Однажды в другой вселенной

Они видятся каждый Самайн. Хэллоуин. 31 октября. Как угодно — Грейвсу, в общем-то, всё равно, как называется этот день; для него это День Встречи С Ней. Всё началось с того, что он купил дом. Дом как дом, только в последний день октября, когда он, промокший и, скажем честно, очень злой, вернулся с работы и, чертыхаясь, захлопнул за собой дверь, его ждал сюрприз. — Слушайте, ну в самом деле, — сказала ему миловидная девушка, элегантно парящая над диваном, когда он, шатаясь, облокотился о стену, — вы что, призраков не видели? Грейвс тогда остро почувствовал необходимость в таблетках успокоительного. Она оказалась неупокоенной душой или чем-то в этом роде. Она не помнила, как её зовут и что произошло, но Грейвс, покопавшись в архивах владельцев, нашёл пару фотографий и газетные вырезки. Тина Голдштейн была детективом. Зверски убита знаменитым маньяком Нью-Йорка, которого так и не поймали. Тело найдено в собственном доме. Через год она вернулась снова. — Я тут думала, — возникнув посреди гостиной, сказала она, и Грейвс выронил кружку с чаем, — я ведь могу вам помочь. — Буду очень признателен, — просипел Грейвс, усилием воли унимая дрожь в руках. — Только, пожалуйста, предупреждайте о своём появлении как-нибудь заранее. Она помогала ему с самыми сложными делами, работа над которыми прежде занимала не один год. Триста шестьдесят четыре дня она витала в своём, другом мире, выискивая нужные доказательства и места, а 31 октября появлялась в мире живых и исправно докладывала Грейвсу обо всём, что узнала. Надо сказать, работать он стал гораздо успешнее. Он оставлял документы на столе, зная, что Тина может их видеть и из другого мира. Он писал маленькие записочки вроде "Предположительный район — Бруклин". Или "Попробуй найти сначала его семью. Спасибо". Или "Не знаю, есть ли у тебя понятие дня, но хорошего дня тебе". — Мы можем открыть детективное агентство, — Тина сидела на диване, точнее, над диваном, задумчиво глядя в пустоту. — Призрачный детектив? Призрак и человек? Тина и Персиваль? Надо придумать хорошее название... Прошло уже восемь лет. В волосах Грейвса появились первые седые нити, Нью-Йорк оброс небоскрёбами, прогремела Вторая Мировая. Тина Голдштейн не изменилась совершенно. — Мне понравилась ваша июньская девушка, — она хихикнула, а Грейвс покраснел. — Зря вы с ней расстались. Гриндевальда ловят совершенно случайно. Он уже отошёл от дел, больше никаких циклических убийств, он просто зачем-то возвращается в Нью-Йорк из далёкой Англии. Его замечают на выходе из концертного зала, где проходила лекция известного британского журналиста, Альбуса Дамблдора, постаревшего, но не потерявшего хватку, судя по острым заголовкам его статей. Никто особо не разбирается, что именно делал Гриндевальд на мастер-классе журналиста, но это и не имеет значения: на его старческих руках с синими прожилками с клацаньем застегивают наручники, а Грейвс довольно улыбается, глядя на ясное сентябрьское небо. Буквально секунду он чувствует лёгкое покалывание в губах и машинально дотрагивается до них пальцем. Ветерок ерошит его волосы, и сердце Грейвса вдруг болезненно замирает. Через секунду всё проходит, и Грейвс тут же забывает об этом. 31 октября он проводит дома — у него выходной. Он просыпается затемно, в теле — непонятная лёгкость, он даже улыбается своему отражению, пока тщательно бреет подбородок. Вот только Тина не появляется ни в обед, ни к вечеру. Стрелка часов перемещается на одну минуту первого, оповещая о первом ноября, и Грейвс вдруг всё понимает. Он сидит на диване, забросив ноги на журнальный столик, на котором разложены уже не нужные дела, а в его сердце пропастью разверзается пустота. Он должен быть рад, что Тина обрела покой, но он думает только о том, насколько он одинок. Внутри поднимается непонятная ярость, и он со злостью толкает ногой столик. Столик медленно переворачивается, а дела разлетаются по полу. — Ну вот, — огорчается Тина, и Грейвс буквально подскакивает на своём месте. — И как же мне теперь это читать? Грейвс глубоко дышит, не веря своим глазам. Тина укоризненно смотрит на него, скрестив руки на груди. — Но... Но ты же не пришла сегодня, — бормочет Грейвс, а на лице расплывается глупая счастливая улыбка. Тина пожимает плечами. — Выяснилось, что я кому-то нужна в этом мире, — поясняет она. — Не знаете, кому? Грейвс отрицательно качает головой. — Без понятия, — он быстро касается пальцем своих губ. — Значит, теперь... — он замолкает, не в силах продолжить фразу, от которой его сердце бьётся быстрее. — Теперь я буду здесь почаще, — подтверждает Тина и весело смеётся, убирая за ухо непослушную прядь волос. Грейвс откидывается на спинку дивана и прикрывает глаза, думая, что смех Тины он готов слушать целую вечность.