Друзья по переписке

Часы показывали без четверти десять вечера. Леголас так и не появился. «Мерзавец! — Гермиона тряхнула головой. — Нет… Я не должна так говорить! Он мог попасть в аварию, или же возможно произошло что-то, изменить чего он был не в силах. Или он пришел, но не узнал меня, или просто побоялся подойти… Должно быть какое-то объяснение. Должно!» Слезть с высокого табурета оказалось не менее сложно, чем залезть на него, но Гермиона справилась. На душе было муторно. Она ощущала жуткое разочарование оттого, что Леголас так и не пришел на свидание, хотя, казалось, искренне радовался ему. Махнув на прощание рукой бармену, с которым мило болтала, коротая время, волшебница покинула «Франс». Она еще не успела отойти от ресторана, решая — пойти домой пешком или аппарировать, когда услышала, как дверь открылась, и шагнула в сторону, чтобы позволить посетителю выйти. — Мисс Грейнджер… и снова судьба сталкивает нас… Стремительно обернувшись, Гермиона увидела стоящего перед собой Люциуса Малфоя. — А вы все еще здесь? Я думала, что уже ушли… — Но потом вспомнила: — Ох... вы же говорили, что должны встретиться здесь с кем-то. И как? Надеюсь, встреча прошла удачно? — Не так хорошо, как я ожидал, — ответил Люциус, пристально наблюдая за ней. — Насколько я понял, наше свидание было запланировано слишком рано. Она оказалась не совсем готова... Стараясь подавить раздражение, охватившее ее при слове «она», Гермиона упорно гнала от себя мысль, кем же может быть эта самая она. Но не удержалась и спросила: — Готова для чего? — Увидеться со мной… — Значит, она вам даже не показалась? Люциус как-то странно посмотрел на нее. — В некотором смысле да. — Обидно… — прокомментировала Гермиона, а затем, сама не понимая почему, тоже призналась. — Мужчина, с которым у меня было назначено свидание, тоже не пришел… — О-о… какая жалость. Неудачный у нас получился вечер, — подытожил он. Оба ненадолго замолчали. — Ну что ж, я пойду… Домой пора, — Гермиона невнятно махнула рукой куда-то в сторону дома. — Спокойной ночи, мистер Малфой, было очень приятно встретить… — И вы собираетесь идти одна? — нахмурившись, перебил он. — В этот час? Но уже поздно. Очень неразумно с вашей стороны, мисс Грейнджер. Гермиона упрямо поджала губы. — Ничего страшного. Район абсолютно безопасен. Люциус нахмурился еще сильней. — Мне не верится ни в вашу наивность, ни в вашу глупость. Должен сказать, что и то, и другое качество плохо ассоциируются с Гермионой Грейнджер, которую я знаю. Ее брови возмущенно приподнялись. — Мистер Малфой, а я должна сказать, что прекрасно знаю свой собственный район. Не говоря уже о том, что вполне могу защитить себя, если понадобится. Или вы и впрямь считаете меня нежной фиалкой, нуждающейся в рыцарской защите? Причем в вашей… — Я провожу вас, — веско бросил Люциус, обошел ее и протянул ладонь. — Пойдемте, уже действительно поздно. Ошеломленная Гермиона уставилась сначала на его руку, потом подняла глаза на лицо, а затем снова опустила их на протянутую ладонь. «Он… что? Хочет, чтобы я взяла его… за руку? Прямо вот так, на улице, где нас может увидеть кто угодно?» Она даже открыла рот, чтобы озвучить свои сомнения, но Малфой вновь помешал ей. — Да-да, мисс Грейнджер, я предлагаю вам взять меня за руку, и пусть это увидит весь мир. Пойдемте же, наконец! Если вы, конечно, не возражаете… — он едва заметно пошевелил пальцами. Тяжело выдохнув, Гермиона скользнула ладошкой в крупную мужскую руку, тут же ощущая, как начинает краснеть. Да что уж там «краснеть»! Она была почти уверена, что лицо уже сравнялось по цвету с платьем. Малфой же невозмутимо переплел ее пальцы со своими. Так, будто делал это каждый день. Гермиона почувствовала, как рука оказалась крепко прижатой к его теплой большой ладони. Они неспешно направились в ту сторону, что кивком указала Гермиона. «Странно... Его ладонь намного больше, чем моя, — думала она, прекрасно осознавая, что пальцы Люциуса Малфоя переплетаются сейчас с ее собственными и даже иногда легонько поглаживают их. — Господи… а я и не знала, что руку можно ласкать… так вот. Почти незаметно, но ужасно возбуждающе… Черт! Да что же это со мной?» Понимая, что не может сосредоточиться, она едва шевелила ногами, не говоря уже о том, чтобы направлять Люциуса к своему дому. Да это было и не нужно, он уверенно шел сам. Гермиона вдруг ощутила, что дышать становится все тяжелей и тяжелей: сердце билось так сильно, будто она бежала стремглав, а не просто шла домой неторопливым прогулочным шагом. Мой папочка запал на тебя. И очень сильно запал… Ошибался ли Драко, или же он сообщил ей чистую правду? Всего лишь час назад Гермиона была уверена, что все, сказанное сыном Люциуса, это не что иное, как забавная нелепица. Но теперь… поведение Малфоя снова привело ее в смятение. Вот уже больше десяти минут они медленно шагали по Хогсмиду в сторону ее жилища и держались за руки, словно любовники на полночной прогулке… И увидеть их мог кто угодно! В том числе и кто-то из знакомых. И Люциуса Малфоя, похоже, ни на йоту не волновало это. «Интересно, что о нас тогда подумают? Ну… кроме того, что остановятся с вытаращенными глазами. Во всяком случае, именно так поступила бы я сама». На самом деле ее смущало еще и то, что Люциус ничего не отрицал. Когда она рассказала о предположениях Драко, он только спросил, верит ли она в них. «И что же, спрашивается, это было? Какой-то хитрый и изощренный прием, чтобы разузнать о моих чувствах? Неужели он надеялся сначала выяснить что-нибудь и как-то подстраховаться, прежде чем признаться в том, что увлечен мною? Эм-м-м… верится с трудом. Хотя, если учесть то, что Люциус Малфой принадлежит к скрытному типу людей, тогда все вполне логично. Этот мужчина слишком горд, чтобы демонстрировать свою уязвимость. Да, кстати! И что это еще за она, упомянутая в нашем разговоре, и оказавшаяся не готовой к встрече?» Гермиона искоса бросила на него взгляд и тут же почувствовала, как Малфой сжимает ей руку. — Стоп. Вы слишком много думаете. Тут уж она уставилась в упор. — Откуда вы знаете, что я о чем-то задумалась? — Итак, мы пришли, — не отвечая на вопрос, произнес Люциус и остановился. Обернувшись, Гермиона увидела, что они стоят у входной двери в ее дом, и уже было собралась спросить Малфоя, откуда он знает адрес, как вспомнила, что несколько недель назад сама приводила его в свою квартиру. И то, что он помнил об этом, было неожиданно, но… приятно. А когда Люциус отпустил ее ладонь, почувствовала вдруг, как стало холодно, и, сцепив руки, прижала их к животу. — Спасибо, мистер Малфой, — пробормотала она неловко. — Всегда пожалуйста, мисс Грейнджер. — А вы… собираетесь сейчас домой?.. — Пожалуй, да. И тут ее словно прорвало, и Гермиона смущенно затараторила: — Может быть, хотите выпить чаю? Ну… то есть, если вам хочется чаю, то… могу предложить вам чашку. Наверху… У меня в квартире. Просто… я сама очень люблю чай. А вы?.. Малфой выглядел бесконечно удивленным. — Да, сказать по правде, я тоже очень люблю чай. — Ну конечно, вы любите чай, — Гермиона нервно рассмеялась. — Это был глупый вопрос! Да. Верно. Тогда давайте поднимемся наверх. Вытащив из волос свою палочку, служившую заколкой, Гермиона быстро развернулась и отперла входную дверь. Дом, в котором она жила, представлял собой приземистое квадратное строение и принадлежал одному волшебнику, сколотившему огромное состояние на своих фабриках по производству волшебных мантий. Особняк состоял из двух этажей и четырех отдельных квартир, две из которых были сейчас заняты: на первом этаже жил молодой волшебник, работающий в Министерстве магии, а на втором — Гермиона. Поднявшись по короткому лестничному пролету и пройдя по еще более короткому коридору, они прошли к двери квартиры. И, волнуясь все сильнее и сильнее, с каждым шагом Гермиона приходила в ужас от того, что осмелилась сделать. То, что она привела к себе Люциуса несколько недель назад, теперь казалось не таким уж страшным, поскольку тогда визит был более чем оправдан: Малфой был ранен, и ей хотелось просто помочь. Но сейчас! Чем его приход обернется сегодня? «Ничем! Мы всего лишь будем пить чай». Она вдруг вспомнила, что в письме тоже пригласила Леголаса на чай после предполагаемого ужина. «Да уж! Если быть честной: приглашать на чай — это единственное, что у меня более или менее получается с мужчинами». Волшебница открыла дверь, и они вошли в квартиру, остановившись в полутемной прихожей, куда проникало лишь чуточку света из кухни. Его было совсем немного, но все же достаточно для того, чтобы в этом полумраке Люциус с Гермионой различали лица друг друга. Опустив глаза, она невольно скользнула языком по нижней губе и не увидела, с какой мрачной и мучительной жаждой Люциус впился взглядом в ее лицо. — Я… пойду, заварю чай… — мягко проговорила Гермиона. — Не смею мешать. Но она по-прежнему не двигалась. «Почему… почему мое сердце так колотится?» — Какой чай вы предпочитаете, мистер Малфой? — С перечной мятой. — Да? У меня как раз есть перечная мята. — Чудесно. И все же… что-то упорно не давало Гермионе двинуться с места. «Мерлин! Я хочу поцеловать его. Ужасно хочу! Неужели это так плохо? Один-единственный короткий поцелуй. Ведь это ничего не значит, и не будет иметь никаких последствий. Он даже не изменит ничего в наших отношениях! Просто легкий и совершенно безвредный поцелуй, о котором мы забудем уже завтра. Хотя… почему-то поцелуи Люциуса Малфоя становятся для меня незабываемыми. Да в чем дело-то?! Ничто не мешает нам быстренько поцеловаться и перейти к чинному благопристойному чаепитию». Во мраке глаза Люциуса выглядели темными, похожими на древесный уголь, а его фигура казалась особенно крупной, горделиво возвышающейся над хрупкой маленькой Гермионой. Он так и не двинулся с места, и она начала подозревать, что делает он это сознательно. Ожидая, когда она сама пойдет на контакт. «Господи, неужели я должна набраться наглости и поцеловать его первой?» — мысли Гермионы путались: за все это время она привыкла, что именно Люциус был тем, кто проявлял инициативу. Ведь именно он целовал ее сам, именно он всегда был доминирующей стороной, практически не предоставляя ей никакого выбора. В голове Гермионы вдруг мелькнула картинка, как с силой толкает его к стене, как хватает за руки, не давая двинуться с места, и как… трахается с ним! Буквально заставив взять себя! Сейчас, в полумраке прихожей, это уже не казалось ей столь ужасной идеей… «Мне нужно быть похрабрей. И идти вперед. Без страха и опасений. Нужно просто взять то, что хочу. Ох… смогу ли? А вдруг у меня не получится…» Собравшись с духом, она шагнула вперед и оказалась в личном пространстве Малфоя, который по-прежнему оставался неподвижным. «Я просто поцелую его и все… И больше ничего». Подняв руки, Гермиона обвила шею Люциуса и приподнялась на цыпочки, чтобы видеть его лицо. Пытаясь встретиться с ним глазами, она слегка отклонилась назад и сразу же наткнулась на удивленный взгляд. Малфой выглядел так, будто его не только удивляет, но и забавляет ее поведение. Выглядел так, будто ему было жутко любопытно выяснить, насколько далеко она собирается зайти. И ничем не помогал ей! Просто стоял, не двигаясь, в ожидании следующего ее шага. — Ах ты, вредный упрямец! Ты нарочно заставляешь меня делать все самой? — возмутившись, нарушила тишину Гермиона. Сдержать довольную ухмылку у Люциуса не получилось. — Не помню, чтобы просил тебя о чем-то подобном… — Значит, ты не хочешь целоваться со мной? — Почему же? Очень хочу. — Тогда… я поцелую тебя. Один раз. Потом сделаю нам чай, а после этого ты уйдешь. — Конечно. — Кстати, я запретила тебе появляться в своем книжном магазине. — Знаю, я видел твою табличку. Должен сказать, на редкость безвкусную. — Пожалуй, не стоит целоваться с тобой. — Возможно. Но ты ведь пока даже не начала. Гермиона прикусила нижнюю губу. — А почему вы сами не поцелуете меня, мистер Малфой? — Потому что хочу, чтобы на этот раз вы поцеловали меня первой, мисс Грейнджер. — Что ж… Хорошо, — на удивление послушно согласилась Гермиона и прижалась губами к его рту. Мраморная статуя по имени Люциус Малфой внезапно ожила, крепко обхватив ее за талию и прижимая к себе. Нет… он не доминировал, наоборот: вместо этого позволил Гермионе делать все, что сочтет нужным. И не ошибся! Уже скоро ее целомудренный поцелуй превратился в голодный. Подчиняясь натиску женских губ, Люциус приоткрыл рот, и их поцелуй стал жарким. Это был уже не просто поцелуй. Он стал толчком, пробуждающим сводящее с ума желание. То самое тщательно сдерживаемое желание, которое уже давно тлело в них. Мысли о чаепитии были забыты напрочь, теперь они ласкали друг друга не только губами, но и руками. Пальцы Гермионы то путались в его волосах, то судорожно сжимали ткань рубашки, словно желая разорвать ее. Гермиона прижималась к нему все сильней и сильней, но ей казалось, что этого мало и хотелось большего. Приподняв ногу, она обвила ее вокруг Люциуса, отчаянно сетуя на облегающее и тем самым ужасно мешающее платье. Но Люциус будто почувствовал ее нетерпение: ладони его скользнули по бедрам Гермионы, поднимая подол вверх. Их поцелуй прервался, когда он приподнял и ее, Гермиона сбросила туфли и обвила его уже обеими ногами. Удерживая на весу, Малфой прижал хрупкую фигурку к ближайшей стене, жадно целуя щеки, шею, ключицы и опускаясь губами все ниже и ниже. Они пылко ласкали один другого и не останавливались ни на миг, опьяненные смесью восторга и вожделения. Гермиона задыхалась от охватившего ее эмоционального накала, не обращая внимания на слабенькие требования здравого смысла — прекратить это чувственное безумие, пресечь его в зародыше! И все же она не остановила Люциуса. Не остановила даже тогда, когда он принес ее в полутемную гостиную и опустился на диван. Нет, Гермиона не отодвинулась, только уселась верхом чуть удобней и прижалась к нему еще крепче. Теперь лишь тоненькая полоска стрингов да ткань его брюк были единственным барьером, отделявшим их от полного обладания. Схватившись за язычок молнии у нее на спине, Малфой резко опустил его, освобождая Гермиону от ставшего ненужным платья, в то время как она дрожащими от нетерпения пальцами расстегивала его рубашку. «Боже мой, как же все изменилось!» И это действительно было так: Люциус Малфой влиял на нее каким-то непостижимым образом, и Гермиона, оказавшись в его объятиях, забыла обо всем на свете. «Как мог целомудренный поцелуй превратиться в эту… вакханалию? — краешком сознания она все же понимала, что собирается заняться с ним сексом. Здесь, на диване собственной гостиной. Собирается, несмотря на увлечение Леголасом, несмотря на то, что Люциус — абсолютно неподходящий для нее мужчина. — Неужели для меня и это не имеет никакого значения? И мне все равно? О, нет. Пожалуй, не совсем…» Словно пытаясь отвлечь от ненужных сомнений, Люциус снова и снова целовал ее, ласково поглаживая ладонями все тело. Потом опустил коротенькие рукава платья, высвободив ее руки, и уже скоро ловко щелкнул застежкой бюстгальтера. Времени стесняться он ей не дал, сразу же прильнув губами к обнажившейся груди, жадно вбирая в рот сосок, потом другой, посасывая и облизывая их. — Да, — задыхаясь, не выдержала Гермиона, и собственный голос показался ей чужим. — О, боже, да… Невольно опустив веки, она еще сильней прижала к себе его голову и выгнулась навстречу. Рот Люциуса был теплым и влажным. Малфой искусно покусывал соски, лаская их языком и заставляя Гермиону стонать. А когда провел рукой между ее ног и осторожно коснулся клитора, она поняла, что ждать больше не может. Она хочет этого мужчину! Ужасно хочет, невзирая на то, что Люциус Малфой — недобрый, коварный, абсолютно неподходящий ей человек, совершивший в прошлом множество ужасных вещей. Но почему-то именно с ним желание физической близости манило и завораживало. Столь сильно, что каждой клеточкой тела, каждым волоском Гермиона вожделела его, одновременно пугаясь своего вожделения. Наконец-то решившись, она слегка отстранилась, потянулась к поясу брюк и расстегнула их. Потом осторожно дотронулась до освобожденного члена и услышала, как Люциус сдавленно проговорил: — Боги, как же я хочу быть в тебе, ведьма… — он снова коснулся губами шеи, и Гермиону обожгло его дыхание. — Тоже хочу тебя, — тихо выдохнула Гермиона и сама потянулась к Малфою с поцелуем. Она целовала его. Сладко, неторопливо, исподволь наслаждаясь вкусом рта. Целовала и одновременно опускалась на член, поначалу слегка помогая себе рукой. А когда опустилась полностью, невольно застонала ему в рот и зажмурилась от удовольствия. «Мерлин сладчайший… я и не думала, что может быть настолько хорошо…» Откинув голову назад, Люциус прикрыл веки и тихо-тихо (так, что она едва смогла разобрать) прошептал: — Как же давно я хотел этого. Как долго ждал, любовь моя… Очень. Очень долго… Поначалу они двигались словно бы осторожно. Гермиона лишь слегка приподнималась над ним, а затем медленно, мучительно медленно опускалась снова. Сейчас именно она была той, кто контролирует близость. Той, кто диктует, каким будет их удовольствие. Крепко сжимая плечи Люциуса, она блаженно ощущала, как теплые ладони гладят ее спину, талию, постепенно опускаясь на бедра, а потом снова поднимаясь вверх. Их тела вели себя сейчас с той естественной легкостью, что почему-то казалось, будто они с Малфоем — ни кто иные, как два давних любовника, знакомых уже целую вечность. Но время неспешных ласк прошло. Уже скоро оба не могли больше сдерживаться, и Люциус взял инициативу в свои руки: теперь, цепко схватив за бедра, он с силой насаживал Гермиону на себя и сам толкался ей навстречу с беспощадной настойчивостью. Быстро и размашисто, пока она не задрожала, цепляясь за его плечи, пока не застонала, жалобно сдаваясь на милость победителя, и не выкрикнула его имя в тишину и темноту своей маленькой гостиной. Только тогда толчки Люциуса стали хаотично безумными, а дыхание тяжелым и прерывистым. — Как же хорошо с тобой… Чертовски хорошо… — зажмурившись, протянул он за мгновение до собственной кульминации. Они еще долго так и сидели: слитые в объятии, горячие и взмокшие от пота. Гермиона, прижавшись лицом к его груди. Люциус, уткнувшись губами в ее шею. И не шевелились. Двигаться не хотелось, впрочем, как и о чем-то думать. С опаской она ждала, что вот-вот на нее обрушится страшное чувство вины или стыда за совершенное только что безрассудство, но почему-то ни одна из этих эмоций так и не появилась. «Рано радуюсь! Наступит утро, и в солнечном свете нового дня на меня еще обрушится ужас того, что натворила ночью…» — Та женщина… Ну, с которой ты должен был встретиться сегодня вечером, — тихо начала Гермиона, и от ее дыхания тонкие волоски Малфоя, лежащие на шее, шевельнулись. — Она очень важна для тебя? Он долго молчал, но потом все же ответил: — Да. Очень. Но… пока еще не знает об этом. И с этими его словами что-то мелькнуло вдруг в ее сознании. Какое-то воспоминание… или предчувствие. Казалось, она должна была наконец понять что-то. Что-то очень важное! Но не получалось… События этого сумасшедшего дня и так изрядно утомили Гермиону, а большие теплые руки Люциуса Малфоя окончательно убаюкивали сейчас в своих объятиях. — Может быть, она просто глупая, — уже почти засыпая, через силу проговорила она. — Может и так. И еще более сонно: — И все же вы — редкий мерзавец, мистер Малфой. — А вы, мисс Грейнджер, все же одна из самых милых женщин, что я знал. Гермиона зевнула, но еще смогла произнести то, что наболело: — Боже мой, какая ужасная ирония, что я запала не на приличного и положительного мужика, а на тебя… Это просто парадокс какой-то. Если бы состояние ее не было настолько сонным, то, может быть, она бы и смогла расслышать в его голосе откровенно торжествующие нотки: — Ну, жизнь полна невероятнейших парадоксов, моя дорогая. И, словно смеясь над нами, судьба порой подбрасывает нам такие ситуации, оказаться в которых мы и не думали. Сквозь сон Гермиона понимала, что слышит сейчас нечто очень и очень знакомое: что-то такое, что уже слышала или читала раньше. Но никак не могла вспомнить — где и когда. Уже совсем засыпая, она пришла к выводу, что, скорей всего, помнит эту фразу по какой-то книге, с которой Люциус Малфой просто-напросто тоже знаком. А спустя всего несколько мгновений уже сладко спала...