Сборник "Hemerocallis"

Рэн Коэн /Она (fem! Аладдин имя изменено), мимоходом Касим, Рэн Комэй, фоном Синдбад/fem! Салуджа (имя изменено)

Когда он первый раз видит ее в обществе Салуджа, она кажется неземной. Но отнюдь не из-за внешнего, что-то заоблачное в ее взгляде. А может это и вообще само ночное небо под дымкой облаков, поначалу не вдумывался. Просто всматривался и подмечал детали, потому что всегда славился внимательностью, может даже излишней. Она не такая, как Джудар. От него всегда было ощущение склизкое, тягучее, а от нее воздушное, почти невесомое, но очень успокаивающее. От нее не ждешь удара в спину и предательства. Это и вынуждало настораживаться. Коэн — опытный воин, руководитель, а когда идет война, пусть и холодная, всегда нужно быть начеку. Знать врага нужно в лицо, да и следовало разобраться, а враг ли он вообще. Именно тогда первый принц Рэн отдается на благо не только слепым фактам, но и собственной интуиции, которая при ней замолкала. Она не говорила четкого «друг/враг», она просто замолкала, сменяясь ее голосом при каждом разговоре. — Брат, тебе не кажется, что ты слишком много наблюдаешь за этой Маги? — когда Комэй задает этот вопрос, сам не замечая, мужчина напрягается. Он буровит родственника взглядом, молча переставляя шогги по клеткам, понимая, что раз он заметил, значит, тоже наблюдает. А ведь ни разу между братьями не вставала девушка, им нравится разное, если быть точнее, всю жизнь Мэй говорил, что не очень-то любит людей, так с чего вдруг перемены? Слишком много вопросов, но пока что не время получать на них ответы. — Тебе тут нравится? — как-то тихо спрашивает в одну из ночей Алексия. А Маги на нее внимательно смотрит и понимает, что той просто необходимо это спросить. Потому что ей тут… пусто. Она не раз ловила ее взгляд, направленный в спину Короля Синдрии, который тот не ощущал, на который не реагировал, не замечал, при этом видя вокруг сотню других, как Маги считала, бледные на фоне ее кандидатки. Но помочь все равно кроме как добрым словом и объятьем не могла, сама слишком путалась в целой кипе ощущений, вкусов, запахов и прикосновений. — Нравится. Весь город, нет, вся страна, от нее пахнет кровью и тайнами, а еще историей и культурой. «А еще им…», — договаривает только мысленно, потому что как всегда не хочет вываливать все на подругу. Потому что в понимании Маги по имени Заккерия, той и так тяжело. Куда еще просить растолковывать ей, как маленькой, о чувствах и ощущениях, с которыми она так и не разобралась. Не хотелось чтобы, как тогда с Касимом… Она ему о дружбе, а он на нее с пониманием в глазах, а потом, напиваясь, жалуется Шарркану на то, что его чувства отвергли, думая, что дочь Соломона не слышит, так как развлекается с его «сестрой». Но разве она могла понять? Просто хотела помочь и защитить… но не любить, как мужчину, лишь как брата. — Мужчины сложные, — скажет она тихо за ужином Когёку, и та лишь усиленно закивает, подтверждая ее слова, потому что сама влюблена, или же думает, что влюблена. — Иногда с ними хуже, чем с женщинами. — Отвечает восьмая принцесса, ища за столом янтарные глаза мужчины, за которого готова умереть, как ей кажется. — А еще многое скрывают, хоть палкой выбивай, — продолжает Маги сетовать, потому что ее не жалко обременять такими разговорами. Иногда она видит, как Салуджа выпивает и веселится, даже несмотря на тьму, что плетет свои сети внутри нее, вынуждая почти каждую ночь переворачивать подушку из-за слез, и хочется спросить: «Это так выглядит любовь? Улыбаться, когда больно? Смеяться, когда хочется плакать?». Но так и не спрашивает, в какой-то момент начиная понимать сама. Никогда раньше, находясь рядом с людьми, общаясь с ними, она не чувствовала такого большого кома эмоций, как тот, что ощутила, посмотрев первому сыну Ко в глаза. Он смотрел пристально, внимательно, не скрывая искр интереса. Его взгляд был властным и играючи-мягким. Когда после ужина он совершенно невозмутимо заправил выбившуюся из косы прядь волос ей за ухо, Маги прошибло током в области позвоночника, а легким стало тесно в тюрьме из ребер. Рефлекторно она отошла от него, но и тут генерал не упустил возможности коснуться кончиками пальцев контура ее лица, обрываясь на подбородке. Но в тот день они и словом не обменялись, разойдясь в разные стороны дворца. Зак не могла полноценно классифицировать прочувствованное в ту короткую стычку, но очень боясь повторения. Почему, сама не знала, а спрашивать было стыдно или неудобно. В следующий раз они столкнулись ночью в библиотеке, он читал на Торанском почти безупречно, что не могло не притянуть Маги, как мотылька на свет, ближе. И, кажется, за все время, что она выбралась из дворца Соломона, впервые был встречен человек, с которым она могла говорить на языке истории. Хотя изначально он производил впечатление простого вояки, которому важен лишь меч, ох, как же она ошибалась… Благодаря ему новые заклинания не были сложными, ведь не все воспоминания о языке сохранились в ее разуме, даже несмотря на обретенную «Мудрость Соломона», а с ним почему-то все получалось. Не получалось только подолгу смотреть ему в глаза, от чего Коэн как-то загадочно улыбался, вынуждая ее возмущаться. Иногда они спорили часами на самые разные темы, сталкиваясь мнениями, как две разные стихии, но и это было не так. Визуально дочь Соломона могла сравнить его с огнем, ярким и пылающим пожаром, но когда всматривалась, понимала, что его пламя больше напоминает то, как обжигает лед. Поначалу не ощущаешь, а после уже спасет только ампутация. Вот и с ним так же. Его иногда уместные прикосновения были такими же, целый день, даже не находясь в его обществе, она будет помнить, как тот одернул ее руку, сжав пальцами запястье, хоть руку отгрызай, лишь бы не вспоминать. А она любила лед и зиму… И он был такой весь, въедливый, но одновременно легкий, как пушинки снега. Он проникал сначала под кожу, потом в разум. Потом она уже и не вспомнит, почему распускает его волосы, и, наслаждаясь их запахом, перебирает, путает, оттягивает, словно пытаясь запомнить пальцами каждый волосок или движение головы, или пытаясь запомниться ему. В попытки запомнить открывающиеся на выдохе губы, растянутые в самодовольной усмешке, линию шеи и ключиц, что он бесстыдно не прячет за тканью ночного халата. В какой-то момент Коэн перестал желать только Маги, с каждым днем, в котором они пересекались, все больше убеждался, что желает именно женщину. Со всеми ее странностями, непонятками, со всеми ее вопросами, ее мнением, ее движениями, даже со всеми ее мыслями, которые он хотел разделить и которыми желал поделиться с ней. Ему нравилось спорить, пререкаться, иногда намеренно злить ее и смущать своей непростительной близостью, наслаждаться тем, что она отводит глаза, когда первый сын империи Ко прикасается к ней. А еще нравилось укрывать ее своей накидкой, когда после долгой ночи среди книг она засыпала на кресле. Но она не хотела признавать свои чувства к нему, ведь это было так глупо в ее понимании, так наивно… а один поцелуй, так ведь не серьезно. А «Я хочу с тобой спорить вечно», это… просто под действием момента. Только пройдя Магноштадт, увидев его в крови, идя по грани победы и проигрыша бок о бок с ним. Только тогда она смогла принять, что именно его руки ее успокаивают, что только его запах полгода вертелся в памяти, искался и в библиотеке и подушках, и что только его прикосновение губ вынуждает все внутри парить выше и выше, дальше и одновременно ближе. И почему-то именно этот, наглый и самоуверенный тип все знал, не упустив не единого момента напомнить о том, что желает вечно спорить с ней и вечно познавать этот мир… и она молча соглашалась, потому что это казалась правильным.