Во мне сто килограмм, врубай камеру, может тресну. И лишний вес — это всё, что от Элвис Прэсли, Так себе репер, скорее шикарный рестлер, Набью рэпу ебало и стану быдло-бестселлер.
***
Джейсон вздыхает и цепляется за Ариму, словно за спасательный круг: — Я сама могу понести это. Под «этим» девушка подразумевает огромный M2010, её личный куинке*. Снайперская винтовка, предназначенная для американской армии, усовершенствованная CCG про помощи Кагуне какого-то там гуля, убитого, несомненно, Богом. Пятизарядный магазин, с глушителем Titan-QD, оптический прицел с функцией ночного видения. Джейсон отлично разбирается в снайперских винтовках, как и стреляет из них. Ни единого промаха и жуткое, почти паранормальное шестое чувство. Она на один шаг обгоняет прытких врагов, прикрывает спины своих «друзей». Хорошая дрессировка, правильное воспитание. — Можешь, — просто чеканит он, поправляя чехол от чужого оружия. Операция по поимке гулей в их же гнезде всегда занимает много времени, а подготовка к этим операциям — ещё больше. От следователя старшего класса требуется лишь взобраться на крышу многоэтажного жилого дома, установить своё оружие, приведя то в полную боевую готовность, и замаскироваться, выжидая появления монстров. Десять часов в неподвижном состоянии… Джейсон способна на большее. — Мне нравится, когда обо мне заботятся сами Боги, — «единственный бог», если быть точнее. Не сотвори себе кумира, так говорится в Библии. Джейсон грешит и возводит алтарь неповторимому Идолу. Каждый чёртов день начинается с молитвы и тупого, глупого обожания. Она, словно верная сторожевая собачка, следует за Кишо, виляя коротким хвостом. Со стороны это выглядит до боли жалко. Девчонка улыбается довольно, наслаждаясь чужим теплом. Пальцы, сухие и длинные, сжимают плотную ткань бежевого плаща Кишо. А в нос бьёт запах его дорогого парфюма. Эдем. Пять минут в Раю. — Джемма, — неодобрительно кивает седовласый, распахивая перед девушкой входную дверь. Настоящее имя из уст Джека не раздражает брюнетку, как многие месяцы назад. Бешенство проходит, гнев, словно камень, притупляется о чужое ледяное спокойствие и настырность. На подсознательном уровне ей даже нравится. Джемма — и патока во рту; жженый сахар на языке. Посторонних людей тут не должно быть, лишь подставные: полицейские, рядовые из CCG. Эвакуация гражданских заняла не более двух часов. Всё прошло тихо и без огласки. Как эпизод из фильма: в начале было много людей, экран погас, люди испарились. — Что? — она фыркает, проходя вперёд, и разворачивается лицом к Ариме, широко улыбаясь. Волчий оскал, не иначе. — Спустя три года ты так и не позволил называть себя по имени. И не стоит опираться на высокую должность и роль «руководителя-подчиненного». В CCG это не аргумент. У нас «свободные отношения» и «друг за друга». Официоз может соснуть. Да и сейчас ты, вообще, стал проводить со мной слишком мало времени и все это из-за того странного паренька. Она хотела сказать «сраного» или «мудака», но вовремя исправилась, наступила себе на глотку и сжалась изнутри. То, чего нельзя показывать, цветёт изнутри. Джейсон боится давать ей/ему имя, вспоминая Джоди, Джерси и… других. Они внутри, но молчат, спрятанные за семью замками до худших времён. Кишо поправляет очки, не меняясь в лице, и мысленно вздыхает: — Сасаки… — Меня он бесит, — прямо заявляет брюнетка, перебивая кумира, и тормозит аккурат напротив лифта. — Поедем или пойдём? — По лестнице. Налево, до конца коридора, снова налево до арки. И ты слишком предвзята к своему сослуживцу, Джемма, — седоволосый окидывает подчиненную взглядом, видя, как та упрямо поджимает губы. От обиды и ревности. Ну, что за дитя? — Отдай мне детку и иди, — Джейсон ведёт себя по-детски, скрещивает руки на груди и морщится от досады. Так хочется послать его к Сасаки, чтобы они там… просто были там, вместе и «не разлей вода». Быстрый темп сменяется медленным лишь для того, чтобы сверлить широкую спину недовольным взглядом. — Обойдусь без твоей помощи, Джек. Яда в голосе больше, чем у гадюки. В холле пахнет краской и… чем-то ещё: то ли клеем, то ли едким строительным раствором. Серые стены с нежно-розовыми жирными полосами сверху и снизу, каменная кладка вместо полноценного пола и… плотная плёнка на окнах заменила крепкое стекло. Дом считался жилым, но из-за частых нападений гулей постоянно ремонтировался. — Прекрати, — сильные пальцы сцепливают жесткие тёмные волосы следователя, портя и без того не аккуратную причёску. Нелепый высокий пучок сползает на затылок. — Я никогда не забывал о тебе. Да ладно? Она так не думает. Кишо не говорил (читать — игнорировал) с ней пятнадцать дней, уделяя время надоедливому Хайсе. Особый класс, бла-бла, одарённый мальчик, чтоб его! Блядская душа всей компании. Джейсон завидует. Джейсон ревнует. Джейсон пихает чувства в свою же глотку и давится ими. Давится, давится, давится! Но это когда-нибудь вырвется на свободу, это захочет право голоса. Им приходится остановиться и осмотреть лестничную площадку. Осторожность никогда не бывает некстати, а напротив. Девушка молчит, щуря синие глаза и кусая тонкие губы. Вслух она считает ступени, а мысленно говорит себе, что Арима принадлежит ей. С первого брошенного взгляда, вдоха-выдоха и раздраженно-нелепого «Джемма». «Неразделенная тайная любовь» — неоновыми синими буквами загорается над этими двумя. Может быть, не такая уж и тайная. Может быть, Кишо всё видит и просто не даёт ей лишних надежд. Он скажет: «Мы слишком разные». Джейсон порадует этот факт. Противоположности ведь притягиваются; разные люди идеально дополняют друг друга. Он скажет: «Я слишком стар для тебя». Возраст — не помеха. Арима — красив, ухожен, силён. Идеален настолько, что кружится голова. В отличии, от колкой худой Джейсон, которая женственности после смерти наберётся. Он скажет: «Я не смогу полюбить тебя». Слова — пули. Джейсон перестанет дышать в ту же секунду. Похлопает густыми ресничками, покусает губы и… сломается. Собрать дважды разбитую вазу — нереально. — Ты хорошо спала? — Что? — брюнетка моргает часто-часто и ловит на себе взгляд Кишо. Внутри расстилается теплота, как звёздное небо в Мехико. — Ты не спала, — догадывается Арима, продолжая медленно подниматься по ступеням. — Знаешь, сколько людей умирает, когда кто-то просто не высыпается. Не выходит на службу, прослушивает тревожный звонок. Чужая ошибка может убить. — Бессонница, — Джейсон пожимает плечами, давно сбиваясь со счёта, и мысленно бьёт себя по лбу. — Я не промахнусь, не беспокойся. Никто не умрёт по моей вине. Они с легкостью пересекают двенадцатый этаж, не сбиваясь с ритма. Ступенька за ступенькой. Вдох-выдох. Держать темп, не показать другому и толику своей нелепой слабости. — Не промахнешься, — он жестом поправляет очки, — иначе я нашпигую тебя пулями, а потом заставлю пробежать марафон. Разве это мило? Его беспокойство за других. — Пока я медленно истекаю кровью, знаю, — Джейсон вяло кивает, — но такого не будет. Я слишком… уважаю тебя, Джек, чтобы разочаровать. «Люблю» — невысказанное слово тонет в глубине души. — Очень надеюсь на твой профессионализм.***
***Житьё без цели, марать постели спермой Ну та, что могла превращаться в смешных детей, но… Во мне диктует алкоголь, И когда эта боль на утро валит
***
Джейсон сплёвывает на асфальт горькую слюну и прицеливается. Расстояние до цели (множественное число, если быть точнее, — целей) около восьмисот метров. Врагов не больше двадцати-тридцати, все выше А-класса, возможен S. Шансы на победу стопроцентные. Потому что гулям не жить. Ни один из этих тварей не выберется из заварушки живым. Джейсон это знает, Джейсон скалится и делает первый выстрел. На арене Бог Войны. Кишо Арима. Сама Смерть. Им нельзя не восхищаться, рыцарем без страха и упрека. Он убережет, он согреет, он… Идол, выточенный из камня древними воздыхателями/верующими.***
Становлюсь снова самый живой. Это всё трюки рэпа, абра-кадабра, И знай, что по ночам мой член не против потеряться в жабрах Твоей раскованной пизды
***
— Иногда мне кажется, что он меня не замечает, — Джейсон стягивает с себя верхнюю одежду, сбрасывая ту на пол, и остаётся в одном нижнем белье. Оружие спокойно ютится в углу маленькой комнаты. — Или замечает, но не так, как хотелось бы. Например, как стол. Или прозрачное стекло в допросной. Не более. Может быть, Джейсон стоит заткнуться и не говорить в присутствии этого человека о любви или похоти, рассказать забавную/кровавую историю, принести текилы и выпить. Но нет. Почему-то взращенный месяцами эгоизм стучит в глотке, выворачивая нутро. Я хочу. Остальное не так уж и важно. Только собственный голос и грязные мысли о наставнике. — А как надо? — спрашивает Джузо, перевязывая культяпку на ноге. Джейсон кажется, что отними у этого парня даже руки, он не станет от этого менее смертоноснее. — Цветы, вино и прочее? Мы говорим об Ариме, а не о том парне из слезливой мелодрамы. Подай на стол Сову — и он твой! — О, не смей этого делать! Вспоминать тот провальный фильм, — она морщит лоб, вышагивая в сторону чужого шкафа, и выуживает оттуда тёплую кофту и шорты. — К дьяволу вино, мы можем заняться сексом без этого. Или не можем, если он сверкнет своими очками и пошлёт меня на хрен. — Кишо-сама использует более грамотную речь, — фыркает мальчишка, щуря красные глаза, — и если он тебя пошлёт, то подальше. Брюнетка закатывает глаза, натягивая на полуголое тело нехитрую одежду. Наверное, первое время она спрашивала у Джузо разрешения что-то взять, говорила меньше и жалась по углам, огрызаясь. А потом… потом они поладили, сошлись на общих шрамах, кино и катастрофической нехваткой друзей. — Подлец, — Джейсон валится на него, придавливая своим тощим и костлявым телом. — Потренируешься со мной на ближний бой? Не хочу снова упасть лицом в грязь. — Снова? Будто бы ты из этой грязи вылезала. Брюнетка усаживается на живот парня, придавливая коленями чужие ребра, и укладывает ладони на грудь. В красных глазах море безумия, но Джейсон не боится. Нельзя боятся своих друзей, тех самых — выживших. Искалеченные и изуродованные, живые физические, но мертвые душой люди почему-то ближе, роднее. — Спасибо, — говорит она. Джузо не отвечает, только глаза прикрывает. Чужое дыхание опаляют шею, пока странная девчонка ложится на него и выдыхает, прикрывая глаза. Слушает размеренный стук сердца, насыщается чужим теплом. Они — странные недо-друзья. Одинаково-разные, странно-похожие.***
И она от стыда бежала как от ножа, превращаясь в шлюху. И в моей студии как будто только две стены, И я как сука здесь в тески, попадал. Я повторяюсь в этих фразах Но чтобы там не вещали твои мрази, обломаю их — я безлимитный! И пятикратный вам инфаркт Если вы посмели померить здесь мой талант качеством камней Что я могу ей позволить на Рождество
***
Джейсон пьёт за день рождение… кого-то там. Она честно не помнит имя именинника, просто улыбается ему и салютует стаканом с вином. Получается немного криво и не слишком правдоподобно, но этого вполне достаточно. Некто безымянный верит и сотый раз за вечер благодарит гостя, вознамерившего посвятить ему длинный и скучный тост. Алкоголя в тот день, плавно перетекающий в вечер, было слишком много, словно сам Дионис благословил праздник. Виски и саке текли рекой; рыба, служившая одной из десятков закусок, утопала во ртах гостей. Смех, подарки и поздравления. Джейсон осторожно оглядывается по сторонам, потирает сквозь толстую джинсовую ткань ноющий шрам от укуса Пино и пьёт так много, будто от этого зависит её жизнь. Вечно довольный жизнью Сасаки шатается вокруг столов, переговаривается со всеми и улыбается широко, радостно. Он улыбается и улыбается, улыбается и снова улыбается. А она… она глотает терпкое пойло, морщась и пряча себя в дальнем углу тренировочного зала. После третьего стакана мысли немного путаются, а тело наполняет тепло. Четвёртая порция виски, разбавленная колой, глотается куда приятнее и легче. — Привет, — здоровается с ней Хайсе. Брюнетка не вздрагивает, только кривит тонкие губы и выплевывает: — Ага. Звучит, как «иди нахуй». Так правильно звучит. — Ладно, вижу, ты не настроена на диалоги… с живыми людьми. Не скучай тут. Гребанная мать Тереза. Да пошёл он! Джейсон залезает на стул с ногами, упирает граненный стакан в худую коленку и оглядывает зал сквозь тёмный цвет своего напитка. Нихрена не видно. Она, быть может, и выглядит, как чёртов ненормальный сталкер, слетевшая с катушек девчонка, но от этого только легче. Так хотя бы не окружают дурацкие приставучие люди. Джузо со своей командой патрулирует район, а Кишо… А Кишо не до неё. — К дьяволу эту ревность. Вечеринка затягивается, солнце садится за горизонт, а Джейсон окончательно пьяна. Кто-то втягивает её в диалог, затем в танцы и становится совсем, совсем весело. Она уверяет себя, что ничего не вспомнит на утро, что не будет стыдно за очередные неловкие движения и песни. Просто потому, что не должно быть стыдно за то, что тебе весело без кого-то/вопреки чему-то. Но Джейсон не забывает. Она помнит всё.***
Я расчленяю дядю Санту, с новым годом! Лови подонок, \«трюк\» в коробке Чтоб ёбнул громко, и все прикрыли бы нахрен ёбла На долгий срок, в обойме пляшет сорок строк
***
Наверное, это хорошо, что волосы у неё короткие, и сама она на мальчишку похожа, потому что так легче блевать. Точнее, так проще было добежать до мужского туалета — он просто ближе — и остаться незамеченной, точнее не привлечь внимания посторонних. Хвататься пальцами за фаянсового друга и извергать из себя всё то, что она успела выпить/съесть за сегодня. Говорят, так трезвеют. Ха! Нельзя верить всему, что говорят. — Это не те люди, с которыми тебе стоит пить, — голос Аримы по ту сторону туалетной кабинки только усугубляет ситуацию. К щекам подступает жар, словно от ста доменных печей, хочется провалиться сквозь землю. — Да и алкоголь не стоит употреблять никому, в принципе. Из-за него притупляются чувства, снижается боеспособность и ясность ума. — Ладно… — Тебе лучше? — Нет?.. —Джейсон прислоняется головой к прохладной деревянной двери, тянет ленту с туалетной бумагой вниз и вытирает перепачканное лицо и руки. — Ты можешь уйти, а? Сделать вид, что не шёл за мной по пятам из зала, потому что это странно. И ещё пугающе. Она чувствует себя героиней мыльной оперы/сериала про девочек-подростков. Маленькая сутулая девчонка с минус первым размером груди, влюбленная в собственного учителя по физкультуре, который очень горяч и хорош собой, и с катастрофической нехваткой друзей. Такие никому не нравятся, такие вызывают сочувствие. — Смущает моё присутствие, — Кишо не спрашивает, он констатирует факт, — или то состояние, в котором я тебя вижу. Что же, и то, и это оставляет желать лучшего. — О-о, спасибо, вот сейчас мне точно полегчало. — В чём причина твоего внезапного срыва? — интересуется Арима, замерев у ряда белоснежных умывальников. Он задницей прислонился к одному, упершись руками в округлые края раковины. Человек, который просто не может пройти мимо, он лезет своими чистыми до безобразия руками в чужую грязную душонку, копаясь в ней, словно в мусорном ведре. В надежде найти что?.. Джейсон не знала, Джейсон не хотела знать. — Ни в чём, — ответ получается не таким, как хотелось бы. Тон — обиженно-наигранный, поза — ребёнок, которого отругали за что-то несущественное. — Я доведу тебя до комнаты. — Не нужно. — Это был не вопрос.***
Как сорок швов, легли бы на поганый рот И я та капля никотина, киллер кретинов Что в интернете раскинули там свои копыта Мой абсолютный похуизм подкупал трусливых Но популярным, молодым и пьяным быть не всем
***
— Руки подними, — приказывает Кишо, придерживая худую девчонку за плечи. — Руки подними, я сказал. Джейсон хмурится, не понимая значения слов, и улыбается, утыкаясь носом в чужую грудину. Руки смыкаются на мужской пояснице: — Чьи руки? — Свои, — мужчина не раздражается, не злится и не бросает начатое к чертям. — Ты залила майку водой, когда умывала лицо. — Это хорошо. И она вовсе не про воду говорит. А так, просто. От переизбытка чувств, знаете. — Если ты простынешь, то станешь совершенно никчёмной. — Да. — Я не хочу навещать тебя в больнице. — Конечно. — И точно не стану носить апельсины. Моё время слишком ценно, чтобы тратить его на подобное. — Безусловно. Джейсон счастливо улыбается, прикрывая глаза. Арима с ней, рядом. Тепло его тела ощущается так ярко, что хочется кричать от восторга.