The world of darkness

      Скользя немного усталым взглядом по плотной угольно-чёрной бумаге, Элайджа мог лишь сделать медленный вдох, силясь прогнать те воспоминания, что возрождались лишь от одного взгляда на изображенную Неясыть, обладающую четкими и весьма изящными золотистыми линиями, завораживающими своим величественными видом. Тристан появился в городе так не вовремя, не дав им толком и вздохнуть свободно, установив прежний порядок, способный показать всем, кто на самом деле правит этим городом, над которым нависло таинственное проклятье. Столь же таинственное, как и та, в чью честь он назвал дело своей жизни, сейчас вернувшееся к нему чувством вины перед теми, кого он бросил во имя своей настоящей семьи, своей крови. Во всяком случае, так он считал долгие столетия назад, что были ещё не омрачены враждой, всё же постепенно затихающей и дарующей надежду в виде данной когда-то давно клятвы, по-прежнему имеющей вес.       Он почти не слышал разговоры окружающих его людей, равно как и музыку, доносящуюся из стареньких колонок совсем непопулярного бара, где виски обжигал губы и сводил зубы своей крепостью. Всё что имело значение — Неясыти, вернувшиеся в город, и та, в честь кого они были названы; та, кто сумела не затеряться памяти, среди сотен других женщин в его жизни.       Её волосы казались столь же черны, что и та ночь, когда он впервые её увидел, проснувшись от порывистого ветра, проникающего с просторного балкона. В её глазах вовсе не было страха или смущения, лишь любопытство, полыхающее во взгляде завораживающим его пламенем порочности, сочетающим в себе удивительную невинность и женственную мягкость. Её бледная кожа, казалось, мерцала в свете почти полной серебристой луны, вынуждая его крепко зажмуриться, силясь унять вспыхнувшую вдруг режущую боль в дёснах и заглушить навязчивый шёпот животного голода, призывающего его иссушить её тело, выпив дурманящую кровь до последней ценной капли. И он бы сделал это, бросился бы вперёд, ведомый хищническими инстинктами, вот только она внезапно растворилась в воздухе, подобно лёгкому дуновению летнего ветра, оставив после себя лишь едва уловимый нежный аромат, заполонивший его лёгкие.       Элайджа и впрямь оказался готов списать это лишь на прекрасную иллюзию, вот только эта девушка следовала за ним попятам, куда бы они не бежали, силясь замести следы и не попасться в руки Майклу. Каждый раз ощущал её запах, но так и не в силах был её поймать, ухватиться за исчезающий всегда так стремительно образ, отзывающийся горечью на языке и спутанными мыслями.       Что ей нужно?       Кто она?       И голод в нём с каждым днём всё возрастал, вынуждая терять контроль и с силой сжимать в ладонях обжигающую вербену, оставляющую на коже уродливые следы, но помогающую ему приструнить внутреннего монстра ненадолго. Только бы не поддаваться этому чувству, тянущему его в непроглядную тьму, с такой пугающей лёгкостью отравляя кровь в венах своим сладостным ядом. Она сводила его с ума, что-то тихонько нашёптывала, касаясь невесомо кончиками пальцев его щеки, и исчезала за мгновение до того, как он откроет глаза, чтобы успеть её схватить за тонкое запястье.       Вот только в этот раз она не ушла. Не растворилась в ночи, подобно вольному духу, и совсем не удивилась тому, когда его пальцы сомкнулись на её предплечье, а его карие глаза оказались так близко, что она смогла рассмотреть каждую крапинку, скрывавшую его истинную, влекущую её, суть.       — Здравствуй, — тихонько прошептала она, рассматривая лениво черты его давно изученного, вплоть до каждого миллиметра, лица.       И страха в её глазах по-прежнему не было, даже когда Элайджа пальцами коснулся нежной кожи её щеки, очерчивая скулу и спускаясь к пухлым бледно-розовым губам, прежде чем с силой сжать пальцы на тонкой шее. Она в ответ на это лишь улыбнулась ему одними уголками губ, что-то беззвучно прошептав и положив ладонь на его грудь, чтобы ощутить биение сердца.       — Так быстро бьётся, — прошептала она, придвинувшись чуть ближе и слегка прищурившись, совсем не в силах побороть своё любопытство, стремясь наконец понять, кто же он такой и что за кровь течёт в его жилах, скрывая того монстра, что может с лёгкостью отнять жизнь этими самыми руками, что крепко держат её, не давая сбежать.       — Кто ты? — Элайджа сильнее сжал пальцами её шею, слыша прерывистый вздох, сорвавшийся с её пухлых губ, что были будто бы созданы для поцелуя, искушая его и вынуждая мигом ослабить хватку.       Скользнув большим пальцем вновь по скуле её невинного личика, он коснулся уголка губ, делая глубокий вдох и вновь ощущая дурманящий запах, что окончательно спутал его мысли, вынуждая уродливые сеточки вен проступить у вмиг потемневших глаз. А девушка в ответ на это лишь хитро улыбнулась, одаривая порочным и крайне кровожадным взглядом, что совсем не вязался со столь невинной и чистой внешностью.       Наклонив чуть голову вбок и позволив густым чёрным локонам коснуться кончиков его пальцев, она погладила ладонью его по щеке, вмиг утихомиривая рвущегося наружу монстра, жаждущего испить её кровь, а затем подалась к Элайдже навстречу, медленно сокращая между ними ничтожное расстояние.       — Лилит, — когда между их лицами остались всего лишь жалкие миллиметры, с усмешкой прошептала она, опаляя его губы своим горячим дыханием и окончательно дурманя этим рассудок, отравляя своей тьмой, что она источала даже кончиками тонких пальцев.       Элайджа поддался этому навязчивому желанию ощутить это прикосновение, прижимая её хрупкое тело к своему и впиваясь в губы требовательным поцелуем, обронив тут же гулкий стон и прикрыв в блаженстве глаза. Её кожа оказалась такой мягкой на ощупь, а у губ был сладостный вкус ароматной тёплой крови.       Отстранившись спустя несколько секунд, он увидел лишь недоумение, проскользнувшее в её взгляде, и она сама поспешно потянулась к нему в этот раз навстречу, обхватывая ладонями его лицо и с силой покусывая губы, прежде чем ощутимо углубить поцелуй, вынудив его мгновенно вздрогнуть от приступа колкой боли, пронзившей сердце и так же стремительно исчезнувшей.       — Лилит? — прошептал Элайджа, стоило ей только прервать поцелуй и взглянуть на него ничего не понимающим взглядом, что позволил ему собрать мысли в кучу и вернуть себе трезвость рассудка. — Та, чьи поцелуи даруют смерть, а слёзы — жизнь?       — Ты должен был погибнуть, — чуть нахмурившись, произнесла она, скользнув невесомо ладонью по его щеке, шее, а затем коснулась груди, где мирно билось его сердце, тьму которого она так явственно ощущала, стараясь понять, что же за существо перед ней, раз даже губительный поцелуй не смог его уничтожить.       — Я уже мёртв.       В её глазах он редко видел удивление. Лишь в тот момент, когда она с жадностью слушала его историю, заставив рассказать всё без утайки лишь нежным прикосновением хрупких ладоней, которые он после видел обагренными в крови бесчисленное количество раз. А затем таинственная, покрытая мраком тайна, которой имя было Лилит, попросту исчезла. Не оставила после себя ничего, кроме удушающих воспоминаний, что оказались погребены за той самой алой дверью, и надежды на то, что они больше никогда не встретятся.       Элайджа вновь крепко зажмурился, откладывая одну из визиток Тристана подальше и залпом опустошая стакан с крепким виски, надеясь вновь запрятать этот образ в самые тёмные и далёкие уголки своей памяти. Лишь бы не вспоминать вкус её губ, за которым следует секундная боль, пронизывающая всё тело. Лишь бы не вспоминать, как пахнет её почти что чёрная кровь и какова она на вкус. Лишь бы не вспоминать её манящий шёпот и звонкий смех, отзывающийся эхом в ушах. Лишь бы не вспоминать о том, что один её взгляд способен свести попросту с ума и вынудить поддаться терзающему голоду, за которым обязательно последует чувство раскаяния, стоит ей только исчезнуть.       Раздавшийся за спиной тихий стук тоненьких каблучков, вынудил его отчего-то напрячься и крепче сжать пальцами гранёный стакан. За этим последовало лёгкое прикосновение женской ладони к его плечу, что ласково прошлась вдоль его напряжённой спины. И её холод можно было ощутить даже сквозь плотную ткань тёмного костюма.       Обладательница этих самых туфель наконец показалась перед ним, садясь на соседний стул и касаясь длинными пальцами угольно-чёрных волос, раскинувшихся по её обнажённым плечам.       — Здравствуй.