Твой первый

- Осмотр камер. На эти слова нужно уметь реагировать мгновенно, от того Холмс нервно вздрагивает, пробуждаясь ото сна. Свет загорается ровно в пять утра, в это же время начинается проверка состава. Пытаясь сориентироваться в темноте, он поднимается с кровати, беспомощно вглядываясь в чернеющую пустоту. Он о чем-то забыл. Что-то нужно сделать. Вспышка света с глухим скрежетом замков внезапно оглушает его, а в ушах зависает тонкий звон. Холмс безостановочно трет ладонями лицо, пытаясь вовремя прийти в себя, пока снаряженная охрана заполняет тесное помещение. Спящий на верхнем ярусе румын злобно ругается на родном языке, когда его грубо стаскивают на пол и прислоняют лицом к стене. Шерлок, в знак отсутствия сопротивления, разводит руки, продолжая болезненно щуриться от яркого освещения. Люди в форме шуруют постель, осматривают все углы, в то время, как Холмс лихорадочно пытается вспомнить всего несколько слов на румынском. - Где. Она? - на родную речь его сосед отзывается мгновенно и вот они уже пересекаются с ним взглядом. Один из охранников гневно толкает Холмса в грудь, заставляя его прижаться к стене. - Отставить разговоры, арестант! И Шерлок закатывает глаза, терпит то, как этот мужчина проходится ладонями по его карманам, по его груди и плечам. Его сосед знает, о чем ведется речь. Шерлок спрашивает, где стеклянная колба от той дряни, что он принимал вчера, куда тот мог ее деть? За подобные находки если не добавят срок, то мгновенно отправляют в карцер, а оттуда мало кто возвращается. В то время, как Холмс вызывающе смотрит в лицо охранника, изучая его, то румын произносит лишь одно слово. - Наверху. Оно не долетает ни до кого, но Шерлок вновь ненавязчиво поднимает взгляд вверх, и мгновенно замечает тень крошечного предмета за стеклом длинного светильника. Умно, очень умно. Охранник выходит из себя. - Даже за переговоры на иностранном у меня есть полномочия отправить тебя в карцер, ублюдок. Холмс без тени страха смотрит в его глаза, на мгновение опускает взгляд на бейдж. Алан. - Прекратите травить себя антиаллергенными, - спокойно выносит свой вердикт детектив. - У вас не аллергическая реакция, вам лишь стоит сменить бритву. Из-за препаратов у вас могут быть проблемы... С вашей женой. Второй шнырь тихо усмехается, Алан же в бешенстве сжимает зубы. - Еще один подобный фокус - и я не буду с тобой церемониться, клоун. Они уходят. Книги Шерлока разбросаны по всему полу, он начинает молча собирать их. Румын же переходит к вопросам. - Почему ты не говорил, что знаешь румынский? - Я знаю его сравнительно недавно, - он усмехается, отряхивает обложки от пыли, - Получаю уроки из личных наблюдений. Оба поворачивают головы на звук автоматического открытия двери. Механический тембр оповещения гласит "Заключенные, покинуть камеры." - Чувак, я вообще не англоговорящий! - его сосед продолжает возмущенно бесноваться, следуя за ним. - Я сижу здесь уже два года, и с трудом понимаю, что несет громкоговоритель! Вдоль камер строится длинная ярко-оранжевая линейка. Они оглядываются, со злобой смотрят друг другу в глаза, на мгновение Холмс понимает, что справа от него стоит огромный американец ростом в два полных метра, и его шею покрывают яркие синяки, которые ему в процессе ночной страсти оставил его не менее крупный сосед. От него несет потом и чем-то пресным, Холмс лишь игнорирует его. Румын продолжает о чем-то болтать, смысл некоторых его слов Холмс все еще не может перевести. Сейчас он кажется очень энергичным, у него все еще сильно расширены зрачки, и, вглядываясь в его лицо, Шерлок замечает давно заживший шрам в области уголков губ. И мгновенно отводит взгляд. Все эти люди, стоящие одним гудящим строем - убийцы, психопаты, и Холмс среди них. Но, быть может, у них у всех была своя история, свои обстоятельства, как у этого румына, жертвы издевательств того, кто периодически засовывал лезвие ему в рот. Может быть, его желание "избавить мир от стервозности" можно даже считать оправданным. Этим неровным строем охрана их всех ведет в душевые - одну из самых опасных зон. Кого-то забивают насмерть там едва ли не каждую неделю, и охрана не успевает на это реагировать. Обнаженные мужчины, цепляющиеся друг за друга как звери. Дайте им только повод. Прежде, чем начинается игра в лагерь смерти, Холмс хватает за рукав своего не говорящего на английском соседа, и внимательно смотрит в его лицо. - Мне нужно знать, кто поставляет тебе наркотики. В погоне за теориями он совершенно теряет свой рассудок. И румын будто понимает это, когда смотрит на него в ответ. На этого коротко стриженного Холмса, ищущего себе отраву, когда-то знаменитого британского сыщика. У Шерлока весьма специфические черты лица - острые скулы, змеиный разрез глаз и чертовски выразительные губы. Неудивительно, что в первые же дни его пребывания здесь, кто-то из соседнего корпуса выявил желание взять его насильно. Может быть, даже его сосед. Который не отвечает на его вопрос, лишь криво ухмыляется и, вырвав свой рукав, проходит дальше, в толпу. К своим друзьям, хотя Холмс больше склонен называть подобные связи партнерством - в тюрьме ни у кого нет друзей, есть лишь те, кому можно частично довериться. У Шерлока нет таких. В душевых помещениях постоянно слышится легкое жужжание - это вечно работают водонагреватели, дабы вода попросту не превращалась в лед. К душевым кабинам тянутся беснующиеся очереди обнаженных арестантов - от бледно розового еврейского цвета до смольного черного. Они заходят по очереди, как правило, ополаскиваются и выходят наружу. Зимой здесь бывает настолько хреново, что изо рта выходит пар, руки и ноги коченеют на ледяном воздухе, а потом трясутся от боли под обжигающе теплой водой. "Мне придется пережить здесь зиму." Так думает Шерлок, единственный, кто не торопится оголяться, выжидая своей очереди. Он лишь смотрит, без интереса, но с больным вниманием, которое многие оценивают совсем в ином ракурсе. Тело человека может рассказать о нем все - шрамы, татуировки, если однажды он хочет выбраться из рядов гонимых жертв, то ему придется видеть их целиком. Один массивный немец в душевой громко напевает что-то народное на свой лад, вертясь под струями воды, и некоторые его земляки с удовольствием подпевают. Холмс бы с радостью избежал демонстрации подобной картины, но с еще большей - он бы не слушал доносящиеся с другого конца помещения крики юнца, которого грубо насилуют. Шерлок не привык игнорировать людскую жестокость, но сейчас у него нет выбора. Он просто упорно подавляет слух, опускает взгляд и внезапно всматривается в накаченные руки впереди стоящего мужчины - на них виднеются следы от иглы. И эта мысль поражает его. Его соседу не поставляют наркотики, их кто-то сбывает, вероятно, здесь действует целая наркосеть, с поистине рискующими своими шкурами поставщиками. Холмс всматривается в лицо впереди стоящего - это один из тех британцев, которые развлекают себя тем, что находятся вне роли гонимых, а именно гоняющих. Его издевательский взгляд поначалу направлен в сторону происходящей сцены сексуального насилия - татуированный зэк просто расшатывает душевую кабину к чертям собачьим, трахая во все горло орущего парня - после британец внезапно замечает на себе внимание Шерлока. - О, Холмс, - он разворачивается к нему лицом, замечая незначительную разницу в росте, и его мерзкая улыбка с каждой секундой становится все шире, в то время как детектив не изменяется в лице. Британец указывает рукой в сторону шатающейся кабины, - Ты хочешь так же? Я могу. Шерлок холодно смотрит на него в ответ, сохраняя чуждое этим людям спокойствие. Он умеет упорно скрывать свой страх, и после того, что с ним уже произошло, он способен защититься. Британец с отвратительным интересом вопросительно смотрит на его униформу и не стесняется демонстрировать собственное тело. - Не пойму, почему наша красавица не спешит показывать свои прелести... - он тянет к молнии руку, в ту же секунду Шерлок резко перехватывает ее и с силой сжимает запястье. - Не пойму, почему никто из охраны еще не в курсе, чем ты колешься. Никто им об этом не сообщал? - он холодно произносит это ему в лицо, видя, как тот стремительно изменяется в лице, - Я могу быть первым. С этими словами он, толкнув мужчину в плечо, проходит мимо него в душевую кабину. Лишь захлопнув за собой дверцу, снимает униформу и без облегчения проходит под теплые струи воды. Даже закрыв глаза, он слышит, как тот британец весело хохочет, называя его всевозможными ласковыми женскими интерпретациями. От подобного животного обращения его тошнит. Возможно, он никогда не думал о том, что окажется в одном помещении с самыми низшими звеньями социума. С ними невозможно контактировать, их невозможно понять. После этого они получают чистый комплект одежды, точно таким же строем, уже менее дурно пахнущим, их всех перенаправляют в столовые. Охранник, обходящий после этого душевые, находит там лишь рыдающего, избитого парня, сидящего в луже собственной крови. Он поступил только вчера, но сегодня уже понимает, куда он попал. Холмс уже давно понял. Он сидит за столом зачастую среди немощных стариков, которые полностью устраивают его своим гробовым молчанием в качестве собеседников. Он молча исследует глазами пищу на своем подносе - он не может выносить сильного привкуса сои и этого жирного запаха. Он никогда не был привередлив в пище, но сейчас ему дико не хватает хотя бы растительной пищи, овощей, которые хрустят под зубами, а не разлагаются во рту. Выдохнув, он залпом выпивает стакан воды и отодвигает поднос от себя. Полоумные старики начинают мгновенно растаскивать с него пищу, как будто стая птиц. Холмс обводит глазами помещение - это самое просторное, здесь отлично работает вентиляция, он дышит полной грудью. Столовые невероятно огромны по сравнению с другими помещениями - для каждого корпуса свой столовый зал, и единственное ограждение между ними - лишь железные решетки. Оба соседних корпуса - это представители строгого режима, там гораздо тише и куда больше охраны, они едят молча, зачастую их освобождают от наручников только на время приема пищи. Шерлок наблюдал за ними ради интереса. Как иронично знать, что среди более опасных людей он бы чувствовал себя безопаснее, чем здесь. Он следит за британцем, сидящим за столом среди своих "партнеров" - они держат его в узде, позволяют веселиться до поры, до времени, а потом резко затыкают. Шерлок прищуривается, выслеживая мельчайшие детали в этой компании. "Эти двое не из Англии. Один семьянин. Бывший военный. Непереносимость лактозы. Один подворовывает. Играл в регби. Сидит на амфетамине. Нет, метамфетамине, у него плавный отход." У одного легкий тремор рук, он сам не замечает, как вытирает пальцы от остатков пищи о клеенчатую скатерть. "Метамфетамин." Другой ежесекундно мнет пальцы, у него тревожный взгляд. "Героин." Британец, не переставая широко улыбаться и постоянно жестикулировать, о чем-то бурно вещает и в перерывах приглушенно хохочет. "Кокаин." Одернув себя, Холмс устало потирает ладонью глаза. Голова гудит не от голодания или недосыпа, а от невероятной догадки о том, каким образом может действовать вся эта система поставки наркотиков. Сцена вчерашних событий детально прорисовывается перед глазами. 21:30. Румын дремлет на своей кровати, когда Холмс покидает помещение - его ждет Джон, сегодня его день визитов. 21:45 - он возвращается, когда румын уже валяется на полу под дозой. На то, чтобы принять ее и отключиться, у него ушла пара минут. Каким образом он получил ее? Несомненно, ее передал персонал - только через дверь, и в такое время никто из заключенных не имеет возможности находиться в коридорах. Только те, кто тоже проходят через камеру посетителей. Их лица и имена Холмс помнит детально, так что мгновенно их отметает. Кто-то, состоящий в наркосети самой охраняемой тюрьмы Европы должен быть больше, чем просто осужденный головорез. Это должен быть гений в своем роде. Неуловимая тень, настоящий творец преступности. Один раз уже умерший, которому нечего терять. Тот, из-за которого Шерлок сейчас сидит здесь, не в силах больше глотать эту недоваренную пищу. У него в ладони зажата таблетка - последняя из тех, которые ему удавалось получать в начале своего срока. Но сейчас, прямо сейчас, она ему нужна. Воды в стакане больше нет, так что ее лекарственный привкус на языке ничем не разбавить, Шерлок проглатывает ее на сухую, за считанные секунды ощущая подходящую к телу приятную дрожь. Мысли рассеиваются, унылые образы безнадежных людей исчезают из головы, думать удается легко, точно так же, как и дышать. Он все еще сидит, но уже не в столовой, он в своем доме на Бейкер-стрит, напротив него - черноглазый ирландец, официально признанный погибшим. На нем костюм кремового цвета, в руках белая фарфоровая чашка. Этот аристократический английский образ так не вяжется с легкой щетиной на его лице, он так не похож на самого Холмса, сидящего в ярко оранжевой форме с номерной нашивкой. Его трясет от вида этих болезненно знакомых фигурных очертаний - его челюсть, его плечи, эти вытягивающиеся в змеиной улыбке пухлые губы. - Находясь в шаге от смерти, Шерлок, ты находишь время травить самого себя? - туман рассеивается, и детектив видит его выразительное ирландское лицо перед своими глазами, эта мимика, эти движения, он знает их наизусть, он сам создает их в своей голове. Джеймс Мориарти с наигранным удивлением, широко распахивая глаза, мотает головой, - Пытаешься поразить меня? - Я знаю, где ты, - на придыхании перебивает его, Холмс пытается дотянуться до него, привстать или сделать шаг вперед, но что-то не дает ему двигаться, совершенно лишает свободы, - Ты не мертв, Джим, даже если тебе удается прятаться от целого мира, тебе не удастся укрыться от меня. Ледяные руки Мориарти касаются его лица, он смотрит с такой легкой насмешливостью, как это ему всегда подобало, словно живой, в то время, как Шерлок хочет извиваться в наркотической агонии, поддаться его прикосновениям. - Я всегда буду здесь, Шерлок. Он прикасается пальцем к его лбу, Холмс не хочет верить в символистический характер этих слов. Мориарти не образ, он живой человек, Мориарти не воспоминание, он реальность. Его дыхание почти чувствуется на лице, Шерлок закрывает глаза, вслушиваясь в этот четко звучащий в голове голос, такой живой плод его воображения. - Всегда с тобой. Чужие голоса отдаются будто где-то наверху, они затягивают его, забирают его из этого блаженного дурмана. Джеймс исчезает вместе с ощущением спокойствия и безопасности, галлюцинации замещаются реальной картиной. - Всегда вместе. Когда Холмс распахивает глаза, реальность собирается по кусочкам. Его бешено колотящееся сердце не могут унять два укоряющих взгляда присутствующих мужчин, это уже не обширная светлая столовая, и не душная камера - это кабинет начальника охраны. - Мориарти, - первое, что невольно вырывается у Шерлока, стоит ему пробудиться. На него вопросительно взирает сам начальник охраны и подозрительно знакомое лицо - охранник Алан. Осознав свое местоположение и ситуацию, Холмс осматривается - столь непривычно наблюдать здесь мельчайшие предметы декора - вроде разноцветных стикеров на пробковой доске, висящей над столом. Книги, настольная лампа - черт, как ему не хватало этой рабочей атмосферы. С чего бы ему здесь оказываться? С чего бы Шерлоку Холмсу зваться гением, если он, глотая таблетку морфия, не знает, к чему его это приведет? Он знает. Ему нужно было сюда попасть, именно сюда. - Ты помнишь, что произошло, Холмс? - Алан начинает первый, мрачно взирая на лежащего на диване арестанта. Шерлок судорожно собирается с мыслями, его крутит, он силой отгоняет от себя обрывки образа Джеймса, будто преследующего его повсюду. Его присутствие ощущается везде, даже прямо сейчас. И он мгновенно дает ему ответ. - Я страдаю приступами дезориентации, сэр. С детства, - он, щурясь от головокружения, незамедлительно поднимается в сидячее положение. Цепляется за детали, за информацию, одновременно убедительно высказывая свое оправдание, - Возможно, это одна из причин, по которой я отбываю срок именно здесь. - Заткнись, Холмс, - Алан чертыхается, двумя шагами сокращает расстояние между ними, - Ты сидишь здесь, потому что ты представляющая опасность для людей... - ...Слэртис, заткнитесь, - начальник охраны раздраженно прерывает его, после чего обращается к Шерлоку, - Вы здесь не из-за потери сознания. Вы здесь из-за происшествия. Арестант Джонатан Адамсон мертв. На этой новости ход стратегических мыслей Шерлока внезапно обрывается, и он несколько пораженно смотрит то на начальника охраны, то на его подчиненного. Убийства? Когда? Он отключился всего на пару часов. В тюрьме не бывает несчастных случаев. Бывают только построенные, запланированные ходы. - Адамсона? - недоуменно переспрашивает Холмс, на что Алан издевательски хмыкает себе под нос, - Вы подозреваете меня в убийстве? - Мы проводим допрос. - Одна крыса донесла нам, что сегодня утром ты угрожал ему, - Алан Слэртис в очередной раз вмешивается в диалог, он выглядит разъяренным, но его слова поражают Холмса. "Сегодня утром?" Улыбающееся лицо наглого британца мгновенно всплывает в голове. Адамсон. "Он мертв?" - Кто-то отравил его паек, вы с ним слегли практически в одно и то же время. Ты отошел от обморока, его потеря сознания закончилась летальным исходом. Шерлок с трудом продолжает вслушиваться в речь начальника охраны. Его хриплый голос размывается в голове, на бледном лице детектива начинает пробиваться слабая улыбка. "Кто-то отравил его паек." "Сегодня утром ты угрожал ему." "О, Холмс. Ты хочешь так же? Я могу." Мориарти чертов собственник. Наверняка ему доставляет удовольствие вести эту игру - не появляясь у него на глазах, преследовать его по пятам повсюду, дотрагиваться до плеча, делать шаг в сторону именно в тот момент, когда Холмс оборачивается назад. Отравить еду... Так не в его стиле. В прошлый раз он заколол итальянца адреналином, возможно, даже собственноручно. От чего Холмсу нравится фантазировать о том, как Джеймс Мориарти проявляет насилие в сторону его врагов? В особенности склонных к сексуальным домогательствам. Конечно, ведь это всегда была только его специфика. Это насмешливое "Девственник" все еще звучит в голове. Да, Мориарти наверняка знал о паническом страхе Холмса, страхе интимной близости, но его это фактически не волновало. Шерлоку хочется захохотать, его переполняет больное желание радости от собственной догадки - да, Джеймс Мориарти здесь, и он заботится о нем, как принято врагам проявлять друг другу знаки внимания. Может быть, он оберегает Холмса только ради того, чтобы потом самостоятельно лишить его жизни. "Сексуально, согласись." - Тебе весело? - громко рявкает Алан, заметив смеющееся выражение лица Холмса. Не выдержав, Шерлок улыбается шире и открыто смотрит в глаза беснующемуся охраннику. - Я не убивал его, сэр. Гораздо больше поводов на это у его друзей-наркоманов. Ведь это распространенные случаи - нелепые конфликты из-за очередной дозы. Он спокоен, его бледное лицо буквально светится от необъяснимой радости. Он чувствует себя ребенком под строгим, но любящим взглядом отца. Он точно знает, где его искать. Он уже представляет на Джеймсе Мориарти эту идиотскую спецодежду охраны, и рацию в руке, и этот вызывающий взгляд. Только будучи охранником, Мориарти смог бы отравить одного из арестантов, заколоть одного из них шприцем с адреналином и передавать им наркотики через двери камер. Холмс продолжает широко улыбаться, когда Алан, получив приказ начальника, стремглав покидает кабинет, чтобы задержать нескольких британцев, по обыкновению разделяющих обеденный стол с покойным Адамсоном. - Думаю, что вы правы, Холмс, - мужчина, устало вздыхая, присаживается за рабочий стол - и это является его главной ошибкой, когда он разворачивается к арестанту спиной. Каждый, кто теряет сознание из-за "регулярных приступов дезориентации" кажется безобидным. Кажется безобидным тому, кого в следующее мгновение Холмс с силой бьет по затылку попавшейся под руку книгой. Ему нужно было остаться здесь одному, начальник охраны же отключается на столе одним глухим ударом, как по взмаху волшебной палочки. Шерлок глубоко выдыхает, победно осматривает помещение. Ему нужно было сюда попасть, лишь чтобы прекратить отбывать срок в своих иллюзиях, ему нужна отгадка, подтверждение. Задумчиво прикасаясь пальцами к своим губам, он проходится вдоль полок с документацией, внимательно изучая ее глазами. Обнаружив папку "Личные дела персонала. Корпус 3" он с самодовольной улыбкой берет ее в руки. Доходит до стола, небрежно отодвигает лежащие вещи к отключившемуся управляющему, и нагло присаживается на край. Даже со своей властью, Мориарти не мог бы просто пребывать здесь незаметно. Если это правда, если он действительно жив, то его должны были зафиксировать, скорее всего, под вымышленным именем, но лицо Джеймса Мориарти ничем не изменить. По мнению Шерлока, он обладатель весьма выдающейся внешности. И он начинает листать страницы, всматриваясь в лица этих однотипных мужчин. Они похожи друг на друга, но нисколько на того харизматичного ирландца. Первые дни Шерлок жил здесь, гонимый мечтой выбраться наружу. Может быть, составив идеальную стратегию, он был бы первым арестантом MNDC, совершившим успешный побег. Но под влиянием ли наркотиков, или же опираясь на реальные факты, он начал ощущать на своей шкуре присутствие давнего погибшего врага. Больше чем врага, больше чем идола, после смерти Мориарти, помнится, он на долгое время лишился сна. Интересно, ощущал ли Джеймс то же самое? Сможет ли Шерлок однажды объяснить сам себе, как ему удалось выжить? Удалось ли?.. Мрачное, серое ощущение недопонимания нависает над ним, когда последние страницы этой папки не дают ему того, что он хотел найти. Никаких результатов. Бессмысленные происки. Джима Мориарти нет среди персонала корпуса номер 3, а значит, его нет нигде. Сидящий на столе Холмс некоторое время бессмысленно вглядывается в черную обложку папки. Ему пора уходить, пока кто-то не решил нагрянуть с неожиданным визитом, прямо сейчас, но он чувствует себя совершенно опустошенным. К горлу подступает тошнота, возможно ли то, что, слезая с героина и страдая от вечных измывательств, он начал придумывать себе несуществующие образы? - Нет, - он отрицательно мотает головой, убеждая в этом самого себя, - Нет. Нет. Он лихорадочно повторяет "нет", когда, поставив папку на место, незамедлительно убывает из кабинета управляющего. Смотря лишь себе под ноги, выходит в коридоры свободного передвижения, и с изнурительными мыслями направляется к камерам. Нет, это невозможно. Людям свойственно ошибаться, но Шерлоку - нет. Может, он где-то опрометчив, но он не мог придумать то, чего не существует. Не бывает сказки без старого доброго злодея. Холмса мутит, все начинает расплываться перед глазами еще тогда, когда он лишь приближается к своей обители. Это отвратительное, безнадежное, одинокое место, но он хочет запереться там, запереться от всего, взять в руки книгу сказок Братьев Гримм, снова и снова перечитывать это чертово название, пока ответ на эту адскую загадку не придет ему в голову сам. Но его одиночество оказывается потревожено. Когда он, пораженный и опечаленный, появляется в собственной камере, то его встречает не безучастный валяющийся под кайфом румын, а крупный, внушительного телосложения мужчина, в котором Холмс смутно узнает одного из тех британцев, которым он заранее поставил вердикт. "Ведь это распространенные случаи - нелепые конфликты из-за очередной дозы." Алан Слэртис в ту же секунду, схватившись за рацию, понесся на задержание, так что сейчас все представители этой сомнительной компании должны были пребывать в карцере. Но этот мужчина - нет. Он молча взирает на Холмса, и молчаливо гневная аура окутывает его с головой. Ощущать такую немую неприязнь от не англоговорящих арестантов не так страшно, как когда ты точно знаешь то, что твой противник владеет твоим языком. Прямо сейчас Шерлок Холмс выступает в роли заложника, стукача, крысы, и он знает, что ему грозит. Его зрачки сужаются, глаза распахивают шире - его заполняет страх. - Ты заложил моих людей. Шерлок невольно прикасается к закрытой за ним двери, которую уже невозможно открыть изнутри. - Крысеныш. Горло единожды сжимается вместе с тем, как этот амбал, сжимая руки в кулаки, приближается ближе. У него вытянутое взбешенное лицо, и Шерлок не то, что не может ему ответить, он не хочет этого. Может быть, он хочет ощутить на себе боль. Может быть, она способна отрезвить его. Избавить от ложных надежд. И обрушившийся на него тяжелый удар по лицу мгновенно сбивает с ног. Британец бьет британца, никогда эти аристократические конфликты не проходили таким кровавым образом. Холмс сплевывает на пол кровь, не чувствуя, как горит его лицо. Губы стремительно немеют, он в предвкушении того, как тяжело будет восстановиться после продолжительных избиений. Мужчина хватает его за воротник униформы, вздергивая над полом, как щенка, Шерлок не успевает отреагировать на удушье, недостаток воздуха, как его с силой швыряют обратно на пол, заставляя затрещать позвоночник. Он хрипло откашливается, все тело идет ходуном, подводит его, внезапно его посещает мысль о том, что этому мужчине ничего не стоит лишить его жизни. Необходимо ли ему защититься? Есть ли смысл? - Снимай штаны, ублюдок, - выплевывает свой вердикт его обидчик, и Холмс слышит, как расстегивается молния на его униформе, - Я поимею тебя так, как ты этого заслуживаешь. Прекратив издавать какие-либо звуки, Холмс в панике поднимает на него взгляд. Тот собирается оголиться, он действительно собирается сделать это с ним, он хватает его за ноги, собирается развести ему колени, и Шерлок, отойдя от пребывания в прострации, с силой отталкивает его от себя, и в следующее мгновение бьет ногой по лицу. Все что угодно. Кроме этого. Он бы не позволил сделать это с собой. Он бы никогда не оправдал свою физическую близость. Майкрофт называл это асексуальностью, а Джон говорил, что это просто нелепо. Но Шерлок боится. Он просто боится. - Ах ты сука, - амбал оскаливается, злится, Шерлок не успевает в очередной раз нанести ему удар, когда его тяжелое, пахнущее потом телом прижимает его к ледяному полу, - Не смей сопротивляться. Холмс незамедлительно впадает в панику, хрипит в попытках вырваться и судорожно сжимает зубы. Ему нужна помощь, прямо сейчас. Прямо сейчас нужен тот, кто все это время незримо им покровительствовал, кто его защищал, и кого вовсе не существует. Джим Мориарти не придет к нему на помощь. - Иди к черту, - он лихорадочно повторяет это, видя его искаженное от мерзкой злобы лицо перед собой, и лишь отворачивает голову, неожиданно резко надавливает локтем в его солнечное сплетение. Джим Мориарти мертв, единственный, кто может его защитить - это он сам. Шерлок безумен, едва ли ему удается освободиться из хватки своего обидчика, он сразу начинает остервенело наносить удары по его лицу. Вот он, Шерлок Холмс, герой Британии, глотая свои слезы, избивает ее жителя. Он громко дышит, раз за разом заносит кулак и обрушивает его на лицо мужчины, он превращает его в кровавое месиво, он отыгрывается на нем, за всю причиненную боль, за все несбывшиеся мечты. Удар за то, что он навязывал себе ложные фантазии. Удар за то, что он едва ли не становился жертвой изнасилования. За то, что он слушал целыми ночами то, как в соседней камере с наслаждением имеют друг друга эти гребанные зэки. За то, что он лишился всего, что имел. За то, что его старший брат потерял свою веру в него. За то, что отныне каждый охранник этой дыры имеет больше власти, чем он сам. Под головой британца медленно растягивается лужа крови - Шерлок не замечает, как убивает его. Он не замечает, как в камеру врывается охрана, как его тело пронзает электрический ток, и его, обездвиженного, ослабевшего, мелко дрожащего в физическом шоке, тащат по коридору прочь. Он слышит безостановочные ругательства, слышит громкоговоритель, видит перед собой эти остервенелые лица. Он рыдает, но не из-за боли или обиды, а молча признавая то, что впервые совершил ошибку. Он бы хотел, чтобы сегодня был его день посетителей. Он бы хотел подняться на верхний ярус, чтобы увидеть солнечные лучи, хотел бы прийти туда без наручников, вцепиться в рубашку Джона, и надрывно кричать ему о том, что он все потерял, по своей же собственной вине. Хотел бы взяться за шприц, принять его в себя, чтобы заглушить эти отчаянные мысли, он хотел бы вновь сесть на героин, как делал это всегда. Здесь нет Джона. Здесь нет никого. Подсознательно он понимает, что прямо сейчас на него надевают смирительную рубашку, на его груди висит номерной бейджик с именем. "Ш16Х01 - Шерлок Холмс Корпус № 4, камера А9. Переведен на строгий режим." Теперь хватка охраны, которая ведет его, держа за плечи, намного крепче, чем тогда, когда у Шерлока Холмса было больше привилегий. Его уводят отсюда, из обители поющих немцев, смеющихся британцев, которым отравляют еду. Лифт опускается под землю дальше - падает вместе с его репутацией, отныне Шерлок не поднимает взгляда на висящую камеру, чтобы увидеть там чье-то ответное внимание. Его не будет. Когда двери лифта разъезжаются, в лицо внезапно ударяет ледяной воздух, и Холмса начинает трясти. Он попал в ад, в оледенелые просторы, где жмутся друг к другу те безумцы, которым развязывают руки только на время приемов пищи. И сна. Какая разница? Ему все равно, он разбит, опустошен, у него красные от слез глаза, опухшие губы, и на скуле сияет свежий болезненный синяк от заслуженного удара. Шерлок Холмс больше не Шерлок Холмс, он заключенный номер Ш16Х01, переведенный на строгий режим, к нему нет доверия, у него нет доверия ни к кому. Двери камер металлические, отныне будет действовать звукоизоляция. - Ты займешь нижний ярус. Твой сосед не уполномочен освобождать тебе руки. Ты вменяем? Холмс не слышит этих вопросов. Лишь когда его дергают, толкают, тревожат, он кивает, отвечает сухим "понял". Его заталкивают внутрь, как принято обращаться с теми, кто нарушает правила. После того, как дверь блокируется, раздается режущий уши звук защелкивающихся замков. Шерлок впервые начинает чувствовать себя действительно опасным для общества. Безумцем. Безумцем, видящим то, чего не происходит на самом деле. Потому что человек, с которым он встречается глазами - это человек, которого не существует. Джиму Мориарти никогда не шел ярко-оранжевый. Его огромные черные глаза, подобно демоническому взгляду, взирают на него с верхнего яруса под самым потолком. Он смотрит на Шерлока Холмса, стриженого и избитого заключенного, спрыгнувшего с крыши больницы Святого Бартоломея, сыгравшего в двойное самоубийство ради того, чтобы спустя много лет встретиться здесь, в этой ледяной камере, с номерными нашивками и надписями "переведен на строгий режим". Холмс обездвижен. Не в силах произнести ни слова, он замирает около двери. Этот ирландец, с безумным взглядом и встрепанными темными волосами, прямо сейчас одобрительно улыбается ему. Сердце колотится, ритмично сталкивается с грудной клеткой. Густая темнота одним мгновением обволакивает их обоих. Это десять часов вечера. Время гасить свет.