плечи, усыпает веснушками, и мне все время кажется, что они огнем горят на лице, даже ярче янтарно-карих глаз. Я страшно люблю черемуху и сирень, всегда рву огромные букеты и тащу домой, где за несколько часов все комнаты плывут от густого и тяжелого аромата. От него кружатся голова и сердце. И иногда — под воздушно льющуюся музыку — кружусь я в пышноюбочном платье с кружевами на подоле. Я хотела сегодня нарвать себе черемухи, но ты все еще сидишь со своей книгой, безвеснушчатый и оттого бледный с ярко-зелеными глазами, широкой улыбкой, какой-то весь весенне-свежий и туманящий своим взглядом не хуже тяжелых беленьких цветочков. Мне ужасно не хочется, чтоб ты опять назвал меня осенней девчонкой и посмеялся над веснушками. В том году нам было всего-то по четырнадцать, но сейчас уже другое дело! Хватит с меня таких шуточек. Пока я мнусь на невысокой остренькой травке, наслаждаясь прохладными поцелуями ветра на коже, ты закрываешь книгу, заложив указательный палец между сухих желтоватых страничек, и в упор смотришь на меня. А мне хочется бежать. От острых зеленых глаз, похожих на юные майские листочки, от тяжелого облака в животе, от пышной белой черемухи, кутающей в свой густой туманный запах. Ноги прирастают к земле, и я беспомощно смотрю, как ты медленно и ловко встаешь, свободной рукой ерошишь светлые волосы и идешь в мою сторону по той же кусачей травке, на которой стою я, подходишь совсем близко, склоняешься и поднимаешь почти законченный венок, соединяешь его концы — неправильно, но минуты продержится — и надеваешь мне на голову, на сплетенные ветром волосы. — Осенняя девчонка, — негромко говоришь ты с широкой улыбкой. Я хмурюсь и собираюсь выдать гневную тираду. Срываю венок с головы, собираясь бросить. Но белые — совсем майско-весенние — руки оглаживают мои щеки и скулы и тянут ближе. Поцеловать. Оказывается, то тягучее густое облако способно разорваться, и тогда туман станет еще плотнее, заклубится и затопит целиком меня, тебя, цветущую черемуху и целую Землю. Мне неловко смотреть тебе в глаза, и я смотрю на траву, на наши голые ноги между травинок на теплеющей земле, упавшую книгу с трепещущими страницами букв, летающий в юбке ветер, ярко-желтые лепестки в одуванчиках венка… Знаю — чувствую — твою блуждающую зелень глаз и невесомые касания губ на носу, щеках, скулах, собирающие новые туманные облачка во всем теле. — Если целовать каждую твою веснушку, можно простоять так всю жизнь, — выдаешь ты очередную глупость, и на этот раз мне становится жутко смешно. Я поднимаю глаза и вздрагиваю от твоего внимательного и такого странного нежно-любовного взгляда. Ты прячешь мои рыжие пряди за уши и почти не улыбаешься. Я нахлобучиваю венок тебе на голову, не удержавшись смеюсь и бегу к черемухе. А она дурманит, туманит и пьянит, все эти поцелуи-веснушки точно из-за нее.