Глава 27
5 апреля 2019 г. в 00:57
На следующий день был объявлен траур. Профессор МакГонагалл взяла на себя полномочия директора и незамедлительно распорядилась об ускоренной аттестации всех студентов. Экзамены отменили, но никто этому особенно не радовался. Школа перестала быть безопасным местом. Поэтому студентам было разрешено вернуться домой уже на следующий день. Многие так и сделали: после траурных церемоний, которые никто не проигнорировал, одна треть учеников уехали на Хогвартс-экспрессе в Лондон. Среди них были практически все слизеринцы. Гермиона слышала, что не все из них хотели уезжать, но на этом настояли их родители. Были и те, кто не выдержал морального давления: после того, как стало известно, что Малфой ушёл с Пожирателями, а Дамблдора убил Снейп, для слизеринцев начались тяжёлые времена. Косые взгляды и перешёптывания за спиной — лишь малая часть того, что пришлось им пережить из-за одной только принадлежности к «предательскому» факультету. Дети бывают ужасно жестоки. В отличие от взрослых они обладают удивительной непосредственностью и совершенно не обременены чувством такта. И если старшие курсы ещё старались скрывать своё презрение, то первокурсники открыто задирали друг друга.
Внутренние конфликты только усугубили ситуацию в школе. Профессор МакГонагалл сначала хотела отправить по домам сразу всех студентов, но Кингсли переубедил её. По его словам такая скоропостижная эвакуация могла посеять панику и без того растущую в волшебном мире. После похорон Дамблдора было объявлено, что в школе можно задержаться ещё на неделю и полноценно закончить свой курс.
Гермиона не выходила из комнаты три дня. Она отказывалась от еды и практически не вставала с кровати. Разговаривать ей тоже ни с кем не хотелось, — только когда приходил Люпин, она иногда интересовалась, что произошло в школе. Ремус остался в школе — МакГонагалл попросила его помочь в организационных вопросах. Он, конечно же, согласился. На него легла часть обязанностей Снейпа: ускоренный курс ЗОТИ для студентов всех курсов ему пришлось освоить за пару дней. Кроме того, Ремус общался с особо агрессивными родителями, которые изводили школу совами и личными визитами. Их беспокойство можно было понять, но некоторых истеричных мамаш лишний раз не хотелось даже пускать на порог. Это было непростым временем для всех. И тем не менее всех родителей приходилось выслушивать и отвечать на их претензии. Минерва в одиночку не смогла бы с этим справиться. Так Люпин неожиданно для многих вернулся в Хогвартс.
Он приходил к Гермионе два раза в день: до занятий и вечером, пытаясь привести её в чувство.
— Тебе стоит поговорить с Гарри, — как-то сказал он. — Ему нужна твоя помощь и поддержка. В конце концов Дамблдор для него очень много значил.
— Мы все потеряли частичку себя в ту ночь, — ответила Гермиона.
Она взглянула на поднос с сандвичами, стоящий на прикроватной тумбочке. Еда её раздражала. За последние сутки она ела лишь потому, что её заставлял Люпин. Он буквально уговаривал её каждый раз, как маленького ребёнка, и она в конце концов сдавалась под напором его заботы.
— Нельзя падать духом, — продолжал Ремус. — Дамблдора больше нет, но это не значит, что всё кончено. Уж точно не для Гарри. Ты нужна ему, Гермиона. Один он не сможет одолеть Волдеморта.
Обязательства, сплошные обязательства. «Ты нужна», «без тебя не справится», «ты должна помочь». Ей так осточертели эти картонные фразы. Ради чего всё это? Три дня назад она бы ни секунды не сомневалась и отважно бросилась на помощь Гарри во что бы то ни было. Но сейчас… Что-то сломалось в ней, переломилось, словно позвоночник треснул пополам, рёбра впились в лёгкие, и теперь ни продохнуть, ни повернуться.
Гермиона отвернулась к стене. Дамблдор мёртв, Снейп их предал, Волдеморт стремительно наращивает свою армию. И какой от неё тут может быть прок?
— Я больше не верю в это. Всё, во что я верила, оказалось ложью.
Комок слёз застрял где-то в горле, и она едва смогла его проглотить. Нет ничего больнее крушения собственных иллюзий.
Люпин осторожно коснулся рукой её предплечья в успокаивающем жесте.
— Гермиона…
Она резко повернулась и решительно взглянула ему в лицо. Нарастающий гнев выжигал её изнутри.
— Я верила ему, Ремус. Понимаешь? — выпалила Гермиона и подскочила на локтях. — Я доверяла ему. Больше, чем Дамблдору. Я была уверена, что он не подведёт нас. Он заботился обо мне, он защищал меня. Он был верен Ордену.
С шумным выдохом она плюхнулась обратно на подушку.
— А теперь он убийца! — её взгляд блуждал по сводам потолка. — Он убил Дамблдора, предал нас всех, предал то, во что мы верили, предал меня…
Закрыв лицо руками, Гермиона вмиг замолчала. Всё её тело сделалось совершенно неподвижным, как фигура, застывшая в гипсе. Если не прислушиваться, не было слышно даже её дыхания. Кандалы отчаяния снова загремели в потоке беспорядочных мыслей.
За окном пошёл дождь. Серые капли настойчиво колотили по стеклу, тщетно пытаясь прорваться в комнату. Казалось, кто-то специально наложил проклятье на эту чёртову погоду. Тяжёлые тучи слились в одно мрачное полотно, нависнув всем грузом вины над школой.
Ремус встал со стула и подошёл к окну. Некоторое время он неподвижно стоял там, впервые повернувшись к Гермионе спиной. Плечи напряжены, руки утонули в карманах брюк, голова опущена. Устал. Разумеется, любой человек не сможет выдержать такой сильной эмоциональной нагрузки. Смерть Дамблдора уязвила его гораздо сильнее, чем могло показаться. Но у него толком и не было времени на скорбь: хлопоты о церемонии похорон, школьные дела, перепуганные родители и студенты. И Гермиона, конечно же. Он возился с ней как нянька, терпеливо потакал её настроению и мягко пытался привести в чувство. Такой заботы не удостаивался ни один другой человек в Хогвартсе, даже Гарри Поттер.
«Я не стою всего этого» — думала Гермиона, разглядывая складки рубашки на спине Ремуса. Он был слишком добр к ней, слишком внимателен. Она этого просто не заслужила.
Рядом с её кроватью стоял стул, на спинке которого висел его твидовый пиджак. Слегка измятый, он был заметно поношенным и выцветшим. На правом рукаве виднелись два маленьких чернильных пятна: одно поблекшее, затёртое, а второе свежее. «Боже мой, — подумала Гермиона, — у него даже нет толком времени, чтобы почистить пиджак.»
Чувство стыда проснулось в ней с опозданием. Упиваясь своими страданиями, она была слишком эгоистична по отношению к нему. Ведь Ремусу, который так искренне растрачивал себя на окружающих, сейчас тоже нужна была поддержка.
Бесшумно Гермиона поднялась с кровати и подошла к нему сзади. Её пытливый взгляд очертил его затылок, спустился вниз вдоль позвоночника и скользнул по плечам. Как можно было забыть о нём? Как обида на Снейпа затуманила её сознание! Люпин был таким сильным всё это время, мужественно перенося все заботы и трудности. Кто как не он заслуживал участия и благодарности.
— Ремус, — тихо позвала его Гермиона.
Он медленно обернулся и посмотрел на неё сверху вниз. Его лица почти не было видно — против света лишь отдельные черты выделялись блеклыми тенями. В темноте блестели лишь его глаза: в них всегда горел загадочный огонёк, притягательный до полусмерти.
— Ты прав, мне пора собраться с силами, — она выдержала короткую паузу, опустив взгляд, но затем снова посмотрела на него. — И… спасибо.
В этих словах не было никакого лукавства или притворной вежливости. Столкновение с реальностью отрезвило её от скорби по утраченным надеждам. Дым развеялся в её голове. Ниточка, ведущая к Снейпу, безнадёжно разорвалась, но вязание от того не утратило своего смысла.
На следующий день утром Гермиона проснулась со звонком будильника. Она торопливо оделась, привела себя в порядок и спустилась в Большой зал к завтраку. Флаги были убраны, студентов значительно поубавилось, а за преподавательским столом пустовало несколько мест.
Издалека её заметила Джинни и помахала ей рукой.
— Как себя чувствуешь? — спросила она, когда Гермиона села рядом.
— Всё в порядке. Передай мне, пожалуйста, тост.
Они обменялись робкими улыбками. Всё действительно приходило в привычный порядок.
— А где Гарри? — спросила Гермиона, откусывая кусок тоста. — И Рон. Их что-то не видно.
— Наверное ещё спят, — Джинни пожала плечами. — Они теперь редко спускаются к завтраку. Гарри раздражает, что он теперь вечно в центре внимания.
«Неудивительно» — подумала Гермиона, мысленно прикинув, как бы вела себя, если бы знала, что за ней наблюдает каждый второй студент в зале. Общественное внимание ей тоже никогда не нравилось. Популярность — понятие относительное, и если на занятиях она и хотела выделиться, чтобы преподаватели отметили её успехи в учёбе, то за пределами класса ей хотелось оставаться самой собой. Для Гарри всё было иначе. Он с детства не привык к вниманию, но подсознательно наверняка к нему очень стремился. В волшебном мире его имя знал каждый, а в мире маглов оно ровным счётом ничего не значило. И когда на одиннадцатилетнего мальчика свалилась такая волна популярности, он просто не знал, что с этим делать. Со временем Гарри, конечно, привык к этому, пусть и не стал задаваться. Но каждый год случалось нечто, порождавшее ещё больший интерес к его персоне. Вот это и раздражало его. Каждый шаг Волдеморта и его соратников тут же бумерангом прилетал в его сторону. К этому нельзя было привыкнуть.
Она нашла Гарри на Астрономической башне. Он стоял спиной к выходу, опираясь одной рукой на узкий парапет. В свете утреннего солнца его фигура приобрела какие-то новые черты: прежде ровные плечи теперь были устало сведены, голова поникла, а ткань его старой рубашки натянулась на спине. Будто бы за эти дни «просто Гарри» повзрослел и растерял всю свою юношескую непосредственность.
Рядом с ним был Рон. Он первым услышал шаги Гермионы и тут же обернулся.
— Привет, — робко сказала она и улыбнулась.
Ей было ужасно неловко. От волнения она натянула манжеты своего свитера до пальцев, почти так же, как Снейп носил свой сюртук.
К ней обернулся и Гарри. Его лицо было трудно различить против света, но одно было заметно абсолютно точно — он не злился на неё. Гермиона ожидала и жутко боялась, что он осудит её и обвинит из-за Снейпа. Они ведь столько раз говорили ей, а она… Но Гарри не нахмурился, увидев её, а скорее смутился.
— Как… ты себя чувствуешь? — спросил он с увесистой долей неловкости в голосе.
— Хорошо, спасибо, — ответила Гермиона. — А ты?
— Сойдёт.
Они обменялись улыбками друг с другом и затихли. Кто бы мог подумать, что преодолеть смущение будет так нелегко? Не долго думая, Гермиона решила первой нарушить затянувшуюся паузу, подойдя к своим друзьям и крепко их обняв. Она так соскучилась по ним! Двое беспокойных мальчишек, вечно попадающие в переделки, стали для неё семьёй.
Днём состоялись похороны. Процессия затянулась на несколько часов и вымотала силы подавляющего большинства её участников. Гермиона всё время была в первых рядах — не потому, что ей хотелось выделиться. Наоборот, она с удовольствием спряталась бы в комнате от всей этой траурной толпы. Но её участия требовала ни профессор МакГонагалл, ни Министерство Магии, ни кто-либо ещё. Это было чувство долга.
В гостиной Гриффиндора после завтрака студенты суетливо выискивали среди своих вещей наиболее тёмные. Зрелище было нелепым: эти дети ещё не знали, что это лишь первый шаг в надвигающуюся бездну. Для них смерть — событие, мероприятие, пусть и совсем не весёлое, но довольно официальное. Оттого девочки тщательно приглаживали волосы под тёмными лентами, а мальчишки потуже затягивали чёрные галстуки.
Гермиона поспешила к себе — ей тоже предстояло покопаться в вещах. Она не любила чёрный цвет: в детстве он всегда напоминал ей о чём-то страшном. Темнота и мрак. Гермиона никогда не боялась монстра под кроватью или теней в глубине комнаты. Но было что-то угнетающее в этой черноте. В 5 лет она перепачкала углём любимую плясовую юбку, а в 12 ей впервые пришлось примерить траурное платье на похороны дедушки. Теперь она уже смутно помнила саму процедуру: прощальные речи, слёзы и много цветов. Банальные и угнетающие атрибуты тоскливой церемонии, которую ей предстояло пережить ещё не один раз.
Было что-то отталкивающее в таких пышных прощаниях. На похоронах ведь должны оплакивать покойного, но зачастую они превращались в чествование и обмен запоздалых сожалений. «Наверное, я уделяла ему мало времени», «мне так много хотелось бы ему рассказать», «если бы можно было всё вернуть»… Клишированные фразы, не всегда заученные наизусть, ужасно тривиальные и лишённые искренности никому уже не помогут. Горе само по себе беззвучно.
Альбус Дамблдор был обречён на масштабные похороны. Такой значимой фигуре в магическом мире не оставили выбора. Да и вряд ли он сам планировал такое… Об этом Гермиона думала, завязывая под волосами траурную ленту. Этот ненавистный чёрный цвет! Перед её глазами промелькнула мантия и сюртук с сотней тонких пуговиц. Теперь она ненавидела чёрный совсем не из-за детский воспоминаний.
В дверь постучали.
— Можно? — робко спросил Гарри, заглядывая в комнату.
— Конечно, заходи.
Гермиона приветливо улыбнулась, стараясь при этом сделать наиболее уместную улыбку. Не слишком радостную, но и не страдальческую.
Она заметила, что у Гарри был поднят воротник, а в руках он держал развязанный галстук.
— Поможешь?
Он протянул ей тёмную ленту.
— Разумеется.
Ловкими движениями рук Гермиона перекинула галстук через его шею и завязала ровный узел. Так ведь и должно быть? Её взгляд встретился с Гарри. Они обменялись улыбками и больше ничего друг другу не сказали. Всё и так было понятно. В это мгновение она в полной мере осознала то, о чём ей говорил Люпин: она нужна им. Гарри и Рон, они оба нуждаются в ней. И не только для того, чтобы победить Волдеморта. Они — друзья, а дружба для гриффиндорцев — не пустой звук.