What did I miss?

— Ауч! Фиона резко подскакивает на постели, пытаясь прислушаться к тому шуму, который её разбудил. По правде, она всего несколько секунд вслушивается в то, как кто-то шаркает ногами внизу, перед тем, как вскочить с кровати и, взяв бейсбольную биту, выйти в коридор и тихо спуститься вниз по лестнице. Она тут же различает в темноте чей-то силуэт, который передвигается по кухне на цыпочках. Тогда Фиона крепче сжимает биту в руке, резко включая свет. И тут же в том самом силуэте узнает Йена, который поднимает свой рюкзак с пола. — Йен? — еле слышно шепчет она, не веря даже самой себе в том, что сейчас видит. Галлагер при этом выглядит как загнанный зверь: крутится туда и сюда с широченными глазами, что выглядит почти комично. А затем он замечает Фиону и мчится к входной двери, но Фи останавливает его, хватая за воротник, ворча что-то вроде: — Ну уж нет, чёрт возьми, не в этот раз, — а затем открывает входную дверь и толкает его вниз, на ступеньки, куда он и садится. Парень, уставившись на свои руки, ждет, что Фиона начнет кричать на него, но ничего такого не происходит, как и всегда. — Ну, объясняйся, — только и говорит она, приподняв одну бровь, вся в ожидании того, что же он скажет в свое оправдание. — Откуда начать? — бормочет он в ответ. — Как насчет того, чтобы начать с того момента, когда ты ушел, лет так шесть назад? — язвительно говорит та, достаточно сильно ударяя брата в плечо. Вздохнув, Йен отвечает: — Ладно. В общем, Микки тогда попал в колонию, но прежде чем его пришили, он сказал мне кое-что. Кое-что обидное. После я чувствовал себя одиноко здесь, хотел начать всё заново, — Фиона кивает, слушая и ожидая, когда он продолжит. — Поэтому ушел в армию. Но мне было только шестнадцать, они узнали это через полгода и просто сказали мне свалить, если я не хочу, чтобы они выдвинули обвинения. Потом меня долгое время штормило. Познакомился с одними ребятами в клубе, мотался по их квартирам, пока они меня не вышвырнули. У меня в то время — почти четыре года назад — как раз был первый приступ. — Биполярки? — спрашивает она. — Лип сказал мне, — договаривает она, когда тот непонимающе глядит на неё. — Да. Мне выписали таблетки, но я ничего из этого не принимал. После чего нашел Монику, жил с ней некоторое время. Казалось, что быть с ней — это полная противоположность моему лечению. Хотел… не знаю, сопротивляться этому дерьму или что-то в этом духе. Фиона схватила его за руку. Да, пусть она злилась, но она хочет дать ему знать, что всё еще заботится и переживает о нём. Ведь, более того, она точно знала, что её брат скажет дальше. — И потом она бросила меня, спустя три месяца. Ни попрощалась, ни оставила мне долбаной записки, вообще ничего. Просто ушла, — в его глазах начали появляться слезы. — Я понимаю, она делала такое и раньше, но тогда я остался совсем один. Рядом не было ни Липа, ни тебя, чтобы просто сказать, что всё в порядке, — Фиона подняла на него глаза и один лишь взгляд на него буквально разбивал ей сердце. Он всегда тяжелее всех воспринимал всё то дерьмо, что вытворяла Моника, так что сейчас она даже представить не могла, как же тяжело ему пришлось, будучи одному. — И я сорвался. Большую часть времени был либо пьян, либо под кайфом, иногда и то, и другое сразу. Работал в стриптиз-клубе, чтобы заработать денег на наркоту, так прошел целый год. И в один день мой босс нашёл меня в переулке за клубом, без сознания. Отвез меня в больницу. После этого я и начал принимать их, лекарства. — И это всё еще не объясняет последующие два года, Йен. Почему ты не вернулся домой, к нам? Или хотя бы почему не позвонил, сказать, что ты жив? — спросила Фиона. Йен только и делает, что пожимает плечами. — Я и не знаю, если честно, — откровенно отвечает он. — Думаю, что не сделал этого, потому что прошло уже слишком дохера времени, пусть я уже и разобрался со всем своим дерьмом. Подумал, что вы уже двигаетесь дальше, без меня. Не хотел снова возвращаться, чтобы рушить вам всем жизни. — Йен, — вздыхает она, — ты всегда можешь разрушить мне жизнь, — парень фыркает, но больше из-за слез, чем от смеха. — Нет, правда. Я думала о тебе каждый день после того, как ты ушел. Ты мой ребенок, — говорит она, — и всегда им будешь, — она раскрывает руки для объятий. Так вот они и сидят какое-то время, обнимая друг друга, пока девушка не решается сорвать с него еще один пластырь и поговорить о том, о чём еще явно больно говорить. — Не хочешь теперь поговорить об очевидном? — тихо спрашивает она. Йен откидывает голову назад и смотрит ей в глаза, прежде чем ответить: — Не знаю, а хочу? — с искренним непониманием спрашивает он её. — Это зависит от того, — начинает она, — достаточно ли было для тебя шести лет, чтобы оставить Микки позади? Парень сразу же отвечает ей с немного грустной улыбкой: — Я думал так. Но как только увидел его, то понял, что и не жил вовсе последние шесть лет. Будто просто поставил свою настоящую жизнь на паузу. Но как только увидел его снова, то всё началось сначала. Фиона вдруг тяжело вздыхает, после его слов, что и заставляет Галлагера снова поднять голову и спросить: — Что? — Я и не знаю, что сказать тебе, милый. Они вместе уже пять лет. Всё довольно серьезно. — Как это вышло? — спрашивает он. — Я, на самом деле, и сама не знаю. В один день Микки просто начал зависать с ним всё время, а потом они вдруг начали жить вместе, но никто ничего не сказал, так что теперь он часть семьи, — попыталась объяснить Фиона. И только через некоторое время Йен, проведя ладонью по лицу, вздохнул: — Пиздец. И что мне, блядь, делать? — Просто смирится, — усмехается девушка. — Возьмешь себя в руки и позволишь своему брату и дальше быть счастливым. Потому что он на самом деле счастлив, Йен. Они оба счастливы. Как бы это не бесило, ты должен показать, что рад за них. — Легче сказать, чем сделать, — фыркнул Йен. — Я знаю, малыш, но это то, что тебе нужно сделать, — заверяет она его. — И ты должен поговорить с ним. С Липом. Выложить все карты на стол, чтобы мы все могли двигаться дальше, как семья… в которую ты, наконец, вернулся.

~

Йен нервно стучал пальцами по столику, пока ждал Липа в кафе. На самом деле, он был немного удивлен тому, что его брат вообще согласился на встречу, хотя, с другой стороны, Лип обычно долго и не обижался на него. Когда Лип заходит внутрь, то сразу же глазами находит Йена и идёт к нему. Подойдя к столику, он плюхается в кресло напротив. — Эй, мужик, ты как? — кидает он, снимая с себя куртку. Йен только кивает ему, говоря: — Привет. Парень, тем временем, подзывает к себе официанта и делает заказ, после чего снова возвращает всё своё внимание на Йена в ожидании, пока тот заговорит. — Я должен извиниться, — практически выдавливает из себя Галлагер. — Я не должен был бить тебя. — Всё нормально, — просто отвечает Лип. — Ты был, мягко говоря, в шоке. А кто бы не был? — Да, хорошо, но я всё равно дерьмово поступил, — договаривает Йен. После этого они долгое время сидят в тишине и едят, изредка поглядывая друг на друга, пока Йену это не надоедает и он, стиснув зубы, говорит: — Блядь. Просто расскажи уже, что у вас там с Микки, — стонет он, а Лип смеется, даже не удивленный такому вопросу. — Не знаю, мужик. Так получилось, — начинает он. — Мы просто трахались некоторое время, а потом он начал оставлять шмотки по всей моей квартире, поэтому я дал ему ключи, ну после этого всё и началось. Йен кивает, пока слушает его. — Когда он всем признался? — Он не рассказывал никому, — фыркает тот. — И что, он всё еще скрывает это? — вновь спрашивает он в недоумении. — Не-а, — Лип качает головой. — Я в том смысле, что он никогда не говорил никому об этом. Все просто сами поняли, когда мы стали жить с ним вместе в однокомнатной квартире. — Вау, — выдыхает Йен, с грустной усмешкой на лице. — Он просто взял и забил на самый большой страх в его жизни, — он просто не мог поверить в это. — Так, ты гей что ли? — наконец спрашивает он после затянувшегося молчания. Лип неловко посмеивается, прежде чем ответить ему: — Я и не знаю. Мне нравится Микки, но я не был с другим парнем, так что, — он пожимает плечами, поднимая взгляд на брата и тут же принимая серьезный вид. — Йен, ты можешь злиться из-за этого. Да, это ничего не изменит, и ещё я надеюсь, что ты снова не ударишь меня, но ты можешь злится, — говорит он спокойно. Галлагер вздыхает. — Уже слишком поздно, так ведь? Слишком поздно для того, чтобы я мог злится. И как бы мне этого не хотелось, я понимаю, что мы с Микки были просто ничем, а теперь, кажется, что вы двое — это всё. Тяжеловато злится на это, — упираясь взглядом в стол, говорит Йен. Правда в том, что он даже не знает, злится ли он. Это было так давно, когда он позволял себе даже думать о Микки. И как он должен понять, что чувствует сейчас? — Ладно, тогда всё круто, так? Снова можем быть братьями и всё такое. Без всякий странностей, надеюсь, — воодушевленно предлагает он. — Да, мне бы этого хотелось, — Йен мягко улыбается ему. Чуть позже официант приносит им их чек, и Лип платит за него, рассказывая брату о своей компании. — О, ты должен как-нибудь прийти, увидеть мое рабочее место, — с энтузиазмом предлагает тот. — В офисе стоят те огромные мониторы, ты таких еще не видел. Это офигенно, — Йен усмехается, слушай то, с какой страстью он говорил о своей работе и тут же соглашается. Затем они едут к нему домой, болтая о всяком по дороге туда, пока Лип не останавливается и не припарковывает свою машину, после чего они идут к его дому. Но как только Лип открывает дверь, и Йен уже собирается войти внутрь, то понимает, что тогда ему придется снова встретится с Микки. Вот чёрт. Он еще не готов. Но вот он там, сидит на диване в своих домашних серых штанах и футболке. — Какого хуя он забыл здесь? — выплевывает Микки, вскакивая на ноги. — Спокойно, Микки. Он вообще-то мой брат, помнишь? — говорит Лип, почти неощутимо проводя ладонью по его щеке, прежде чем уйти на кухню за пивом. — Слушай, я не… — начинает Йен, но останавливается, когда Милкович впивается в него взглядом. — Ты думаешь, что можешь просто так заявится сюда после того, как ударил моего, блядь… моего… Липа, — наконец договаривает он. Галлагер тем временем качает головой; ему было так знакомо то, как Микки не мог даже назвать Липа своим парнем. Сам же Лип возвращается к ним в гостиную со стаканом воды для Йена, совершенно не волнуясь о том, что Микки только что сказал. Точнее, что он не сказал. — Не обращай на него внимания, — с усмешкой говорит он брату. — Ты вернулся, у него регрессия*. Микки переводит взгляд со своего парня на Йена, который стоит в ступоре. — Он был на одном уроке по психологии и теперь думает, что он доктор Фил. — А ты даже не закончил старшую школу, так что… — тут же отвечает он ему. На что Микки тут же огрызается: — Я домозяйка, сука, — Я должен знать лишь то, как мыть посуду, сосать член и заказывать еду на вынос. И угадай-ка что? Три из трех, придурок. Галлагер громко смеется, пока Йен стоит, нахмурив лоб. Это напоминает ему то время, когда он был с Микки; тот мог сказать что-то вроде этого, но не тогда, когда рядом был кто-то ещё. Не тогда, когда кто-то видел их вместе, как сейчас, например. — Почему бы тебе не показать свои знания на практике, чтобы заказать нам пиццу? — поддразнивает его Лип. Микки усмехается, но берет телефон в руки, спрашивая: — Как обычно? — Лип кивает и уходит в комнату, чтобы переодеть джинсы и рубашку с сотнями пуговиц на что-то более удобное. Милкович тем временем кладет трубку и плюхается обратно на диван, возвращаясь к его криминальному шоу, которое крутили по телику. Йен же глупо оглядывается вокруг, казалось бы, потерянный в этом мире, который будто перестроили с его уходом. После он всё же берет себя в руки и набирается храбрости для того, чтобы спросить: — Микки, могу я поговорить с тобой? Наедине? Прищурившись и наклонив голову, Милкович поворачивается к нему, будто бы изучая; будто бы ища причину тому, почему им стоит поговорить. Но эта причина была очевидна, поэтому он кивает и идет за Йеном, который уже вышел из дома и сел на ступеньки. Так они молча сидели на крыльце, глядя на проезжающие мимо машины, лишь бы избежать взглядов друг друга. — Ты же понимаешь, почему это так отстойно для меня, да? — шепотом спросил его Йен, всё еще не глядя на него. — Да, — выдыхает Мик, — понимаю. — Это было всё, чего я хотел для нас, но ты снова и снова отталкивал меня. И теперь, когда я вернулся, то понимаю, что у тебя есть всё это и ещё много другое, но с Липом, — всё продолжал Йен. — Я не знаю, что ты хочешь сказать этим, — говорит Микки. — Почему? Почему он, а не я? Мик буквально кожей ощущает чужой взгляд на себе, пока сам смотрел на руки, прикусив нижнюю губу. Он будто слышит, как сердце Йена, сидящего с ним рядом, рассыпается на кусочки, но даже это сейчас не дает Микки усомниться в своих чувствах. — Мы ведь не нарочно это, Йен. Я тогда только вышел из колонии, а ты пропал хрен знает куда. Тогда мы и переспали с Липом по пьяни, стали чем-то вроде дружков по траху. Это всё, чего мы оба тогда хотели. — Но разве у нас было не так? — тут же начинает препираться Галлагер, внимательно разглядывая его профиль. — Да ладно тебе, Йен. Ты хотел большего с того самого первого раза, как только приперся ко мне в комнату. А Лип нет. Мы просто трахались и так прошел год, он никогда не требовал от меня чего-то ещё. Но если бы он попросил меня тогда быть с ним или ещё что, я скорее всего, так же оттолкнул бы и его, — сказал Микки, упираясь взглядом в пол, а парень рядом с ним лишь кивает, даже и не зная, что он теперь должен чувствовать. — Ты, конечно, можешь злится, знаешь. Просто это всё равно ничего не поменяет между нами. Йен фыркает, говоря: — Да, Лип то же самое сказал. — Ну конечно же, он-то у нас всезнайка, — мягко рассмеялся Мик. — Ну так что, ты правда счастлив теперь? — вдруг спрашивает Галлагер, отчего на лице у Микки тут же расцветает широкая, настоящая улыбка, из-за которой всё внутри Йена окончательно разбивается вдребезги. В особенности тогда, когда тот так просто отвечает ему: — Да, счастлив.