Сказки Анволы

Мглистой осенью ее любовью были свечи, пламя которых подергивалось словно ночной дымкой. По дому порхало, томилось, горело и даже чадило множество тоненьких, крутобоких, оплывших свечей с бессмертными огоньками. Они скорее приманивали в дом ночные тени, чем освещали его. Но слоняющихся теней, облачно-туманных духов и вздохов было полно и в самом доме: из старого дерева, сонный солнечными яркими днями и оживающе-нахальный под лунным светом, он не забывал длиннюче скрипеть половицами, подвывать печной трубой, свистеть окнами и шептаться паутиной углов. Она, поселившаяся здесь после умершей тетки, успела привыкнуть к его шуткам, хоть и часто ругалась на гулявший по коридорам ветер и неожиданное хлопанье дверей. Тыквы в этом году рассердились на ветреное лето и отказались рождаться — те редкие пухлобокие кареты для Золушки, что еще не превратились в солнечный пирог или пряный суп, подбоченились в прихожей и на крылечке, прямо под неугомонной музыкой ветра. Вечерами, темными и лунными, когда мгла за старыми оконными створками не тянула танцевать под водопадами сухих листьев, она любила сидеть на кухне с теплым травяным чаем и сладеньким пирогом, наслаждаться подмигиваньем свечей, серебряными нитями луны, сшивающей синие облака, и вспоминать, как давно-давно она появилась в этом доме, как ругалась на вечно исчезающий второй этаж, пугалась и хохотала, читала изжелта-темные страницы теткиных книг и пробовала — о, боже! — колдовать. Как варила приворотные зелья и, сначала не до конца веря, а после шутки ради, подливала их знакомым и не очень парням, а после наслаждалась мужским вниманием и любовью, досыта напитываясь бесконечно влюбленными взглядами. Она и сейчас так делала — иногда, обычно если очень хотела кому-то отомстить, хотя круг общения с прошлым миром невероятно сузился. Вспоминала свою первую осень здесь, полную ранней вуали тьмы, золота и крови листьев, четко обрисованных на сизости небес, крючковатых голых деревьев и облачных клубистых туманов в поле. Тогда впервые она с головой нырнула в темные и хладные воды осени, позволила мраку запутаться в волосах, прильнуть к телу, хлынуть в легкие, пропитать насквозь. Сейчас осенняя мгла стала родной, и она ждала ее с особой любовью, зная, что вечера в доме станут теплее, тени, приманенные свечным огнем, длиннее, а полеты над угрюмыми лесами ярче и вдохновеннее. Все тяжелее с каждым утром поднимались веки дневного света, совсем скоро ночь станет совсем густой и долгой, и тогда нужен будет звонкий смех, высокие костры, пляски и песни вместе с теми, кого она начала называть сестрами. А пока были вязаные свитера, горячие кружки с согревающим питьем, свечи и залетающие сухие листья следом за кожаными ботинками: один, по обыкновению, прошмыгнул бы под дверью и плавно улегся на тканый половичок, другой — пристроился на твердой рыжей тыкве, пока та сердитым вздохом не столкнула бы его со своего круглого бока.