Первый

      Югём шарахается от Марка следующие несколько дней, а в случае невозможности бегства краснеет и заикается так, что хены искренне переживают как бы макнэ удар не хватил, но о причинах таких изменений предпочитают не спрашивать, ибо Югём тогда точно в обморок грохнется, а от Марка даже если пытать его будут ответа не получат.       Иен же тем временем даже не думает преследовать мальчишку, давая возможность осмыслить все, но и из поля зрения не выпускает его ни на минуту, как кошка, что будто бы упускает перепуганного мышонка, чтоб в последний момент все же получить свое. И Югём наивно ведется на эту уловку, решая не придавать произошедшему большого значения, и снова начинает смеяться над дурацкими шутками старшего, восхищаться им по поводу и без и скрываться за гибкой спиной от негодующего Джинена.       Ругать себя за несообразительность он будет чуть позже, в номере отеля во время заграничного тура, когда все устроятся в их с Марком номере смотреть какой-то фильм, и длинноного, все еще неуклюжего в повседневной жизни макнэ выгонят даже с пола, и только Иен притянет его к себе на колени, удобно устроившись в глубоком кресле, чуть в стороне в полумраке экранного света. Колени у Туана худые и острые, да и Югём не пушинка, от чего быстро оказывается усаженным между разведенных ног старшего и объят его руками как плюшевый медведь без возможности вырваться.       Первые полчаса Марк честно пытается вникнуть в суть телевизионной истории, удобно устроив подбородок на чужом плече, но тихое дыхание мальчишки, его беспрестанная возня: то нос почешет, то челку поправит, то по креслу ерзает так, что Иен разве что не скулит от такого издевательства над собственной фантазией, заставляют старшего идти на необдуманные поступки. От первого легкого дуновения на шею слишком увлеченный сюжетом Югём лишь ведет плечом, смешно морща нос. Иен прячет улыбку в этом плече и даже немного ревнует, когда макнэ не обращает внимание и на то, как осмелевшие руки оглаживают бока вверх к чуть выпирающим ребрам. Тогда Марк позволяет себе капризно зарыться носом в сгиб сильной шеи, не скрытый воротником домашней растянутой майки. Вздрогнув, Югём пытается оглянуться на старшего, но лишь натыкается на его все еще чуть влажные после душа волосы.       — Хен? — В шепоте волнение и явно не за самочувствие старшего.       — Ммм? — Едва отвечает Марк, кончиком носа обводя по гладкой коже резинку воротника, останавливаясь у выпирающей позвонковой косточки. Запах яблочного геля для душа не может перебить неизменный шоколадный аромат макнэ, и пусть этот запах подсознание примешивает самостоятельно, игнорируя реальность, Иен не против. Мальчишка в руках сладкий для него во всех смыслах.       — Хен! — Снова шипит младший, видимо желая остановить внезапные ласки, но лишь получает пинок от разлегшегося в ногах на подушках и недовольного шумом Джинена, на что Иен лишь тихо посмеивается куда-то в загривок, откуда толпой по всему телу разбегаются приятные мурашки.       Марк нежно целует каждый позвонок и, шумно вздохнув, зарывается носом в копну крашенных волос на затылке. Югёму кажется, что он умер, потому что легкие отказываются функционировать, сердце пропускает удар, а все здравомыслие как неделю назад растворяется в желании старшего. Напряжение вопреки ожиданиям сменяется приятной расслабленностью, и Югём позволяет себе откинутся на грудь старшего, ощущая его ровное сердцебиение. Но Туан хоть и доволен донельзя таким раскладом не спешит воспользоваться ситуацией, лишь целует младшего в висок, продолжая машинально скользить руками по выстиранной ткани, и снова пытается вклинится в финальные сцены фильма, успокаивая себя мыслью, что кругом слишком много людей, которых он сразу по окончании картины разгоняет с особым рвением, пока Югём с невозможно милой растерянностью на лице собирает подушки с пола.       Щелкнув замком за спиной последнего мембера, Марк в одно мгновение оказывается рядом с макнэ и, ловко рухнув во все тоже кресло, утягивает Югёма за собой. Мальчишка глазом не успевает моргнуть, как уже восседает на старшем, только теперь сам с разведенными коленями. И снова Иен целует нежно, проникновенно, с немой мольбой принять его ласку и любовь. У Югёма приятно щемит в груди, а первое смущение уходит непозволительно быстро следом за первыми сомнениями, что кажутся не такими уж и сложными, когда старший так трепетен с ним и чувства его такие искренние.       Марк улыбается в поцелуй, получая более чем красноречивый ответ в виде не смелой еще руки в волосах и неловких, но решительных ответных поцелуев. Но Иену мало. Ощущая вес чужого тела на коленях, легко оглаживая сильное бедро, скользя по стройной спине, хочется ощутить ответную страсть, выпустив собственное пламя. Туан разрывает поцелуй, утыкаясь в покатое плечо, боясь спугнуть своим желанием и одновременно упустить шанс сделать шаг навстречу.       — Можно?       — Что? — У Югёма взгляд мутный, и, кажется, он сейчас плохо соображает, растворяясь в собственных ощущениях. Старшему безусловно льстит такая реакция мальчишки на всего лишь незамысловатые ласки, но самому Марку давно хочется намного большего.       — Я покажу, — жарким дыханием по оголенной ключице, жадным вздохом над розовеющим ушком. — Открой ротик.       Югём в считанные мгновения заливается краской и пытается отвернуться, но Марк терпеливо настойчив, преследует взглядом, ладонью уверенно разворачивая обратно.       — Ну же, мальчик мой, — голос низкий, бархатный и тон просящий. Иен лбом прижимается, дышит через раз, наблюдая за собственным большим пальцем, что скользит по влажным желанным губам. — Прошу тебя, Гёмдуна, позволь, — он чуть давит на точеный подбородок, заставляя сдаться, и со стоном проникает в чужой горячий рот.       Мальчишка, как и в первый раз порывается оттолкнуть, но сейчас Иен держит крепко, уверенно обнимает за талию, давит на затылок и вкладывает в поцелуй все умение и желание, и Югём капитулирует по воле чужих властных ласк. Юркий язык с наслаждением исследует чужой рот с каждой секундой забываясь в возрастающей страсти все больше и больше. Рука успокаивающе скользит от затылка к обнаженной шее, притягивая еще ближе, почти невесомо оглаживая разгоряченную кожу в вырезе воротника, отнимая последнее здравомыслие макнэ. Не способствует активному сопротивлению и вторая ладонь, что чуть сжимает напряженное бедро и совершенно бессовестно забирается под тонкую ткань свободной футболки и собственнически устраивается на пояснице, цепляет шаловливыми пальцами резинку шортов, проходится вдоль кромки брендовых трусов, заставляя податься навстречу, как единственный шанс стыдливо уйти от столь искушающего прикосновения.       Югём опирается на чужие плечи, прижимаясь грудью, прогибаясь в спине как верткая кошка, еще больше привлекая внимание бесстыжей руки старшего, что победно спускается на аппетитную попу, легко сжимая ее. Мальчишка стонет в поцелуй, смущаясь своей реакции. Пихает в грудь Марка, упрямо вырываясь. Иен позволяет отстранится на пару сантиметров, любуется раскрасневшимся макнэ и его чуть опухшими от поцелуев губами.       — Тебе же нравится, Гёмдуна, — Туан кончиком носа ведет по алеющей щеке, выцеловывает точеную скулу и силой притягивает Югёма вверх по коленям, давая ощутить собственное не малое возбуждение. — Мальчик мой, доверься мне, — Иен пробует на вкус тонкую кожу над бьющейся венкой на шее.       Ким бессознательно запрокидывает голову, открывая доступ горячим губам, что алчно порхают от адамова яблока к яремной впадине. Макнэ снова стонет, сжимая сильнее ткань чужой майки. Марк улыбается, покрываясь мурашками от каждого томного вздоха любимого мальчика, плавящегося в его руках, и не сразу соображает, что громкий стук не просто грохот взбудораженной крови в висках, а наглый долбеж во входную дверь.       Югём мгновенно напрягается, затравленно озираясь на коридор.       — Не обращай внимания, — старший упрямо тянет сползающего с колен макнэ обратно, пытаясь дотянуться до судорожно поджатых губ.       — Хен, — Югём в панике рвется из рук, как загнанный зверек, глаза которого стекленеют с каждым новым ударом в дверь.       Марк сжаливается и разжимает объятья, стискивая зубы, чтобы не начать грязно проклинать незваных гостей. Макнэ срывается с места и чуть ли не падая ломится в ванную. Иен однозначно готов покалечить визитера неудачника.       — Чего? — Не скрывает своего недовольства старший, встречая в дверях Бэма. Безалаберный таец теряется от волны гнева источаемой Туаном от чего начинает лепетать на родном языке.       — Что? — Иен хмурится. — Говори на корейском.       — Телефон, — ляпает Бэм на английском. — Где-то у кровати.       Марк топает в комнату за девайсом, напряженно прислушиваясь к гробовой тишине в ванной, и разве что не в лицо «вручает» технику забывчивому владельцу, резко захлопывая дверь перед любопытным носом.       — Югём, — Туан тихо скребется в дверь ванной комнаты. — Югём-а, все хорошо? — За деревянной преградой не слышно ни единого шороха, и Иен нервничает, вспоминая в каком состоянии туда забился макнэ. — Югём-а, открой дверь, пожалуйста, — стук громче и только его эхо в кафельных стенах в ответ. — Югём, отзовись иначе я вышибу эту чертову дверь.       — Уйди, — едва различимо сквозь деревянную преграду, но Марк уверен, что мальчишка сидит у этой самой двери, поджав колени к полыхающему лицу — слишком хорошо он его знает. Старший сам опускается на пол, прислоняясь лбом к крашенной поверхности.       — Гёмдуна, не прогоняй. Все, что угодно, только не прогоняй меня вот так. Выйди и ударь, накричи, скажи, что я тебе противен, только не прогоняй. Позволь остаться рядом, следовать тенью, ловить твои улыбки, слушать твой голос, видеть тебя, даже если для тебя самого я перестану существовать. Только не прогоняй. Я с ума сойду, потеряв тебя, лишившись целого мира заключенного в тебе одном, в твоем взгляде, в твоем вздохе, в твоем движении.       — Ты гей? — Простой короткий вопрос заставляет Туана запнуться и задуматься.       — Гей? Не знаю, но парни меня никогда не привлекали. Ты единственное исключение, наваждение, с которым я совершенно не желаю расставаться и жадность эту едва контролирую. И, если честно, я соврал тебе, что мне хватить лишь твоего безразличного присутствия рядом, потому что хочу обладать тобой, как никем другим на этом свете. И не только тело твое меня интересует, я хочу занимать все твои мысли, знать их наперед, владеть твоими чувствами, твоим прекрасным сердцем. Это сделает меня самым счастливым человеком на земле.       — Но я же парень.       — Да, и пару минут назад нам это ничуть не мешало.       Марк слышит протяжный стон раскаивающегося смущения и улыбается.       — Гёмдуна, ты ведь сам давал мне надежду. Это твое восхищение трюками, смех над неудачными шутками и доверие твое — они всегда чуть дольше, чуть ярче, чуть больше для меня.       — Не правда, — звучит слишком поспешно и, — ты не мог заметить, — едва слышно.       Иен скользит рукой по деревяшке в неосознанном желании погладить любимую спину, слышит натужное сопение и шорохи и улыбается. Улыбается и чувствует себя полным идиотом от этого почему-то, но однозначно самым счастливым идиотом и все остальное неважно.       — Югём-а, — снова тянет Марк, но неожиданно получает все тот же посыл.       — Уйди, хен.       Обескураженный Марк разом падает с небес на землю. Больно. И глупо. Действительно идиот. Безнадежно бьется головой о деревяшку и давит глухое «прости», на ватных ногах выбираясь из номера. Время теряет свой счет, замирая в этих страшных секундах отказа. Мысли в голове оглушительным роем, воспоминаниями бережно сохраненные улыбки, взгляды, прикосновения мгновенно поблекшим калейдоскопом перед глазами. И деть себя некуда, потому что единственная пристань, любимый дом в теплоте чужого дыхания оказались миражем.       Или нет? Может он поспешил и не так все понял? Сознание остервенело отказывается верить, что все могло рухнуть без оснований и обухом по голове бьет до искр из глаз простой догадкой. Он не так понял? — Ерунда! Его наверняка поняли не так, ведь он не сказал самого главного. Боги, чем он только думал. Югёма, его несмышленый мальчик, как маленький щенок, которого носом нужно ткнуть в его счастье, а он дурак американский все бросил на полпути.       Марк мчится от холодной черной лестницы, на которой просидел уйму времени как неприкаянный, обратно в полумрак ночного номера, и готов одновременно ударить себя посильнее и разреветься, как сентиментальная девчонка, от нахлынувшей нежности при виде самого неповторимого любимого макнэ, спящего в одном полотенце в обнимку с любимой туановской толстовкой. Иен больше не сомневается, что он самый большой идиот, и его мальчик был совершенно прав, дав ему прозвище Баку Марк.       Он тихо раздевается и ложится рядом на узкой кровати, аккуратно убирает влажные волосы с любимого лица и долго наблюдает за смешно посапывающим чудом, пока сам не засыпает в кое-то веке без глупых мыслей в дурной голове.