Сборник "Hemerocallis"

Итачи Учиха / Она Песня вдохновитель: Bestamvsofalltime - Pandora

Вспоминая свою жизнь после убийства клана, Итачи не видит в себе больше человека. Лишь преступника, который покорно должен ждать своей неизменной и заранее предрешенной участи. Точнее, казни, которую должен совершить его любимый младший брат, в которого он так старательно закладывал боль и ненависть, ни разу не задумываясь над собственной… А зачем? Боль - часть жизни шиноби. Смерть - окончание жизни шиноби. Все верно. Правильно. Это путь, по которому он намеренно ступал шаг за шагом еще с рождения, не оглядываясь назад, потому что становилось больнее, невыносимее. Было душно от переполняющего огня, что давным-давно словно сухой ветер бродил по пустыне его естества. Не хватало лишь перекати-поле, которое соломенным скрежетом будет нарушать внутреннею пустоту. Так было нормально. В его понимании лишь это было верным, даже несмотря на то, что Саске выбрал легкий путь достижения цели, несмотря на то, что Кисаме стал незаменимым товарищем, несмотря на то, как душит кашель по ночам и даже то, как спешно меркнет свет мира, который он так любил. Его неизменно сопровождает ворона с отголоском его погибшего друга, его все еще сопровождают ночные кошмары, в которых кричат его близкие, в которых кровь заполняет глотку, глаза, покрывает грязными слоями тело, не исчезая по ощущениям даже по пробуждению. Иногда ему кажется, что это смешно… его смех звучит так глухо и пусто, что это больше напоминает хрипы, которые обычно сопровождают слезы. Но не с ним. Такого с Учихой никогда не произойдет, он не будет плакать. Когда он мок около убежища под дождем в попытке заполнить легкие чем-то свежим, мокрым, а не заплесневело-кровавым, приходила Она. Она была чем-то новым, таким непонятным и одновременно чертовски простым. Таким неуместным, но таким недостижимо… Недостижимо что? Желанным? "Отвратительно вульгарное слово", — думает он каждый раз, когда она с улыбкой смотрит на него. В ее глазах нет жалости, она уже поняла, что подобного он не потерпит. Он сделал сам этот осознанный выбор, а значит, он несет ответственность за случившееся. Так гласит кодекс. — Нукенин, чтящий кодекс, это забавно, правда? — он вновь поднимает взгляд к вечно тусклому и серому небу, в памяти дорисовывая ему краски. — Нет, это не глупо, — она отзывается легко, несмотря на то, что утыкалась носом в собственные прижатые к груди колени. – Это говорит о том, что ты все еще шиноби. Не в голове, так в сердце. — Я просто убийца, все остальное лишь часть прошлого. Которое не важно, — он почти физически ощущает взгляд ее серых глаз, но все так же не отводит своих от небосвода. — Ты хороший человек, Итачи, — в такие моменты он считает, что она пропускает некоторые его фразы мимо, как в их первую встречу. А может, она просто пыталась возродить в нем что-то… живое? Бесполезно, там все иссохло до состоянии мумии, пару капель воды ничего не изменят. — Намеренно меня игнорируешь? — Нет. Ты говоришь, как зануда и тебе это совсем не идет, — тихо роняет она, вызывая у собеседника улыбку. — Просто я думаю, что людьми нас делает не прошлое, а настоящее. А сейчас ты тренируешь меня, хотя совсем не обязан это делать. Это доброта, — уверенно заключает она, утыкаясь носом ему в плечо. Ей нравится вот так быть с ним, вдыхать его запах и игнорировать врожденное высокомерие и надменность. — Это просто моя прихоть. Ты вся - просто моя прихоть, — тише обычного говорит он, надеясь, что она услышит, а одновременно желая, чтобы именно сейчас на нее напала глухота. — Спасибо, — это звучит непривычно тепло. Он и не вспомнит, когда последний раз слышал это слово. Может от Хошигаки, когда страховал его на миссии? Да, точно, именно тогда. Сейчас она все меньше и меньше напоминает ему девочку, которая, испугавшись Дейдары, бежала в глубь леса. Нет, всего пару месяцев, а она уже выросла, даже стала сильнее. Иногда она держит его за руку так крепко, словно говоря, что не отпустит, но отпускает, когда тот уходит на мисси, потому что у нее другой напарник. Она язвит и шипит не хуже кошки, когда тот возвращается, и от него пахнет его собственной кровью, а потом отпаивает какими-то травами, так настойчиво, что стыдно отказывать. Ведь… — Я сказала, поможет! — кажется они слишком увлеклись, заигрались в жизнь, которой и нет вовсе. Потому что она впервые срывается на сиплый крик, опускает голову, как провинившийся ребенок и не хочет уходить, вновь и вновь превращая травы в порошок, вместе с кончиками пальцев, в кровь. — Заккерия, — он тянет к ней руку, чтобы растрепать ее пепельные, как у Хидана, волосы, но вместо этого она просто падает вперед, утыкаясь лицом ему в грудь. Не плачет, просто лежит и не двигается, просто дышит им. Это одно из самых свежих и горьких чувств, которые за последнее время Учиха испытывает, сжимая ее в своих объятиях, настойчиво, крепко и бережно одновременно. Касаясь губами ее виска, просто закрывает глаза, раздираемый тоской и болью, которой место лишь на плахе вместе с его отсеченной головой. А тут она… Такая живая и такая… не его, потому что у таких как он не может быть ничего столь желанного. Не может быть ничего такого живого. Не может быть ничего… Ведь так решил он сам, когда убивал Клан. Но ведь если он немного отпустит это «не может быть», ничего страшного и не произойдет, просто на какую-то горстку минут, которых до невозможного мало, он будет рядом с человеком, который считает человеком его. Такого глупого и гнилого от собственных мыслей, такого проклятого самим собой, с давно запекшейся кровью на собственных руках, которыми так хочется касаться ее… — Спасибо, — он говорит сипло, тихо, целуя ее в уголок губ. Заккерия задыхается, молча. И внутри все резко надломлено воет, рвется, гнется и бьется. Потому что они, кажется, заигрались в жизнь, которую оба так и не поняли, как теперь прожить, когда умирает один из...