Солнце Конохи: Путь Шиноби.

Сакура стоит сзади, совсем рядом, уткнувшись глазами в ссутулившуюся фигуру своей подруги. Её спина, исполосованная ранами, с шипением заживала на глазах. Плечи мелко подрагивали. Спутанные и влажные белокурые волосы висели на едва-едва развязанных резинках. Ноги все в грязи, белой глине, а руки с потрескавшейся от собственной чакры кожей положены на чужую грудь, отчаянно сжимая бордовую ткань, в бесполезной попытке втолкнуть хоть каплю жизни в бездыханное тело. Наруко раньше казалась вторым солнцем, чем-то вроде ангела для самой Сакуры - вечно неунывающая, весёлая, улыбающаяся даже тогда, когда, казалось, ситуация дерьмовая и выхода не было от слова вообще. Она никогда не сдавалась - она выгрызала этот чёртов выход зубами, ломала собственными руками все стены и рамки благоразумия; дружила и находила друзей в тех, кто был заклятым врагом. Она умела любить и отчаянно хотела защитить дорогое своему сердцу. Казалось, у Узумаки, такой светлой и сильной, были огромные белые крылья за спиной, только она их прячет намеренно. А сейчас.. эти крылья почернели, потускнели, и мокрой тряпкой волочились за её спиной. А ещё она плакала. Никогда Сакура не видела её слёз, ну вот никогда. Если бы её душа лечилась так же быстро, как и тело, всё было бы проще. Сакура - медик. И она в состоянии понять, что ни массаж сердца, ни искусственное дыхание, ни лечебная чакра уже не помогут. Ну вот никак. Харуно собирает жалкие остатки чакры и, опираясь о дружеское плечо Неджи, так вовремя пришедшего ей на помощь, дрожащими пальцами пытается залечить сквозную рану в плече, непонятно как заработанную в бою. Хотя, к той кукольной круговерти она не была готова, оттого и успела в первые же секунды "поймать" собою всё метательное оружие, не лишенного дозы яда. Эгоисткой Сакура не была, но с опозданием пришла мысль, что сейчас ей это действительно нужнее - среди всех она выглядела побитой собакой и чуть ли не полуголой - спасибо Тен-Тен, у которой в запасе оказалась обувь и кофта. Если бы Чиё-баа тогда не вколола противоядие, ей пришлось бы несладко. Чёртовы три минуты пролетели, как одна секунда, не дали оправиться, не помогли... Сакура почти справилась и потеряла сознание с улыбкой на окровавленных губах. Себе она уже доказала, что не слабачка, что способна на большее, но.. Этого всё равно оказалось недостаточно, как не вылезай из кожи. Акасуна противник не её уровня - он выше, опытнее, сильнее, хитрее, чёрт возьми. Но шанс всё равно был! Она просто не рассчитала время, не успела, не предвидела!... Так небрежно ослабила защиту, когда голову захлестнула приятная мысль о победе, только вот потом она её и отравила, в прямом и переносном смысле. Если бы вовремя не подоспели Неджи с Тен-Тен, то Сасори, наверное, добил бы её, или сделал бы из неё живую куклу с безжизненным взглядом. А потом натравил бы на своих же товарищей. Ужас, и думать о таком нельзя. Но её тешил улыбающийся взгляд Какаши-сенсея и его лёгкое: "Молодец, я горжусь тобой". И подумать только, что от этой фразы настроение поднялось на планку выше, а щеки налились румянцем, да так, что волосами не спрячешь - висят, как сосульки, грязные, в пыли и крупинках железного песка. Сейчас бы не помешало принять горячую ванну и хорошенько подлечиться... ..Всхлипы подруги были всё громче, переходили на рыдания, отрезвили Харуно, столкнули с ушедших далеко не туда мыслей. А все друзья стоят рядом на полу развороченной поляне, позади которой торжественно валяется белая глиняная птица без "наездника", и молчат, держа дистанцию. Казалось, лишь Какаши стоит ближе всех к Узумаки, прямо за спиной - чтобы, если вдруг что, подавить чакру Кьюби сразу. Весь его силуэт, Сакура пронизывающе пялится в спину, пропитан горечью. Да, миссия провалена, Казекаге убит, хвостатого забрали Акацуки, а Узумаки стоит держать крепко, чтобы в голову не пришла мысль о похищении тела. А что, она вполне могла раздумывать о таком на полном серьёзе. Сзади прибегают отряды Суны, на помощь. Уже поздно. Темари поражённо распахивает глаза и глухо рыдает в плечо Канкуро. Оба стоят в отдалении. Нет, на мёртвое тело младшего брата они не позволит себе поднять глаз. Где-то вдали воют какие-то две девчонки, сопя запитым носом и завывая в один голос: "Гаара-сама!.." Сакура лениво поворачивает голову в их сторону. Ей их жаль, но не так, как Наруко. Наруко рвёт изнутри. Ломает рёбра, выворачивает душу, трясёт, уничтожает. Рука с почерневшей меткой пульсирует так, что хочется её просто оторвать, чтобы не болела. Курама молчит. И правильно. Просто... У неё просто нет слов. Эта боль просто несоизмерима со всем её прошлым - со всеми слезами в подушку, избиениями... Да, твою мать, это такой пустяк, её несчастное прошлое! Оно забудется, она уже почти забыла! Человек, с которым она хотела связать свою жизнь, погиб! Погиб... А она была рядом и не спасла. Узнала об этом одной из первых, мчала на всех порах, но этого было недостаточно. Не смогла, не удержала то счастье в руках и оно упорхнуло птичкой из приоткрытой клетки. Ненависть на Акацуки росла с каждой секундой - одна радость, что один убит, а второй захвачен. Вот если бы Джирайя брал её на разведку... Она разнесла бы там всё, смела подчистую все убежища... Тело, кажется, уже остыло. Наруко чуть ли не упала на него. Аккуратно приподняв рыжую голову, положила себе на колени. Её злили чужие взгляды. Именно сейчас, когда так хотелось уединения. Сказать то, что должна была. - Он не заслуживал смерти. Он не заслуживал такой судьбы, - первые слова, хриплые, тихие, разорвали длительную тишину и чужие всхлипы; кто это был, Наруко догадывалась, но ей так не хотелось сейчас смотреть ни на кого, чтобы не напороться на чужое сочувствие. Медленно сморгнув, Наруко продолжила: - Это вы, люди Сунагакуре, обрекли его на такие страдания. Почему именно он?! - слёзы против воли опять потекли ручьём, а глаза уже дико покраснели. - Почему именно он стал джинчуурики? Почему вы решили это за него?.. И, чёрт возьми, почему на его месте не Вы?! Последняя фраза наждаком прошлась по сердцу старейшины; она сразу поняла, что Наруко обращалась именно к ней. Не к прибежавшему отряду, не ко всем шиноби Суны в общем, а именно к ней. Да, Наруко определенно слышала их разговор с Какаши. И она настолько зла, что, кажется, сейчас легко атаковала бы, захлестнутая отчаянием. Вслепую, без разбора, цепляя своих же, потому что Чиё стоит в отдалении, склонив голову и прикрыв глаза ровной челкой, ото всех взглядов. Ей нечего на это ответить, она прекрасно понимает это. Ей тоже жаль. Ей вообще в последний раз было жаль тогда, когда деревню покинул её внук, когда погибли его родители и когда она ничем не смогла помочь ребёнку, оставшись вроде и единственным близким человеком, но таким отдалённым, что и самой противно. А Чиё пыталась, пыталась разгромить этот воздвигнутый барьер отчуждения, пыталась всегда оправдать Сасори, даже тогда, когда он сбежал, и даже сейчас, когда он превратил себя в куклу. Даже тогда, когда пропал Сандайме и в её голову подкрадывались сомнения, она оправдывала его, как могла, прослыла в своём обществе "злопамятной стервой" и "дрянной старухой", но была верна себе, своему дорогому и любимому внуку, деревне... Сухие губы дрогнули и сомкнулись в улыбке. Её тело всё равно ломит от яда и ссадин, так что... Чёрт возьми, ей уже нечего терять. Сакура слышит тяжелые шаги справа, и скашивает глаза в сторону. Старейшина подходит к Наруко с мрачной решимостью на лице. Зубы у Наруко громко скрипят, а руки сжаты в кулаки, но она молчит, покорно молчит, пусть и видно, что ей ещё о многом хочется сказать. Чиё-баа подносит к груди Гаары руку, которая вмиг засветились лёгким голубым свечением. Это не простая медицинская техника, да и будь это она, было бы бесполезно даже пытаться. Неджи активирует бьякуган и тихо шепчет: "Невероятно". Сакура же в искреннем удивлении распахивает зелёные глаза и ловит смешанный, с искрой понимания взгляд Какаши-сенсея; кивает, опустив голову. Смертельную рану Сакуры старейшина залатала благодаря именно этой технике. А цена у такого мощного дзюцу слишком высока, чтобы "идти по рукам" остальных ирьёнинов. У Харуно тумблер щёлкает в мозгу, и она не без отчаянного вздоха понимает, что все две ампулы с противоядием получила именно она. А старейшина уже, считай, итак добровольно пожертвовала своей жизнью. Она просто не могла не получить за весь бой ни одной царапины. Наруко реально хотела её ударить. Почему-то именно сейчас её не смущало ничто. Но эти открытые манипуляции с медицинской чакрой необычного цвета заставили сжать зубы и помалкивать, сидя рядом, совсем близко, чтобы вцепиться ей в глотку. Какаши-сенсей не успел бы её оттащить, да... "- А эта старуха не такая и бесполезная, - сухо прервал её размышления Курама. - Она пытается его воскресить." "- Чего-чего? Разве это вообще реально? - смотрела Узумаки недоверчиво, но как-то по-иному - сразу бросилось в глаза, что Чиё что-то хотела сказать, но не могла - опустив голову, жевала губы, выдавливая из себя крупицы из исхудалого от боя запаса чакры. Сложно было не заметить, что у неё, вдобавок, отсутствует одна рука. "- А ты проверь." Наруко покорно влила чакру в глаза, на секунду зажмурившись от боли, и пораженно всхлипнула, когда увидела маленький синий уголёк энергии, который загорался у солнечного сплетения, а у старейшины, наоборот, потухал. Да и то он уже был каким-то слабым и маленьким, будто из неё уже высосали половину жизненных сил. У Сакуры, Наруко прошлась взглядом по всем стоящим рядом, энергия была какая-то смешанная. Её лечили. Нет, не так - её практически воскресили. На этой чёртовой миссии по спасению она чуть не потеряла подругу. Просто "прекрасно", твою мать, и какие же ещё ошарашивающие открытия сегодня совершатся? - Вы воскрешаете его запретной техникой, - сухо проскрежетала Наруко. Голос от рыданий сел - казалось, она проплакала столько, что у неё сейчас глаза просто вытекут. По крайней мере, даже просто моргание сейчас доставляло дискомфорт. Ей была омерзительна эта слабость на людях, но поделать с собой она ничего не могла. Разлепив сухие губы, Чиё сказала: - Я рада, что в мире шиноби, который создали мы, старики, появились такие люди, как ты. Чакра у неё стремительно потухала и Наруко молча положила свои руки поверх её. Она примерно знала, как делиться лишь своей чакрой. Голубое пламя медицинской чакры увеличилось раза в три, мигнув на пару секунд ядовито-оранжевым. Курама мысленно заскрипел зубами: "Аккуратнее, раздолбайка." - ..Я наделала столько ошибок в прошлом. Но, похоже, хоть в конце я смогла что-то сделать как надо. Скрытый Песок и Скрытый Лист... Их будущее будет не таким, каким было прошлое... Как сказал Какаши, эта твоя особенность может стать силой, способной изменить будущее. Ты была бы прекрасным Хокаге, но знай, что пески Сунагакуре примут тебя. Наруко вздрогнула, выдавив доброжелательную улыбку. Почему-то сейчас захотелось смеяться. - Сакура... - старейшина обратилась к Харуно. Та быстро заморгала, пытаясь подавить желание заплакать. - В следующий раз не рискуй своей жизнью ради какой-то старухи, а лучше защищай тех, кого любишь. Ты очень похожа на меня. На свете очень мало отважных женщин, но при желании ты сможешь превзойти свою учительницу в медицинских техниках... - голос её постепенно стихал, приобретая сипящие нотки. Харуно медленно отлепилась от дружеского плеча Неджи и решила подойти к ним. За спиной - товарищи, спелая трава, вымазанная в крови, и глиняная птица без "наездника". И её незабываемый противник, давший просто огромный боевой опыт, запечатанный в специальный свиток. Побеждённый. Глубоко вздохнув, куноичи кивнула. Это, всё-таки, её обязанность - защищать и лечить тех, кого уважаешь и любишь, а старейшина, сама того не понимая, за получасовой бой успела попасть в круг близких людей. И вот, через пару минут, Чиё склонила голову, придерживаемая Сакурой, и умерла с улыбкой на губах. А Гаара открыл глаза.

***

Когда перед Орочимару внезапно свалилась блондинистая фигура, при этом чуть не проломив пол ногами, он промолчал. Когда эта самая "фигура" с громким ворчанием, в красках описывала одну чернокожую особь мужского пола, приправляя речь острыми нецензурными восклицаниями, он тоже промолчал. Когда его личный помощник, Итачи, с отчаянно-грустными глазами пристроился позади его левого плеча, почему-то без жилета Анбу, и мысленно подавал сигналы: "Не отпускайте меня с ней больше, прошу," - он тоже молчал. А всё не потому, что хотел молчать. Он просто и слова не мог вставить. Хлебал остывший чай из кружки, принесённый секретарём, Джиробо, и лениво перебирал бумаги, занесённые минутой назад Кабуто, в стопки. А ему о многом хотелось рассказать. О похищении джинчуурики однохвостого, о побежавшей на помощь Узумаки, и о том, что от них ещё не пришло ни одного сообщения. Какаши, чёрт его, как специально решил нервы потрепать - стоит ему отдохнуть недельку на D-ранговых миссиях, может, совесть прорежется. Ан нет - его лучше на полноценный медицинский осмотр отправить, раны застарелые полечить. На недельку. И книги все отобрать, да-а... - ..Эй, ты чего? - подозрительно покосилась на него Цунаде. Мечтательный оскал вмиг пропал с лица, и взгляду вернулась привычная трезвость. - Ничего. Что-то ты рановато. - Ты хоть слушал, о чём я говорю? - подозрительно прищурила глаза, а руки как-то сами сжались в кулаки и напитались чакрой. Цунаде моргнула и оправилась. Рефлекс, чтоб его. - Он подписал договор? - напрямую спросил Змей. Просто за все десять минут монолога она ни разу об этом не упомянула. - Ещё бы он его не подписал! - воскликнула Химе, гордо вручив в руки свиток с золотой каймой. Орочимару пробежался по строкам, оценил подлинность подписи и квадратной печати, и довольно убрал его в стол, под скрывающий барьер. - Каковы его условия? - На официальной бумаге, ясное дело, сухая формальность, не более. А зная, как Йондайме недолюбливает Цунаде (да и Хокаге тоже), он согласился не просто так. - Ну... Он попросил одну женщину. Змей выгнул обе брови, высказывая искреннее удивление. - Себе в рабыни что ли попросил? Договаривай, - потребовал. - Одну женщину из главной ветви клана Хьюга, - сдалась Цунаде, раздражённо почёсывая перебинтованную лодыжку. Тогда не было времени лечить, а сейчас просто забыла. - Свадьба по договору? - уточнил Змей, мысленно закапывая Сенджу где-то за резиденцией. Это ж надо, согласиться на такое дерьмовое условие! Ну хорошо хоть Эй саму джинчуурики девятихвостого не запросил. - Это уже устарело, такие договоры не подписывались со времён Основателей. - А я что могла поделать? Придётся пожертвовать младшенькой Ханаби. Ты не представляешь, этот сучок ещё Неджи хотел к рукам прибрать, для джинчуурики двухвостой! Гения клана! Оторвала б ему бубенцы, да вот только Итачи помешал. Недовольный взгляд Учиха проигнорировал с воистину хладнокровным лицом. А то, что он за ноги оттягивал этих двоих сумасшедших друг от друга, останется вечной тайной. - Вообще-то, Ханаби будет будущей главой клана вместо старшей, - поправил Змей. Цунаде безмятежно пожала плечами. - Ну, значит, Хината, не столь важно. Зато теперь наши деревни уж точно прочно связаны будут. Змей задумался. С одной стороны, это действительно веский повод для союза, но с другой стороны, попробуй Хиаши сейчас уговорить. Он же как дикий пёс: накинется, не спрашивая, не жалея и даже не думая. За женщин своего клана (которых, в общем, не так-то и много) печётся уж очень ревностно. Особенно за дочерьми. Но судьба её старшей дочери менее важна, чем судьба двух деревень. - Хорошо. Но разбирайся со всем этим ты. Если уж заварила кашу, то сама её и расхлёбывай, - женщина на это лишь устало вздохнула и нагло забрала с рук стакан с чаем, в один глоток осушив оной до дна. - Ладно, ладно. Но это завтра, у меня сейчас в госпитале дел по горло, одни проверки чего стоят, - засуетилась Сенджу, а потом внезапно остановилась у двери. Хлопнула себя по лбу и повернулась обратно. - Кстати, что-то ты умолчал о Наруко. Она на миссии? - Ничего я не умолчал, просто из-за кое-чьей болтовни и слова вставить не мог, - смело, даже слишком. - Да. На миссии по спасению Казекаге. Цунаде вздрогнула, раз десять моргнула и уставилась на Орочимару ошарашенным взглядом. Да что там, даже Итачи был немало удивлён услышанным. Вот что значит, уйти из деревни почти на неделю. - В смысле? Когда? Как?! Ты Наруко в составе команды семь отпустил, да? Без Саске? Ах да, он же тоже на задании, но вернуться должен со дня на день.. Стоп. От них есть вести? Они взяли хотя бы одного пленного? - засыпала Сенджу вопросами, едва ли не усевшись на его стол. А, уселась-таки. Змей закатил глаза, упорно пытаясь достать из-под её задницы один важный документ. Итачи смылся под шумок за дверь, предчувствуя задушевную беседу своих начальников. Куда? Выпить чего-нибудь. Не сказать, что новостью он был расстроен или огорчён, но Наруко.. долго будет это помнить. И её придётся держать в Конохе, подальше от Акацуки. Узумаки они такие.. мстительные. Хотя, больше злопамятные - это он по Кушине-сан знал, по отношению к особо живучим врагам. Кисаме писал, что Сасори уже разузнал о его ложной смерти. И Пейн наверняка решит избавиться от него. Хотя, сколько бы опасных миссий он не проходил, и следа Акацуки не было, на него ни разу ещё не покушались. С одной стороны, хорошо, а с другой - как-то уж больно подозрительно. Слишком много нервов, тут до паранойи недалеко. Сидя в каком-то ближайшем до резиденции кафе и осушая пиалы одну за одной, он и не заметил, как к нему подсела какая-то девушка, кокетливо улыбаясь. - Мне не до тебя, - мигом отшил он её, прокашлявшись. Горло драл градус, а в голове всё те же раздражающие мысли, что тараканы расползаются по всем углам, и как не трави, живучие гады. Рядом обиженно фыркнули, но не ушли, а прижались к руке чуть ли не всем телом. Итачи раздражённо повёл плечом и одарил прилипчивую особу воистину устрашающим взглядом. Подействовало. И отото ещё... Тренируется Джуину у подчинённых Годайме, лежит после в долгой отключке; постоянно рвётся на длительные миссии, идёт на таран, недолечивается, а потом походит на раздражающее подобие недобинтованной мумии, созданное заботливыми руками Харуно Сакуры. Общение с Саске сводилось лишь до ночных приветствий, и редких утренних, во время завтрака. А потом тренировки-миссии-тренировки-миссии. Как же Итачи хотел взять отпуск и хоть бы на пару дней отвлечься от заданий, поговорить с отото... Но Орочимару его не отпустит. Итачи, конечно, не был незаменимым, но его честь всё ещё запятнана прошлым. И если тогда, во время инаугурации Годайме, люди кричали восторженно и улыбались, то это только из-за саннина. Именно из-за него Итачи смог получить какое-никакое доверие окружающих, и останавливаться на полпути было нельзя. От мыслей его отвлёк неожиданный хлопок; Учиха, вздрогнув, сжал в руке кунай. Прямо перед носом появилась желтая небольшая жаба в синем жилете с бледно-белым иероглифом "масло"; на животе её была повязана крепкая бордовая лента, обвязывающая небольшой бежевый свиток. Долго думать не пришлось - послание от Наруко. Странно, конечно, что именно ему, но так уж и быть - фуин-печать на коже Наруко поставила Итачи (и Саске тоже) ещё перед уходом из деревни. Ещё бы Хирайшин выучила - вообще была бы подобна Минато-сану. - Привет, - бодро отсалютовала жабка. - Я Гаматацу, помощник Нару-чан. У меня от неё письмо. Только сначала я хочу поесть... - жаба огляделась, довольно щуря маленькие глаза. Да, повезло же ему попасть прямо в кафе. Итачи сидел за отдалённым столиком за ширмой, поэтому появление призывного животного осталось незамеченным. - Потом поешь, дела не ждут промедления, - отчеканил брюнет. - Ладно, ладно... - с большой неохотой жабка подала послание и уселась на открытое меню. - Рыбу хочу. И данго! Учиха свернул свиток с лёгкой, мимолётной улыбкой. Ну, стоит пойти обрадовать Хокаге-сама и Цунаде-сама. Только сначала действительно неплохо бы данго перекусить.

***

Гаара, сморгнув, приподнялся на локтях и медленно осмотрелся. Рядом стояли шиноби Конохи, весьма потрепанные, зато стоящие на ногах, и шиноби его деревни в полной боевой готовности. Они радостно что-то кричали, да так, что и не разобрать слов. Кто-то плакал, кто-то обнимался. Это не просто удивило, а поразило Собаку но до глубины души. Вот они - его боевая опора, те, ради кого Гаара готов был отдать свою жизнь тогда, в битве против Акацуки. Они хотели помочь и искренне радовались его.. воскрешению?.. Наверное. Гаара и сам не понял, как выплыл из какой-то пустоты, ранее совершенно разбитый и потерянный, насмотревшийся на пролетевшее мимо прошлое. В груди кололо, давило, сжимало. Тоска, одиночество, отчаяние. Физической боли не было, зато моральной - хоть ныряй в море безнадёги и немой злобы, и захлёбывайся слезами себя прошлого. Да, Гаара видел там себя - маленького, одинокого и запутавшегося в себе мальчика, внутри которого распространялась невидимыми волнами ненависть. И в таком подвешенном состоянии он провёл около недели по ощущениям, а в реальности - максимум полчаса. Это казалось невозможным. Это немыслимо давило на сосуды, рёбра. Руки словно не принадлежали ему. Он смотрел, видел необычно чётко, но не мог разобрать действительность. Где-то и понимал, что погиб, где-то понимал, что битва проиграна, где-то это даже принимал. Умер он опустошённым, истощенным, с тянущей на языке мыслью, что он не оправдал ни своих надежд, ни надежд тех, кто в него верили. Жители, брат и сестра, Узумаки - лица, казалось бы, стёрлись из памяти. И Шукаку, в конце концов. Они ведь только нашли общий язык, а она... она царапалась, рычала, пыталась разгрызть путы и не поддаваться напору чужой чакры, но её усилий не хватило - она заснула через какое-то время, и чакра вытекала из неё медленно, даже лениво. Он не чувствовал её присутствия, не слышал голоса, и теперь, казалось, в голове стало как-то пусто, и силы уменьшились в половину. А теперь.. ..Он жив. Сидит на траве, пытаясь сфокусировать зрение. Ноги с трудом слушаются, руки словно налили свинцом. Наруко сидит рядом, уткнувшись носом в его плечо, и что-то бормочет под нос. - Как же я рада... - неожиданно громко выдохнула она, и, внезапно подняв голову, впилась в его губы, судорожно сжимая пальцы на его затылке. Казекаге, честно, на секунду опешил и даже смутился столь большому количеству зрителей, но внутри что-то согласно шевельнулось, а сознание утвердительно крикнуло: "Ты этого давно ждал!" На заднем фоне тактично покашляли в кулак. - Канкуро... - блондинка недовольно скрипнула зубами, отлипая от губ притихшего Казекаге. - А я что? - он безмятежно пожал плечами, усмехнувшись. - Не время для сантиментов. Пора домой. - Да, - с помощью поддержки Гаара поднялся с земли. До омерзительного он злился своей слабости, но выбирать не приходилось - его запас чакры заметно истощился, и привыкнуть будет трудно. Как только Гаара увидел лежащую на земле старейшину Чиё, которую придерживала Сакура, он сразу всё понял. В объяснениях он не нуждался, и даже радостные возгласы своих шиноби скоро отозвались ноющей болью в висках. Его действительно воскресили. - Все мы, - обратился Казекаге, мазнув взглядом по всем стоящим рядом. - Помолимся за Чиё-баа-сама... На церемонии прощания присутствовали немногие. Похоронили старейшину на кладбище Суны, совсем недалеко от предыдущих каге. Сакура, положившая на мраморное надгробие цветок гвоздики, поправила шляпу от солнца и шмыгнула носом. Какаши-сенсей, стоявший позади неё, успокаивающим жестом положил ей на плечо руку. Она, вздрогнув, вполоборота повернулась к нему. Выглядел он неважно: с перебинтованными руками, левым глазом, да и она сама недалеко от него ушла - даже будучи медиком, она не могла сразу залечить все раны. Сакура невольно задумалась - как быстро могла бы закончиться битва с Сасори, если бы Какаши-сенсей помог бы?.. - Она погибла достойно, как и подобает шиноби, - пепельноволосый одарил ученицу спокойным взглядом. - Вы правы, Какаши-сенсей... - это была чистая правда. За деревню, за мирное будущее, за Казекаге... - ..Это была смерть, достойная настоящего ниндзя... - в пятнадцати шагах чинно говорил Гаара, проглатывая слова: "за Казекаге деревни". Это казалось слишком пафосным, ненужным, неуважительным, и он с удовольствием засунул бы тому, кто это писал, этот чёртов текст прямо в одно место. Узумаки, стоявшая подле, подала ему гвоздики и отстранилась, незаметно для всех поправляя короткую чёрную юбку. Похороны были утром, когда только остывший за ночь песок медленно накалялся, и даже ей пришлось надеть шляпу, только вот горячий ветер после небольшой песчаной бури был совсем некстати - всем девушкам постоянно приходилось удерживать головной убор руками. Но с одной стороны, казалось, пески расстроены - затишье закончилось и начались бури. Темари и Канкуро стояли рядом со старейшиной Эбизо, склонив головы. Тот сухо кивнул им и направил взгляд вперёд. - ..Моя сестра никогда не хотела надгробия, но я решил его поставить. Она заслужила почтения, а не цветастой вазы под прах и пары-тройки помнящих её людей. - Вы правы. Пусть она и любила шутить со смертью и притворяться мёртвой, - добавил Канкуро. В общем-то, в точку попал. Старейшина глухо засмеялся, опустив голову так, что его и без того маленькие чёрные глаза совсем скрылись за густыми седыми бровями. Наруко была не особо собранной в этот день, механичным движением кладя цветы на камень и сложив руки в молельной жесте. Она и подумать не могла, что всё обойдётся, что всё будет как раньше. Смерть старейшины больно уколола каждого, кто был с ней знаком (особенно Сакуру), и Наруко тоже. Но.. с другой стороны, если бы не её добровольный порыв, Гаара бы не стоял сейчас рядом, и в сердцах суновцев не было бы спокойствия. Кто бы там что не говорил, Наруко была отчаянной, но не глупой. Воровать тело она всё же не стала бы, зато с большим удовольствием покинула бы Коноху снова, вместе с Джирайей, выслеживая Акацуки. Она научилась бы, даже несмотря на отсутствие навыков слежки. Тренировалась бы в сто раз упорнее. И отомстила самой кровавой местью. За Казекаге, за джинчуурики... Они ведь уже захватили двух - семихвостого и однохвостую. Осталось семеро, а эти.. не будут останавливаться. Ими движет какая-то цель, только вот они не распространяются об этом. Они не видят в джинчуурики людей, задевают их чувства, считают отбросами общества. И охотятся, как на дичь. Может, пока Итачи был в Акацуки, он разузнал их цель, но так как Наруко было решено не рассказывать больше положенного, она могла лишь строить догадки. Фуу - девушка из Страны Водопада, очень добрая и милая, была джинчуурики семихвостого. Она чем-то напоминала саму Узумаки. Добродушная, вежливая и упорно хотевшая найти друзей, почувствовать чьё-то тепло и ласку, одинокая из-за своей силы и покинутая всеми. Подружившаяся с демоном. С ней не считались в родной деревне, у неё не было родителей. Встретились они год назад и расстались подругами. Даже договорились о встрече. А потом пришло извещение о её смерти и что-то в куноичи в этот момент перевернулось. Мимо воли представилось, что точно также был захвачен Гаара, и с содроганием Узумаки откинула эту мысль. А о себе она даже и не думала - ну умрёт и умрёт, только не от рук Акацуки. Кураме не нравилось это безрассудство; он всегда говорил, что стоит хоть немного подумать о себе, а не других. Наруко упорно это игнорировала, и продолжает. Она сверлила мужественную спину Казекаге любовным взглядом, а на губах горел недавний поцелуй. И ей совсем наплевать, что в зеркале перед выходом на неё смотрела растрепанная блондинка с красными глазами, наплевать на пронзительно-горячий ветер, норовящий унести её головной убор, на предательски короткую чёрную юбку, на шуршащий тёплый песок под пальцами. Она просто рада, что сейчас Гаара рядом, в двух метрах от неё, что он спасён, и что те, кто покушались на джинчуурики, сейчас запечатаны в специальном свитке. Побеждённые. Так им и надо. Джинчуурики все всегда ненавидели. Их не спасали, с ними не считались, их не жалели и не любили. Их боялись. Но только сейчас самой Узумаки стало понятно, что сами они, джинчуурики, не способны на всё, и сколько не говори или не готовься к худшему - оно сбудется в совершенно другом сценарии, не даст оклематься, и, возможно, будет самым ужасным. Курама говорил, что одна Узумаки с Гаарой со всеми врагами не справится. Это правда. Но Наруко всегда была оптимистом. Она быстро всё забудет, но впредь будет и сама осторожнее. Тен-Тен, стоящая рядом, больно прошлась локтём по ребрам, выводя из раздумий. Наруко сморгнула и осмотрелась. Минута молчания прошла. Всё. Узумаки прониклась уважением к старухе. Всё-таки, она была сильной куноичи, хорошим бойцом, которому, словом, даже возраст не мешал. И злиться из-за того, что она сделала семнадцать лет назад, смысла не было. Всё уже хорошо - Гаара жив-здоров, деревня процветает, и, казалось, для счастья надо совсем мало. "Для счастья надо, чтобы родные не умирали," - Наруко по окончанию церемонии провела сочувствующим взглядом высокую фигуру Эбизо, медленно отдаляющуюся за горизонт. Рука неосознанно сжалась крепче, и почувствовала дорогое тепло. Казекаге посмотрел на неё вопросительно; Наруко помотала головой и улыбнулась. Внезапно запылали щёки. Какаши-сенсей сказал, что домой нужно отправляться как можно скорее, этим вечером. Чтобы допросить едва-едва живого Акацуки, чтобы успокоить Годайме, чтобы раздумывать над планами Акацуки и дождаться Джирайю... А Наруко... - Пойдём прогуляемся, Гаара? - Как всегда весела и легка. Собаку но невесомо прошёлся пальцами по её шее, убирая за ухо белокурую прядь запутанной чёлки. - Прости, я сейчас не могу. У меня собрание. Куноичи обиженно надула губы. - Хорошо, хорошо, работа сейчас важнее. Темари же тебе не нужна? Тогда я, Сакура и Тен-Тен берём её в оборот. Я знаю, у вас есть хорошие купальни. - Сколько угодно, - красноволосый развёл руками. - Я попытаюсь уговорить Какаши-сенсея и Гая-сенсея, чтобы выйти хотя бы завтра. Надеюсь, сегодня мы ещё увидимся. - шепнула на ухо. - Вечером я зайду к тебе, - Гаара долго смотрел уходящей вслед стройной фигуре, напоследок помахавшей ему рукой. Его запястье до сих пор горело чёрным, как и у неё. Они ещё не обсуждали случившееся, но... Гаара не хотел бы это ворошить. Проигрыш над противником был непозволителен, но... Ему нужно возобновить тренировки, правда, уже не будучи джинчуурики. Жаль Шукаку. Она попала в лапы Акацуки и это шло в разрез с планами всех шиноби в общем. Непозволительная ошибка. Серьёзные соперники, достойные соперники. После собрания со старейшинами, Гаара пришёл на полигон. Канкуро был не против провести спарринг, и хорошо. Ему нужно стать сильнее. Сильнее, чем был даже будучи джинчуурики. У него уже забрали хвостатого. А у Наруко он всё ещё есть. Не сегодня завтра, целью будет она. Но Казекаге этого не позволит.